Страница 4 из 5
— Он ребенок, — с трудом произнесла Хлоя. — Сейчас важно именно это.
— Я знаю, — сказал Саид. — Но он никогда не будет таким же, как другие дети. Он призван править; это часть его сущности. Он рожден для этого. Всем нам приходится нести в жизни свою ношу, — продолжил он. — У каждого есть предназначение. У него — такое.
— Но… но… — Отчаяние сжало Хлою в своих когтях. Она глубоко вздохнула и попыталась найти в памяти информацию, которую смогла бы использовать. — Я понимаю, что он наследник, но сейчас он — ребенок. Если вы его заберете у меня, у человека, который о нем заботится, это причинит ему вред. О нем будут заботиться наемные слуги?
Саид пожал широкими плечами:
— Конечно.
Он сам не собирался в этом участвовать, не лично. Хотя он готов умереть за племянника, но не готов менять ему подгузники.
— Я не специалист в развитии детей и в биологии в целом, но знаю — было много исследований ранних месяцев жизни, и все показали, что они крайне важны для эмоционального благополучия человека. Если не уделить ему сейчас должное внимание, в будущем он может не суметь образовывать привязанность к другим людям.
Саид смерил ее непроницаемым взглядом:
— В это я могу поверить.
— Вы же не хотите такого для правителя?
— Разумеется, нет, — резко сказал он.
— Я… я о нем заботилась… — У Хлои сжималось горло. — Кормила грудью. Что, по-вашему, с ним будет, если его со мной разлучить? Я его единственный источник стабильности.
— А что, по-вашему, делает с его душой то, как он сейчас плачет? — жестко спросил Саид.
Хлоя протиснулась мимо него, подошла к колыбельке, наклонилась и бережно взяла ребенка на руки. Она до сих пор нервничала каждый раз, боясь, что неправильно поддерживает его головку.
Саид смотрел, как Хлоя прижимает ребенка к себе, надежно, но нежно обвивая его руками. Ее синие глаза были широко раскрыты, губы сжаты в твердую линию, выдавая страх и сосредоточенность.
От этого зрелища у него в груди появилась тяжесть, из-за которой стало трудно дышать. Дискомфорт Хлои был очевиден, как и то, что она не хотела этим заниматься, или, по крайней мере, что ей это не нравилось. Однако она чувствовала необходимость биться за свое место в жизни Адена. Заботилась о нем, защищала с самого рождения.
Саид понимал, что такое верность и честь; потребность защищать других ценой собственных благ. Все это он увидел на лице Хлои.
— Шесть месяцев, — сказал он.
Хлоя настороженно взглянула на него:
— Что — шесть месяцев?
— Вы можете поехать в Аттар, во дворец, на шесть месяцев и служить в качестве его няни, чтобы поддерживать историю о его рождении в глазах общественности. Это разумно. Логично будет предположить, что мы нашли женщину для выкармливания младенца, который потерял мать.
— Я… о… я…
— Я сообщу прессе, что Аден родился прямо перед смертью Тамары и что мы не хотели ничего анонсировать, пока не убедились, что он совершенно здоров.
Саид чувствовал себя не в своей тарелке с тех пор, как занял трон. Он не был дипломатом, не умел разбираться в бумагах или вести вежливые разговоры с политиками. Пресса это знала. При любой возможности они сравнивали его с погибшим шейхом; рожденного сражаться — с рожденным править.
А теперь еще и это: ребенок и женщина. Ребенок может стать его спасением, заняв однажды свое место на троне. Но прямо сейчас… это лишь младенец. Маленький. Беспомощный.
Это напоминало ему о другом беспомощном существе, которое он не сумел спасти. И добавляло еще один камень к грузу ответственности на его плечах. Он стряхнул это ощущение. Эмоции, сожаления, боль прошлого — всему этому нет места в его жизни.
Он рано выучил этот урок. Если мужчина много чувствует, он многое может потерять. И поэтому Саид стал человеком, которому нечего терять. Человеком, который может действовать быстро и решительно. Он не волновался о своей безопасности, о том, чтобы быть хорошим.
Вид Адена, его племянника и наследника его брата, стал для него испытанием. Но Саид не мог себе позволить сейчас сломаться, не мог допустить трещин в броне. Он похоронил свои чувства глубоко внутри, за стенами из камня и стали, которые выстроил вокруг своего сердца.
