Страница 27 из 233
- Всё? - поднял он глаза на Харчева.
- Всё.
- Больше ничего? Других фактов вины его нет?
- Других мы просто не знаем.
- Значит, и ссылаться на них не будем...
- Почему это? А если я уверен! Если сердце мне подсказывает!
- Сердце, друг, может порой и подвести...
- И Шабета говорит: птица подозрительная...
- Извини, но Шабета не дал ни одного доказательства, что Дятел бандит.
Есть только факт, который показывает, что его принудили проводить бандитов.
- Одного этого факта, если на то пошло, достаточно.
- А я думаю - мало. - Апейка заметил, как Харчев резко, с упрямым
выражением лица провел рукой по ремню, одергивая гимнастерку. Начальник
милиции был не согласен.
Апейка мягко постарался разъяснить: - Мало - не потому, что факт один,
а потому, что он... недостаточен для твоих выводов...
- Как это - недостаточен?
- Он, повторяю, не говорит, что Дятел - бандит. Или даже - их
пособник...
- Но ведь пособлял же! Сам признался!
- Проводил под обрезами! Один раз!
- Узнай поди! - Харчев заходил по комнате. - Один или не один раз. Под
обрезами или не под обрезами. Все они, когда попадутся, под обрезами
помогали! Все честные, ангелы! А - маслаковцы орудуют! Кто только их
кормит да наводит! - Он стал перед Апейкой, дружески, но твердо взял его
за руку. - Я считаю: если хотим прикончить Маслака, нечего миндальничать.
Помог маслакам? Помог. Значит, тоже участник! Ну и посиди, попарься!
Одного посадишь - другой бояться будет!
- Бояться будут, - согласился хАпейка.
Он, близко заглянув в глаза Харчева, вздохнул:
- Но что мы за советская власть, если нас свои бояться должны?
- Ничего, беды большой в этом нет. Зато порядок будет, дисциплина!..
Каждый знать будет, что спуску никому не дадим! Что бы ни сделал - по всей
строгости! Как в революцию! .. А то ведь до чего дошло, - Харчев
загорячился, - всюду тишина, порядок, детей бандитами перестали пугать! А
в нашей волости, совсем под боком, - лазят, обрезы наставляют, грозят! Мы
же сидим, как телепухи! Сделать ничего не умеем. Миндальничаем!
- Миндальничать с поганью, конечно, не следует!.. Но, Змитро, пойми -
не можем мы держать в тюрьме человека без достаточной вины!
- Без вины? Мы с тобой - как в сказке про белого бычка. Я одно говорю,
а ты свое гнешь! - Харчев снова бросился в контрнаступление: - Ты что,
знаешь его, что так уверен в нем? Ты вот упрекаешь меня, что фактов мало,
а у тебя они есть?
Апейка ответил не сразу, хотел, чтобы Харчев успокоился.
- Много не много, а есть. Есть поручительство человека, который его
хорошо знает и которому я верю. - Он опередил возражение начальника
милиции: - Если хочешь, скажу, чтоб он завтра зашел к тебе. Поговори - наш
человек, надежный... - Апейка вдруг попросил: - Знаешь, а теперь прикажи
привести твоего преступника. Давай посмотрим, вместе порасспросим его?
Харчев неохотно согласился, вышел в коридор, позвал дежурного.
Вернувшись, он сел за стол, деловито-озабоченный, строгий, будто заранее
готовый к разговору с арестованным.
Сцепив пальцы крепких красных рук с набухшими венами, он вытянул их
перед собой на столе. Апейка, сидевщий сбоку за столом, пододвинул к себе
газету, достал карандаш, торчавший из нагрудного кармана, стал выводить
завитушки подписей.
Войдя, Василь прищурил глаза от яркого света, мельком, без всякого
любопытства, взглянул на Апейку и исподлобья уставился на Харчева. Он
глядел с таким выражением, которое, казалось Апейке, будто говорило:
"Знаю, зачем позвали, - Ч) чем спрашивать будете, - добра не жду".
Харчев расцепил руки, шевельнулся.
- Ты что же это, друг, не признаешься? - четко, выделяя каждое слово,
спросил он. - Не признаешься, что помогал Маслаку?
