От косяка до штанги

После того, как фрикции стихли, тела разлепились, я одернул ширму и зажег свет. По полу мелькнула тень Микки-Мауса.

– Ты чего, – прошелестела Маргарита, еще не отошедшая от ощущений, которые приносит процесс тесной, физической любви.

– Да так, зажигалку потерял, – ответил я, наблюдая между матрасом и стеной серую спинку. Спинка стала передвигаться к окну, я схватил ее с проворностью голкипера.

– ААА!!! Кры-ы-ы-ссссссс-ааааааа!!! – заорала Маргарита и забилась в угол.

– ААА!!! – заорал я, потому что в этот момент грызуниха прокусила мне палец. Пришлось перехватить ее другой рукой, но она прокусила палец и там. От злости я стал дубасить ее изо всех сил о стену, разбрызгивая два вида крови – человеческую и животную. Крыса сникла, как теннисист, проигравший финал.

На следующий день паника пришла в дом и дала мне абстрактную пощечину, так, что зубы застучали. Все-таки крыса, как и муха – передвижной склад заразы, что было запротоколировано песней Мамонова. Паника, паника. Звоню в поликлинику. Надо ехать в антирабический центр, единственный в городе (когда бы я еще узнал, что такой существует). Автобус № 46 – Кавалергардская улица. Тетенька врач долго рассматривает боевые раны, ахая и охая.

– Как же так, как вы себя не бережете? – говорит она, занося записи в блокнотик. – С крысами надо что-то делать.

– Надо, – соглашаюсь я, а у самого перед глазами стоят апартаменты Боткинских бараков, внутри которых мое бренное тело переваривает вирус гепатита.

– Вы ее не привезли?

– Кого?

– Крысу?

– Вы это серьезно?

– Молодой человек, – голос врачихи слегка зачерствел, как хлеб, пролежавший с неделю на кухонном столе. – У нас здесь не шутят.

– Она уже где-нибудь на городской свалке гниет. Я ее сразу же на помойку снес.

– Если бы вы привезли нам труп крысы, мы бы смогли сказать, заразила она вас чем-нибудь или нет.

Никогда не знаешь, чего ждать от жизни. Почему Министерство здравоохранения не заботится о гражданах? Почему по городу не висят таблички «Если вас укусила крыса, не выкидывайте ее ни в коем случае»?

Мне прописали шесть уколов от столбняка. Делать их полагалось в течение полугода. Все это время нельзя было пить и думать о том, чтобы пить. Замечательно.

Когда где-нибудь в баре барышня интересовалась, почему я не употребляю алкоголь в этот прекрасный вечер, я сообщал ей, что мне делают прививки. Барышня отодвигалась подальше, многозначно кивая. «Это не трипер», – хотелось добавить мне.

Раз мы заехали за персонажем по имени Никита Попов. Жека сидел за рулем, я справа. Никита, крякнулся на заднее сидение с бутылкой пива, купленной на последние деньги. Делиться с нами ее содержимым не требовалось, и он блаженно прошептал:

– Как хорошо, что один водитель, а второго крыса укусила.

Шесть положенных месяцев прошло. Я выдержал марафон трезвенника, во рту полгода не было ни капли горячительной смеси. Помню, когда наконец-то купил себе бутылку пива, открыл ее и понюхал, то испытал такие ощущения, которые, наверное, испытал бы любитель коньяка, вдыхая аромат из бутылки, поднятой со дна океана. Тантал дорвался до воды и плодов. Жить без алкоголя возможно. Новая истина.

Русского голубого кота, которого притащила из магазина секретарша, я назвал Хрюся (от слова хрен). Имя никак не гармонировало с его внешностью. Рыжего Бродского за его темперамент Ахматова наградила кличкой «полтора кота» в честь рыжего котяры, обитавшего на даче. Я было назвал Хрюсю Полтора Бродского (сокращенно Полброд). Но, во-первых, это было чем-то средним между диктатором Пол-Потом и протокольным термином полпред, а во-вторых, хотелось чтобы в имени присутствовала сосущая буква с, намекающая на «кису». Хрюся был мал и вял, и охотиться, понятное дело, мог только на кошачий корм. Павлик терпеливо ждал его взросления, потому что того требовала ситуация с острозубыми партизанами, которая ничуть не изменилась с момента вышеописанных событий.