— Шесть месяцев? — переспросила Хлоя, встречая его взгляд.
— Шесть месяцев. После этого вы вернетесь к той жизни, которую планировали. Вы ведь этого и хотите, не так ли?
Она медленно кивнула:
— Да. Именно этого я и хочу.
— Так и будет. А теперь собирайте вещи, нам нужно ехать.
— Но… у меня экзамены… я…
— Я могу позвонить вашим преподавателям и договориться, что вы сдадите их дистанционно.
— Не уверена, что они разрешат.
Саид рассмеялся:
— Они не смогут мне отказать.
— Вы не обязаны решать мои проблемы, — сказала Хлоя.
— Я решаю проблемы всех вокруг, — ответил Саид. — Такой я человек. Как вы скоро убедитесь.
Онемевшими руками Хлоя собрала вещи. С тем же онемением она поднялась на борт частного самолета, который ждал на взлетной полосе в международном аэропорту Портленда. Онемение охватило ее лицо и губы. Онемение и холод.
Хлоя хотела оставаться в мягком коконе, в котором жила все это время, не заглядывая вперед больше чем на час. Шаг за шагом, она просто пыталась выжить. Смотреть в будущее было слишком тяжело.
Шесть месяцев.
Она прижала Адена еще крепче и поудобнее устроилась в роскошном кресле, осматривая кабину самолета. Раньше она ничего подобного не видела. Жить в Аттаре, наверное, все равно что на другой планете.
Саид сидел напротив: вытянутые руки лежат на подлокотниках, поза должна, надо полагать, изображать расслабленность. Это ни на секунду не обмануло Хлою. Саид не из тех, кто расслабляется. Его взгляд был острым, а тело — готовым к бою. Как у пантеры, подобравшейся перед прыжком.
— Хорошо, что у вас уже был паспорт, — сказал Саид. — Ускорить оформление бумаг для одного Адена было намного проще, чем для вас обоих. Вы много путешествуете?
Хлоя понимала, что вопрос не праздный. Он ей по-прежнему не доверяет. Ну и хорошо — она ведь ему тоже не доверяла.
— Я ездила в Швейцарию несколько лет назад, осматривать Большой адронный коллайдер. Потрясающая возможность.
Уголки его губ приподнялись в имитации улыбки.
— Большинство знакомых мне женщин называют потрясающей возможностью распродажу дизайнерских сумочек.
— Сумочки мне нравятся так же, как всем женщинам. Но если хотите, чтобы у меня зажглись глаза, поговорите со мной о теории струн.
— Боюсь, знаете о ней больше меня.
Саид склонил голову: своим ответом Хлоя заслужила долю его уважения. Он ее проверял. Не то чтобы в этом было что-то новое: мужчинам не нравилось, когда женщины их обходили. Мужчины в ее академическом кругу боялись ее ума и успеха. Поэтому всегда искали слабости. Хорошо, что у Хлои их не было — по крайней мере, не в области интеллекта.
— Наверняка, — ответила она. — Но если захотите поговорить о… не знаю, арабских жеребцах? Тут вы обойдете меня.
Саид засмеялся:
— Думаете, я эксперт по жеребцам?
— Это предположение. Стереотипное, надо признать.
Он пожал плечами:
— Я не увлекаюсь лошадьми. Предпочитаю военный транспорт. Оружие. Артиллерию. Способы устроить засаду в дюнах. И тому подобное.
Саид аль-Кадар излучал темную угрозу. Хлоя рано научилась распознавать опасность — от этого зависело ее выживание.
— К сожалению, об этом я вряд ли смогу поддерживать разговор.
— Тогда предпочтете молчание? — Саид выгнул бровь.
— Не откажусь. Последние сутки были насыщенными.
— Прямо сейчас в Аттаре собирается пресса, сражается за место перед дворцом.
— Они знают, о чем вы собираетесь делать заявление?
Саид покачал головой:
— Нет. Я сделаю его только после того, как получу результаты теста ДНК. Предосторожность, сами понимаете. Тесты делаются для того, чтобы предотвратить слухи о том, что мы привозим ребенка со стороны, не крови аль-Кадар.