Страница 43 из 51
– Ну-ка, подуди.
После чего протянул телефон вперед, навстречу отливающей золотом металлической клюшке. Меха человеческих легких раздулись, и по телефонным проводам полилась меланхоличная мелодия. Даже крысы под полом притихли. Гнутая труба с пуговицами клапанов исходила звуками, стройными, как римские когорты. Время замерло в ожидании музыкальной коды.
Когда дуделка перестала дудеть, в трубке послышался сдавленный голос:
– Ты сделал мне потрясающий подарок.
Кирилл, бывший на том приеме, рассказывал, что она стояла и плакала, прижав к уху свой “Ericsson”.
Каролина свалила на пару недель, оставила Сесилии ключи от квартиры. Сесилия пригласила меня в гости на ужин. Долго не могла справиться с микроволновой. Помогла моя русская сноровка (нажимать на все кнопки без разбора, пока не заработает). Свечи, музыка, льющаяся из мощных динамиков, вино, все дела. Эта квартира, где туалет по площади превышал мою кухню, запомнилась, прежде всего, вечеринкой без штанов. Каролина прислала мне е-мэйл, где говорилось о том, что в городе достаточно одиноких женщин, и одиноких мужиков тоже хватает. Поэтому она и несколько ее сподвижниц в деле сведения одиноких сердец устраивают партейку у Каролины дома. Дамы приглашались к 17.00, кавалеры к 19.00. Когда я с парой приятелей прибыл к месту назначения, выяснились условия прохода: всем мужчинам требовалось снять штаны. По квартире расхаживали сэры в нижнем белье от «Dim», а так же сэры в трусах, чей дизайн был явно позаимствован у модельеров, обслуживавших кавалерию Красной армии. Все были изрядно под шафе, основной контингент составляли подданные иностранных держав. Редкий случай, когда можно встретить топ-менеджера западной фирмы при галстуке и голых ляжках или служащего банка в одних носках. Некоторые индивидуумы, чьи портки, видать, потеряли товарный вид, обвязались полотенцами, и стали похожими на Тарзана, болеющего водянкой. Среди гостей терлась русская девица глянцевого вида, пришедшая сюда обзавестись папиком.
Шведы предваряют вечеринку национальным напитком, запамятовал, как называется. Водка с томатным соком варится в огромной кастрюле (плюс добавление ряда специй), после чего получившееся пойло разливается по стаканам и всучивается всем гостям без исключения. Гадость редкая. Еще одно блюдо, которое я никогда так и не осилил – бананы, нашпигованные шоколадом и запеченные в духовке.
Сесилия не стала мудрить, и приготовила мясо по интернациональному рецепту – хорошенько его прожарила, положила рядом горсть риса и свежие овощи. Такое блюдо придется по вкусу и китайцу и эскимосу. Я уже научился не говорить о превосходстве некоторых изделий отечественного производства над западными аналогами, потому что лучший шоколад производят в Швеции, так же как пиво, и все остальное. В данной ситуации я готов был согласиться с этой версией. Я готов был согласиться вообще с любой информацией, проистекавшей из ее уст. Когда она говорила: «Это была наша территория!», я соглашался. Ваша. До Петруши Первого. А после Петруши стала не ваша. Окошечко. В Европу. Сквозняки из этого окошечка до сих пор по всей стране гуляют.
Хронология событий, кастрированная советскими историографами, ведет отсчет отнюдь не с Петропавловской крепости. В школе нам рассказывали о нескольких деревеньках, ассимилировавшихся со столицей. Коренной петербуржец уверен, что до того, как в здешней трясине увязли ботфорты первого русского императора с обритым подбородком, жизнь вдоль Невы была связана лишь с миром флоры и фауны. Территория Шведского переулка с прилегающим консульством, Шведским домом и шведским лютеранским приходом церкви Святой Екатерины опрокидывает устоявшееся мнение о нелюдимости питерских болот в пучину фактов. Шведский приход, один из старейших в России, ведущий отсчет времени с 1640 года, возник на территории шведского города Ниена, основанного восемью годами раньше. На другом берегу, в лоб Ниену смотрела крепость Ниеншанц (на месте утрамбованной новгородцами Ландскроны). Здесь тряслись карманы купцов, плативших пошлину шведосам за право двинуть с Востока на Запад и обратно. Ниен, в котором проживало порядка двух с половиной тысяч Сесилиных предков, был спален по приказу коменданта Ниеншанца Иогана Апполова, когда дух приближающегося фельдмаршала Шереметьева стал ощущаться особенно остро. Ниен был растащен на запчасти для Петропавловки. Его крепостные валы продолжали нагло выпирать до конца XIX века. Этой историей не принято дорожить. Река Оккервиль, названная в честь полковника Оккервиля, точнее в честь его мызы, которая стояла на ее берегу. Еще одна мыза майора Конау, где Петруша устроил свою первую питерскую резиденцию, свой Летний сад, насадив тополей, тень которых укрывала потом Крылова и Пушкина.
