Страница 65 из 71
лось почти ужасом, когда она увидела нас: мы были
в грязи, в песке, и с нашей одежды на пол текли тонкие
струйки воды.
224
— Где вы были? Что с вами случилось? — в сильней
шем волнении воскликнула Леночка.
— Пожалуйста, ни слова старшим! — угрожающе про
говорил Михаил.
И когда Леночка поклялась честным словом, что она
будет нема, как могила, мы рассказали ей о нашей аван
тюре. После того в доме поднялась таинственная возня.
Леночка бегала к нам и от нас, таскала нам халаты и
сухое белье, кормила нас ужином и поила крепким чаем.
У Леночки было твердое убеждение, что крепкий чай есть
лучшее средство для предохранения от болезней.
Когда я уходил домой, Михаил с горестным видом про
стонал:
— Ну, а как же Иловайский?.. Чувствую, что завтра
провалюсь.
Но я был опьянен экзаменационными успехами и пото
му легкомысленно отмахнулся:
— Пустяки!.. Экзамены?.. Чепуха! Кривая вывезет!
На этот раз я оказался прав. На следующий день и я и
Маркович, несмотря на полное отсутствие подготовки, пре
красно сдали испытание по истории.
Остальные экзамены тоже прошли вполне благополучно.
Я больше всего боялся греческого языка. И действительно,
попавшийся мне по билету перевод отрывка из Софокла
представил для меня довольно серьезные лингвистические
трудности. Тогда я прибег к испытанному средству: в тече
ние двадцати минут, дававшихся каждому экзаменующему
ся на подготовку, я изложил в пятистопном ямбе пример
ное содержание отрывка (настолько-то я понимал текст) и
в результате получил пятерку плюс похвалы по адресу
моего «поэтического таланта».
И вот настал-таки этот незабываемый день: 1 июня
1901 года я окончил гимназию!
А еще через два дня были объявлены окончательные ре
зультаты испытаний. Все 22 ученика восьмого класса вы
держали выпускные экзамены. Мне же и Усову были
присуждены еще золотые медали. И не только медали!
Сверх того, нам обоим дали по экземпляру «Путешествия
на Восток» Николая II в бытность его наследником пре
стола — три огромных роскошно изданных тома с подха
лимским текстом и великолепными иллюстрациями. Этот
подарок был так тяжел, что, возвращаясь с гимназиче
ского акта домой, я должен был нанять извозчика.
225
В последний раз я обошел классы и здание гимназии.
Сколько в этих мрачных, неуютных стенах было пережито,
передумано, перечувствовано! Сколько зародилось новых
мыслей, трепетных надежд, горячих мечтаний!.. Мне сдела
лось грустно. В памяти невольно встали заключительные
слова из «Шильонского узника» Байрона:
Когда
На волю он перешагнул,
Он о тюрьме своей вздохнул.
Впрочем, это был лишь момент. На следующее утро все
окончившие собрались на главном мосту через Омь для
совершения традиционного в то время гимназического об
ряда: по данному сигналу все бывшие восьмиклассники со
рвали с своих фуражек серебряные гимназические гербы и
с громкими восклицаниями бросили их с моста в воду. Го
родские обыватели, сбежавшиеся на это редкостное зре
лище, хихикали и делали одобрительные замечания.
Дня через два после того ко мне зашел Маркович и
сказал:
— У меня, Иван, есть предложение: с нашей заимки в
город пригнали лодку... Соберем компанию и поплывем на
заимку по реке.
— Великолепно! — с энтузиазмом поддержал я Ми
хаила.
В тот же вечер молодая, веселая компания — Маркови
чи, их кузен Колчановский, я, Сорокин, Мариновский и
другие — всего человек десять — отплыли на большой, тя
жело нагруженной лодке из Омска. Ехать надо было свыше
ста верст, вниз по течению, и мы взяли с собой не только
надлежащее количество провизии, но также пальто, одеяла
и подушки для ночлега.
Это была совершенно изумительная поездка. До сих
пор она живет в моей памяти как одно из самых ярких
впечатлений моей юности. Да и неудивительно.
Все мы были на заре нашей жизни. Все мы только что
окончили гимназию и чувствовали себя, как птицы, выле
тевшие из клетки на волю. Все мы были очень молоды и
наивны, и будущее нам рисовалось в самых радужных
очертаниях. Оно казалось нам широкой, прекрасной аллеей,
по которой мы отныне спокойно и уверенно пойдем к ожи-
226
дающим нас успехам и победам. Все мы были полны на
строения свободы, радости, трепетного ожидания чего-то
интересного и замечательного, что должно случиться с
каждым из нас. Мы словно ходили на цыпочках, жадно
вглядываясь в туманящиеся очертания будущего.
А тут еще эта широкая, могучая река, вся горящая
в лучах заходящего солнца, эти тихо плывущие мимо нас
бескрайные степи, изредка пересеченные темными пятнами
далеких лесов, это залитое огнем высокое небо, в котором
уж начинают мерцать серебряные звезды, этот здоровый,
бодрящий, слегка пьянящий воздух, напоенный речной вла
гой и соками сибирской земли. Положительно, мы чувство
вали себя, как счастливые полубоги!..
Михаил, задумчиво сидевший на корме с рулевым вес
лом, посмотрел на меня и сказал:
— Подекламируй стихи!.. Так хорошо, что простым
языком как-то неловко разговаривать.
— Да, да, — подхватили остальные,—почитай что-ни
будь хорошее... Такое, чтоб за душу брало.
Я и сам был в поэтическом настроении. Поэтому л без
всяких отговорок согласился.
— Что бы вам такое продекламировать? — спросил я.
больше мысля вслух, чем действительно желая получить
ответ.
— Продекламируй что-нибудь свое, — подсказал Кол¬
чановский.
— Свое? —несколько нерешительно переспросил я.
Я не ломался. Мне просто казалось, что мои стихи бу
дут слишком слабы и грубы пред лицом этой чудной ве
черней природы. Но вся компания стала дружно настаи
вать именно на моем произведении, и я невольно сдался.
Я решил продекламировать песню, которую написал всего
лишь два дня назад, и слегка вздрагивающим от волнения
голосом я начал:
К далекому солнцу! В открытое море
Пусть пенятся волны кругом!
Мы песню свободы споем на просторе,
Работников песню споем!
Мы подняли знамя и выплыли смело
Из мрака нужды и обид.
Туда, где над бездной заря заалела.
Наш путь бесприютный лежит!
15*
227
Вот парус надулся, и берег проклятый
В синеющей дымке исчез, —
Теперь перед нами лишь бури раскаты,
Да волны, да тучи небес.
К далекому солнцу! Клянитесь, о братья,
Наш путь до конца совершить!
Клянитесь страданья, борьбу, и проклятья,
И голод, и холод сносить!
Клянитесь бороться с грозой непогоды,
С туманом в полуночный час!
Клянитесь, о братья. Мы — дети свободы!
Мы — воины страждущих масс!
Чу! гром прокатился... Запенилось море...
Ускорили тучи полет...
Завыл ураган в необъятном просторе...
То буря, то буря идет!
Смыкайтесь же, братья! Во мгле непогодной
Смелей ударяйте веслом.
Мы подняли знамя и с песней свободной
К далекому солнцу плывем!
Должно быть, потому, что эта песня, говорившая о
лодке, о свободе, о солнце, была слишком созвучна нашим
настроениям и нашей обстановке, моя декламация имела
большой успех. Мариновский, отличавшийся артистически
ми способностями, решил сразу же положить ее на музы