Страница 11 из 233
- Там... хата его.
- Не брешешь? Гляди, если сбрехал!..
- Его... - Василь попросил: - А теперь - отпустите!..
- Успеешь! - резко ответил хрипатый. - Дома подождут...
Оставив одного из своих с Василем, хрипатый, лязгнув затвором,
направился с остальными на пригуменье Грибка,
4
Первой на стук в окно в Грибковой хате проснулась жена. Она минуту
слушала, не понимая еще, что стучат к ним, - слушала и лежала.
- Ахрем, встань... - наконец потрясла она мужа за плечо.
Грибок, сопя, неохотно поднялся, сладко зевнул вслух, почесался. В хате
было темно и душно. Шаркая непослушными босыми ногами по прохладному
глиняному полу, он поплелся к низкому окошку. Спросонок стукнулся об угол
косяка, выругался. Прижавшись лицом к стеклу, внимательно всматривался в
фигуру за окном, но она тускло расплывалась во мраке.
- Кто там?
- Свой. Из волости.
- Кто такой?
- По земельному делу я...
- По земельному... Мало вам дня!..
Грибок сопел, думалось трудно. А голос за окном объяснял:
- Беда случилась. Запоздать пришлось... Конь ногу вывихнул. К
ветеринару ездили...
- Неспокойно у нас...
- Так я же свой...
- Из волости?
- Из волости. Уполномоченный...
Жена упрекнула:
- Влез в эту беду... Ночью покою нету...
- Конь, говорит, ногу попортил...
Грибок в темноте нащупал кружку, зачерпнул воды. Чтото очень томила
жажда, он выпил две кружки, в тишине было слышно, как булькала в его горле
вода: ковть, ковть.
Сквозь сон что-то пробормотал ребенок, он прислушался, но ничего не
понял и, звякнув щеколдой, вышел в сени.
Едва только Грибок привычно отодвинул засов и, серый, в домотканом
нижнем белье, появился в раскрытых дверях, как человек, ждавший на
крыльце, рванул его за воротник.
- Пикни только, сволочь!
Он почувствовал, как в грудь уперлось что-то твердое, холодное. Ничего
не понимая, растерявшись от неожиданности, он выдавил.
- Б-братко... ш-што ты? ..
- Мы тебе не браты, иуда!
Так же тихо, зловеще хрипатый прошипел:
- Пошли!
Грибок, окаменев от страха, покорно поплелся в сторону хлева.
- Постой тут, постереги, чтобы из хаты... - донеслись до него слова
кого-то из бандитов.
"Маслаки!" - молнией вспыхнула мысль в тяжелой, будто налитой водой,
голове. Мысль эта отозвалась в сердце смертельной тоской: "Конец!" Доведут
до хлева, поставят, и - конец. Как и не было его, Ахрема. Им погубить
человека - что плюнуть. Не одного уж комитетчика уложили... Слышал ведь об
этом Ахрем, знал, что не доведет до добра комитет, но нет, не удержался.
Черт его понес...
Да разве ж он сам набивался! Выбрали - выбрали на его голову!..
- Стой, - приказал хрипатый.
Он остановился.
- Кайся!
У Ахрема слова застряли в горле.
- Не хочешь?
- Б-братки, - еле выговорил наконец Грибок, - п-пожалейте!.. Н-не... не
в-виноват я... Я не с-сам в комитет, н-не по охоте...
- Чего с ним цацкаться?! - нетерпеливо отозвался тот, что стоял чуть
поодаль. - Рассветет скоро... Кокнуть - и все!
- Не в-виноват я... б-братки!:.
Бандит поднял обрез, лязгнул затвором, пощупал пальцем, есть ли патрон.
- Деток, если не меня... пожалейте!
Бандиты были неумолимы.
- Самому надо было жалеть!
- За что ж меня?.. Наговорили, видно... Не верьте...
- Не виноват, говоришь? А передела земли кто захотел?
- Не я. Собрание решило...
- Собрание. Оправдываешься, сволочь?!
- Собрание. Обчество...
- Вот как дам по башке! Будет обчество! Слушай! Передел атаман Маслак
отменяет!.. Запомни, если хочешь деток видеть. Ясно?
- Ясно... Только разве собрание...
- Если будет передел, заказывай гроб! - повысил голос бандит. - Загодя
ложись!