После смерти Ксюхи, я привез домой родительского потребителя рыбы путассу Кешу, инфантильного и неповоротливого сибарита. Кеша забился под кресло, и не вылезал оттуда до наступления сумерек. Ночью я проснулся от подозрительных звуков. Включил свет. Мне предстояло выпасть в осадок. Средних размеров крыса лакала молоко в полуметре от Кеши, созерцавшего картину запредельной наглости без всякого интереса. Завидев меня, она лениво прогарцевала под раковину, махнув на прощанье хвостом, что, наверное, означало воздушный поцелуй. Кеша был возвращен родителям с позором.

Хрюся взрослел медленно. Я уже сам изловчился подкарауливать сородичей своей пальцекусательницы у водопоя и накрывать их алюминиевой кастрюлей. Одну я потом поместил в огромную картонную коробку вместе с Хрюсей, дабы окрестить его в бою, но он выскочил оттуда со стремительностью плевка, взмывающего в небо. Разозлившись, я стал всячески измываться над крысой, тыча в нее палкой от швабры, выслушивая мерзкий писк. Изловчившись, она сделал в воздухе па, которому позавидовал бы любой гимнаст, и впилась в мою руку своими резцами. В журнале «Деньги» владелец фирмы, занимающейся дератизацией, говорил о том, что давление передних зубов крысы на то, что она кусает, равно давлению поезда на рельсы. Охотно верю.

Матерился я минут десять. И даже не столько на грызуниху, сколько на себя, придурка. Я являл собой пример того самого горбатого, которому из всех лекарств лишь могила поможет.

Календарь умильно вещал о приближающемся празднике Нового года, до которого оставалось два дня, я засунул дохлую крысу в банку (опытным стал, не выкинул), плотно закрыл ее крышкой и отправился в антирабический центр. Врачиха прикипела к стулу, когда узнала, что я заслуживаю у них дисконтной карточки постоянного клиента.

– Ну как же так, – причитала она. – Надо что-то делать с крысами, так нельзя.

Мне вкатили в плечо несколько кубиков прозрачной жидкой дряни. Я достал свое сокровище в банке, надеясь отдать его в заботливые руки. И тут судьба, у которой, если верить Ювеналу, здравый смысл бывает не часто, преподнесла удар ниже пояса. Оказывается, исследования проводятся не в антирабическом центре, а где-то на окраине Ржевки, почти загородом. Более того, в преддверии праздников, там, понятное дело, никого нет, и появиться звериные прозекторы могут не раньше пятого января, а то и позже. Исследования проводятся месяц (!). То есть только спустя три раза по десять дней я смогу узнать, заразная ли тварь меня укусила, и нужно ли мне подвергаться дальнейшей процедуре иглоукалывания.

(Нотабене в один абзац.

Шесть положенных прививок делаются по следующей схеме: первые три в течение первой недели, четвертая еще через неделю, пятая и шестая раз в два месяца. Таким образом, за месяц я получаю атомную дозу антирабического дерьма, которое пытается выработывает в организме иммунитет против столбняка. Учитывая, что не витамины мне кололи, то можно представить, какой ослабляющий для здоровья эффект несет данная вакцина, о чем мне было сказано позже, когда я задинамил прививки. А задинамил – начинай по новой весь курс лечения).

За два дня до укуса в клубе «Молоко» у моей новой группы случился первый концерт. Аншлага не наблюдалось, но народец все-таки привалил, что не так уж плохо для первого раза. Тогдашняя моя пассия так же присутствовала. После концерта мы ретировались ко мне домой, где произошли все те процессы, которые должны были произойти в данной ситуации. Спустя два дня Павлика цапнула крыса, о чем Павлик решил никому не рассказывать, потому что сложно объяснить непосвященному человеку, что ты теперь не сбежавший из лепрозория прокаженный, что с тобой все в порядке. За исключением наличествующей в теле вакцины. Еще спустя два дня, под Новый год пассия усвистала загород с другим хреном, чем доставила мне немало радости. Нервяк усилился до такой степени, что я, не выдержав, позвонил ее матери и напросился в гости на исповедь. Меня внимательно выслушали, и «успокоили» тем, что подобные выкрутасы дочери не новость.