Василь отвел взгляд в сторону, переступил с ноги на ногу.
- Не помогал я...
- Как же не помогал?
Василь промолчал. Апейка прочел на его лице, замкнутом, настороженном:
"Так я и знал, этого и ждал..." Воспользовавшись минутной тишиной,
председатель волисполкома заговорил сам, спросив о таком, что, казалось,
не имело никакого касательства к беседе:
- Какой надел у тебя?
Василь равнодушно ответил.
- Земля хорошая?
- Какая земля... У нас, в Куренях, земля...
- Есть и хорошая!
- Есть. Да не для нас...
- Для кого же? - шевельнулся Харчев.
Василь не ответил.
- Почему ж ты против землеустройства?
- Я против? - явно не согласился Василь.
- А как же? Разве не ты навел маслаковцев, чтоб они сорвали передел? -
вмешался Харчев.
Василь не нашелся что сказать. Апейка заметил, как парень снова
безнадежно ссутулился: что скажешь людям, которые только твердят: "водил,
помогал", понять не хотят ничего?
- Я знаю, ты - не бандит, - сказал вдруг Апейка.
Василь ожил, но тут же спохватился, сдержался, бросил настороженный
взгляд.
- Ты - не бандит! - повторил Апейка более твердо. - Ты просто - трус!
Апейка сказал это недобро, с осуждением, но Василя ни его слова, ни тон
не обидели. Он смотрел на Апейку уже не настороженно, но с надеждой,
правда недоверчивой.
Апейка неожиданно стал злиться.
- Черт вас побери! - Даже злясь, он говорил ровно, тихо. - Для вас, для
вашего счастья, стараются, гибнут люди.
А вы, вы - за себя постоять не умеете!.. Ты - не бандит, ты - крот,
который копается в своей норе. И только одну свою шкуру бережет! А там -
хоть трава не расти! Пусть другие принесут тебе счастье на блюдечке!.. Ты,
конечно, не откажешься земли хорошей взять! - Василь при этих словах
кивнул головой: кто от такого откажется? - Конечно, ты не против
землеустройства! И сам же помог сорвать его!
Апейка заметил, что парень хотел что-то возразить ему, но сдержался,
побоялся, видно, рассердить его. "Эх, разговорился, судья! - подумал о
себе председатель. - А он стоит - хоть бы что, об одном думает: отпустят
или нет? .."
- Я - всё, я поговорил, - сказал он начальнику милиции.
Когда дежурный, вызванный Харчевым, указал парню на дверь, Василь
неожиданно поклонился...
5
Апейка не ошибся: Василь, слушая его, действительно думал об одном:
отпустят или не отпустят? В нем, как никогда в последние дни,
зашевелилась, затрепетала надежда: "Может, отпустят?" Всю ночь он
вспоминал, слово за словом мысленно перебирал разговор в кабинете Харчева,
будто заново переживал всё. Гадая о своей судьбе, он чувствовал, что
держался не так, как следовало, - молчал, не оправдывал:
ся, - и теперь ругал себя за молчаливость: такой удобный момент
упустил, недотёпа! Хорошо хоть, что поклонился:
уважение, конечно, нравится начальству.
Сдержал все-таки Хвощик свое обещание, пошел к волостному начальнику.
Значит, не врал, что с самим Апейкой знаком - как свой с ним. Смотри, куда
сиганул! И что в комсомольцы записался, тоже, видно, правда чистая...
Благодаря мысленно товарища, невольно позавидовал: "Выскочил Хвощик,
хитер!.. Все Хвощи хитрые!" Позавидовал не со злостью, не с возмущением, а
от души: хитрость - она как деньги, как удача, счастье...
Мысли от Костика незаметно перебежали к Апеике. Василь вспомнил щуплую
фигуру председателя: совсем невидный, а столько власти в руках держит,
начальник над всей волостью! И что особенно поражало, - имея большую
власть, так прост и обходителен!
Как только он подумал об Апеике, снова ожило беспокойное, желанное:
"Может, отпустят?.. Сказал же он: "Ты - не бандит!.. Не бандит, знаю", -