Страница 1 из 1
Либрусек
Я помню тот Ванинский порт…
Виктор Елманов
Первая трагедия, которую пережила Россия – это сталинский режим. Огромная, некогда процветавшая страна, была после переворота 1917 года превращена, как определил ее Солженицын, в архипелаг ГУЛАГ. То есть в огромный лагерь. Страх был самой надежной силой, которая удерживала эту тоталитарную систему.
Я не ошибусь, если скажу, что почти каждая семья в России пострадала от сталинского режима. Не обошла эта трагедия и нашу семью. Когда мне было три месяца арестовали и отправили в лагерь моего отца. Это был 1949 год. Отца арестовали за фразу: «Четыре года как кончилась война, а мы не можем до сих пор вдоволь наесться хлеба». Отец пропал в лагерях бесследно.
Может, «Я помню тот Ванинский порт…» – это попытка поспорить с Екклесиастом, с его словами, что «нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после». Я думаю, что если человечество позволит себе забыть, что такое тоталитаризм, он тут же, как птица Феникс, возродится из пепла.
Зима. Толстые корабельные цепи припорошены снегом. На бок накренившийся катер. Панорама зимней стоянки судов, вмерзших в лед.
Вдоль высокого ржавого борта баржи идет автор фильма.
Звучит песня:
Я помню тот Ванинский порт
И вид пароходов угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы…
Голос за кадром:
– Для нашего поколения конца сороковых строчки этой песни были очень хорошо знакомы…
Звучит песня:
На море спускался туман,
Ревела стихия морская,
Вставал на пути Магадан —
Столица колымского края…
Голос за кадром:
– Многие в те времена думали, что эта песня о так называемых блатных. Магадан тогда был символом уголовников…
Звучит песня:
Не песня, а жалобный крик
Из каждой груди вырывался.
«Прощай навсегда, материк!» —
Хрипел пароход, надрывался…
Голос за кадром:
– В то время еще мало кто знал, что песня «Ванинский порт» совсем о других заключенных. О тех, кого потом назовут репрессированные. Ванинский порт стал именем нарицательным. Любой пересыльный пункт для репрессированных, куда свозили их, чтобы отправить потом в лагеря, можно было назвать Ванинским портом.
Звучит песня:
Пятьсот километров тайга,
Живут там лишь дикие звери,
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Я знаю, меня ты не ждешь,
И писем моих не читаешь,
Встречать ты меня не придешь,
А если придешь – не узнаешь.
Голос за кадром:
– Лагеря были везде. Кто-то попадал в Магадан, кто-то в голые степи Казахстана, а кто-то… да, да и на Костромской земле были лагеря. Назывались они Унжлаг.
Летний солнечный день, заливные луга, река Унжа, за ней – бескрайние леса.
Голос за кадром:
– Отсюда, от стен Макарьевского монастыря, открывается чудесный вид на Унжу, на леса, уходящие куда-то в бесконечность. Трудно представить, что эту красоту…
Скрученный, изуродованный наростами ствол сосны.
Голос за кадром:
– …когда-то разъедали метастазы раковой опухоли архипелага ГУЛАГ. Что эти леса стали проклятой землей для сотен тысяч погибших здесь людей.
Книга А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Книга А. Мирека «Записки заключенного».
Голос за кадром: – Унжлаг. Впервые я узнал о нем из книг Александра Солженицына. Подробности – от Альфреда Мирека.
Павел Алексеев, учитель истории средней школы №23 города Костромы.
Голос за кадром:
– Павел Алексеев не раз побывал в тех местах, где располагались костромские лагеря Унжлага.
Павел Алексеев:
– В десятом классе у нас есть тема о культличности Сталина. Появилась мысль свозить ребят в экспедицию по местам расположения бывших сталинских лагерей. Посмотрели литературу, встретились с нашим известным краеведом Григоровым А. А., он нам в общем-то дал такую документальную справку о том, что на территории Макарьевкого района в начале 30-х годов был основан Унженский лагерь. Этот лагерь в конце 30-х годов стал наполняться не только уголовными элементами, но и политическими, среди которых было много представителей и партийного, и государственного, и чиновничьего аппарата, военных, просто интеллигенции много… Если посмотреть на всю информацию, которая есть у нас про Унжлаг, то мы можем себе представить такую картину, что Унжлаг протянулся со станции Сухобезводная, которая находится на железнодорожной ветке от станции Горького до Кирова и на север эта железная дорога тянулась. Постепенно вырубались леса, строились лагеря. В конце 30-х годов Унжлаг пересек границу сегодняшнего нашего Макарьевского района, потому что в 30-ые годы Макарьевский район отходил к Горьковской области и поэтому это была тогда одна территориальная единица…
Начерченная от руки схема Унжлага с названиями некоторых лагерных пунктов.
Голос за кадром:
– Точной цифры, сколько было почти на стокилометровой ветке Унжлага лагерных пунктов, пока нет. Есть лишь некоторые названия. Их приводит в своей книге Альфред Мирек: «Седьмой лагпункт – санитарный (для больных, инвалидов, сильно ослабших). Двенадцатый лагпункт назывался „сельхоз“, здесь делали хозяйственный инвентарь для других лагерей. Одиннадцатый лагпункт окрестили „человеческая свалка“. Для самых слабых и истощенных, кто был на грани смерти».
В обычных лагерях узники, которые занимались заготовками леса, вставали в 5 часов утра, работали по 10 часов. Минимальная норма на заключенного – 4 кубометра леса. За перевыполнение давали добавочную пайку хлеба и кашу.
Разрешалось писать и получать письма. Пол листа бумаги стоил 150 граммов хлеба.
Владимир Смирнов.
Голос за кадром:
– Из рассказа Владимира Смирнова о своем репрессированном отце, который просидел в лагере четыре года.
Автор фильма:
– А письма он присылал оттуда?
Владимир Смирнов:
– Присылал… 3 или 4 письма за все время. Ну, он приехал, все рассказал мне.
Автор фильма:
– В то время, какие письма были, с маркой? Помните?
Владимир Смирнов:
– Нет, без марки. Треугольное. Как солдатское письмо шло. Вот это я помню.
Голос за кадром:
– Отца Владимира Смирнова арестовали 20 июля 1950 года. Жили они тогда на улице Островского. Попал отец не в Унжлаг, а в новые лагеря поселка Междуречье Красноярского края. Вероятно, так же начинался и Унжлаг, когда сюда привезли первых заключенных.
Владимир Смирнов:
– Спали они там, палатка была общая. Посредине была бочка топилась. А палатка была длинная, 200 человек жило. Кто, говорит, к бочке был, там потеплей, а кто крайний, там замерзали люди прямо живые. Утром встанем, замерз, все. Спали – были нары сделаны из бревен, неотесанные ничего, прямо накатанные такие. А в голову клали они обрубок дерева заместо подушки. А прижимались друг к другу настолько плотно спать, что не могли повернуться, только по команде поворачивались на другой бок.
Голос за кадром:
– Заключенных в Унжлаг привозили по железной дороге.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.