- Братки, да разве ж я один...
- И другим передай! Пусть тоже, если жить охота, закажут! Передашь?
- Скажу...
- На этот раз - всё. Иди!
Грибок несмело, будто не веря, что все это кончилось, бочком,
оглядываясь на хрипатого, ступил несколько шагов. Сейчас крикнет, воротит
обратно - в страхе ждал Ахрем. Но хрипатый крикнул другое:
- До утра чтоб не рыпался!
Грибок, обрадованно кивнув, пошел быстрее. Он еще раз тревожно
оглянулся, когда бандит свистнул, но свистели не ему. Хрипатый, видно,
звал другого, стерегшего хату, - тот сразу пошел на свист.
Грибок осторожно прижался к плетню, уступил дорогу.
Только скрывшись за дверью в сенях и звякнув засовом, он почувствовал
себя свободнее. Но покоя не было и тут, жена дремала, будто ничего и не
случилось. Ложась рядом, едва сдерживая дрожь, он с упреком толкнул ее:
- Спишь!..
- А?.. Што?.. Што тебе?..
Грибок, переполненный только что пережитым, не ответил.
- Направил куда их? - зевнула жена.
- Направил! Тут чуть самого не направили... На тот свет!..
- Што ты плетешь?
- То, что слышишь!. Пропади ты пропадом, такая жизнь!
- Чего же он? .. Уполномоченный этот?
- Уполномоченный! Такой он уполномоченный, как я... Чтоб их земля не
носила!
- Кто ж это?
- Маслаки!
- А!.. - жена испуганно вскрикнула.
Закрыв дверь, Ганна минуту постояла в сенях, прислушиваясь к тому, что
происходит между бандитами и Василем.
Но разговора их она не могла разобрать. Попробовала подсмотреть в щель
возле двери - ничего не увидела.
Она вбежала в хату, глянула в окно. В темноте с трудом разобрала -
Василя пустили вперед, а сами хищными тенями понуро потянулись вслед.
Пошли не на улицу, а куда-то в сторону гумен.
Боже мой, что они хотят с ним сделать! Она тут же упрекнула себя: как
она могла послушаться бандитов, отойти, оставить его одного!
Ганна бросилась к порогу, но остановилась. В теплой тишине слышалось
легкое дыхание Хведьки, посапывание утомленного отца. Ганна склонилась над
кроватью:
- Тато... Тато...
Мачеха недовольно повернулась:
- Чего тебе!
- Бандиты! Маслак!
Отец сразу проснулся.
- Василя за гумна повели!..
- А, боже! - испуганно перекрестилась мачеха.
Ганна хотела сказать про дядьку Ахрема, но сдержалась:
мачеха не любит его.
Пока отец стоял возле окна, всматриваясь в фигуру, прятавшуюся совсем
близко за изгородью, Ганна в отчаянии думала, что делать, чем помочь ему,
любимому Васильку.
В тревоге о Василе она почти не думала о дядьке.
- Их тут не много. Всего человек пять... - С винтовками? - спросил отец.
- С обрезами... - Ганну томила его медлительность, его молчаливое
раздумье. - Людей надо оповестить! - нетерпеливо сказала она.
Отец снова поглядел в окно, за которым темнело поле.
- Как?
- Я сюда, этим окном, - на огород... На улицу...
- Одурела! - ужаснулась мачеха. - Да он тебя из обреза в момент!..
- Он не заметит.
- Погубить захотела всех! Если своей головы не жалко, то подумала бы
хоть об отцовой! О Хведьке подумала б!
- А вы б о Василе подумали! - в голосе Ганны послышались слезы.
- Ничего с ним не случится, с Василем твоим!
Ганна сделала шаг к окну, но мачеха опередила ее, раскинула руки.
- Не пущу!.. Тимох! - крикнула она. - Ты чего стоишь как пень! Не
видишь!
- Не надо! - мягко сказал Ганне отец. - Ничего ему не сделают.
- Не сделают!..
Ганна, давясь слезами обиды и отчаяния, отошла от мачехи, опустилась на
лавку. Тревога за Василя, за дядьку Ахрема, однако, скоро высушила ее
слезы. Она чутко вслушивалась в тишину села, улавливала дружный лай собак
со стороны пригуменья и с давящим беспокойством, со страхом ждала, что