Сесилия рассказала, как зашла погулять в Летний сад с собачкой своей подруги, не зная о том, что этого делать нельзя. О разочарованном менте, который вынужден был ее отпустить, даже не оштрафовав («Это была наша территория!» «Спокойно, Сесилия, ваша»). О волшебной жизни персоны под грифом «дипломатическая неприкосновенность» с автомобильными номерами красного цвета. Хотя еще несколько лет назад она работала в одном из шведских баров официанткой. Упорство и любовь к русскому языку сделали свое дело. Человек, который нам всем казался представителем иной системы, на деле был в доску свой. Она адаптировалась к России, стала понимать вещи, здесь происходящие так, как понимаем их мы. Но при этом в ней сохранилась главная ценность любого адекватного иностранца – всегда можно было послушать мнение человека о российской действительности, не обремененного патриотическими догмами и «болью за родной народ». Это был взгляд со стороны, взгляд точный и безжалостный. Безжалостный, потому что честный.
Новый год приближался, подкрадывался елочным десантом, готовя засаду. Я продолжал экспедиторствовать, мозги кипели от истерик директрисы. Новый год – апогей торгового сезона, после которого наступает январский штиль с мизерной покупательской возможностью. Поэтому работники сферы купи-продай (от торговок мясом на рынке до официальных дистрибьюторов «Мерседес») стараются выжать из предновогодних недель все возможное. За год до этого в течение трех последних декабрьских дней в качестве продавца я заработал денег больше, чем за весь последующий январь. Но это психоз чистой воды.
В последнюю ночь перед отъездом Сесилии, мы с ней сидели у меня на кухне. Даже в такой момент она продолжала думать о работе, о том, кто заступает на ее место.
– Ты можешь, наконец, забыть про fucking job? – не выдержал я. Мы мало спали за последние несколько суток. Нервное напряжение росло в геометрической прогрессии. Потребовалась четверть часа, чтобы вице-консул уступил в ней место женщине.
– В Швеции очень скучно, – сетовала она, – и очень дорого.
Утром она ушла. В квартире у нее уже все было собрано. Приезжает фура, водитель сам складирует вещи по коробкам, разбирает столы и шкафчики, грузит их в машину, приезжает в Швецию, в нужную квартиру, расставляет мебель по местам. Сесилии надо было только привести получившийся интерьер в божеский вид. Вы в России доверите незнакомому водиле ключи от двух квартир, с тем, чтобы он перевез ваши шмотки из одной в другую, при этом собрав их собственноручно?
Потом несколько недель холодильник стоял у Сесилии посреди комнаты, потому что она не сказала грузчику-шоферу, куда его нужно поставить. Одной ей было его даже с места не сдвинуть.
Тридцатое декабря. Корпоративные пьянки во всех офисах. Электрички в метро перегружены туловищами с ошалевшими взглядами. Люди носятся по магазинам, каждый отсек в универмаге – дистанция, которую нужно преодолеть по-спринтерски. Подарки – бич праздника. Всеобщая паника в преддверие водочного потопа. Каждая квартира, каждая нора с канализационной системой и электропроводкой внутри становится отдельно взятым ковчегом. А впереди маячит рожденный гребенщиковской музой ангел всенародного похмелья с мокроусыми крылами.
Аристотель назвал бы происходящее в моей конторе не иначе как катарсисом. Я помогал со сборами.