Страница 61 из 125
«Едва ли, - думал Омар. - Золотая цепь на ногах - тоже цепь. Уж какая тут храбрость и резвость».
...Я слыхал от одного друга, словам которого доверяю, что в Бухаре была сумасшедшая, которую женщины позвали к себе и стали шутить над ней, играть и смеяться над ее словами. Ее нарядили в шелковое платье, надели на нее золотые украшения, говоря: «Мы выдаем тебя замуж». И когда женщина увидела на себе золото, она вдруг начала произносить вполне разумные речи, так что люди решили, что она вылечилась. Но когда с нее сняли все это, она опять стала сумасшедшей.
«Не знаю, так ли это, - усмехнулся Омар. - Скорее, разумный свихнется, если его всего увешать золотом. Что мы и видим на частых примерах».
О ПЕРСТНЕ
Говорят, что однажды царь Ездегерд сел на каменную скамейку дворцового сада и надел на палец бирюзовый перстень. Вдруг прилетела стрела и попала в камень перстня, который разлетелся вдребезги...
Немного времени спустя он умер, и его династия прекратилась.
Из-за перстней с дорогими камнями да роскошной одежды и прикончил его какой-то разбойник, когда Ездегерд, разбитый арабами, скитался один в окрестностях Мерва».
О ЯЧМЕННЫХ РОСТКАХ
Ячмень годен и для еды и для лекарства. Это пища мудрецов и отшельников.
Врачи называют ячменную водку благословенной водой. Она полезна против двадцати четырех известных видов болезней, среди которых: ожог, воспаление легких, лихорадка, тиф, кашель, горячка, сухотка, чахотка, запор, водянка. Она полезна для примочек мошонки, головы, груди, боков, печени, желудка, при переломе костей, подагре, а также против глистов. Ячменное масло уничтожает желтую чесотку, а пшеничное - черную.
Если у кого судороги в ногах, ему нужно поставить ноги в ячменную водку...
Здесь Омар сказал, что думал.
И, поскольку судорог в ногах у него не было, то, закончив эту главу, он пропустил чашу ячменной водки внутрь.
О МЕЧЕ
...Если посмотреть с умом, то станет ясно, что дела вселенной зависят от страха и надежды, а страх и надежда зависит от меча, так как один человек стремится при помощи железа осуществить свои надежды, а другой человек бежит от железа, и страх является его охранителем.
«Разве не так?..»
О ПОЛЬЗЕ ВИНА
Ученые лекари Гален, Сократ и Гиппократ, Абу-Али ибн Сина... говорили, что для организма людей нет ничего более полезного, чем вино, в особенности виноградное, горькое и процеженное.
В нем много пользы для людей, но грех его больше пользы.
Запрет вина - закон, считающийся с тем,
Кем пьется, и когда, и много ли, и с кем
Когда соблюдены все эти оговорки,
Пить - признак мудрости, а не порок совсем.
Мудрому нужно пить так, чтобы вкус его был больше греха, чтобы не мучиться. Упражнением он доводит свою душу до того, что с начала питья до конца от него не происходит никакого зла и грубости ни в словах, ни в поступках, а только добро и веселье. Когда он достиг этой ступени, ему подобает пить вино.
«Ну, что ж. Здесь тоже есть какой-то смысл. И, пожалуй, немалый. В конце концов, во всех делах нужна этика, в питье - тем более». Но сам он теперь стал все чаще воздерживаться от вина. Лучше пить помалу ячменную водку - от нее не так хвораешь.
А казалось бы: южанин, вырос, можно сказать, на винограде. Но перебродивший виноградный сок ему уже противопоказан. И был всегда, если уж честно признаться, противен. Отрава, честно сказать! Нутро от него чернеет, мутнеет кровь. В голове муть, глаза наливаются кровью.
И все же Омар, - неуравновешенный, страстный, человек настроения, - прибегал, случалось, к нему. А к чему же еще? К труду? Благородно, конечно. Но кому нужен его труд?
Об этом он скажет в четверостишиях:
Покуда не была мне чаша горьких бед поднесена,
И думать я не смел, чтобы хлебнуть когда-нибудь вина,
И хлеб в солонку не макал, пока не подавился
Я сердцем собственным, сожженным дочерна.
Мы пьем не для того, чтобы раздуть веселье,
И не разнузданность себе мы ставим целью, -
Мы от самих себя хотим на миг уйти,
И только потому к хмельному склонны зелью.
...И так далее. Обстоятельно, с глубоким знанием дела, о разных винах, кому какое подходит, какое - нет, как устранить его вред. О солнечном календаре, об обычаях старых царей Ирана. О признаках кладов, о видах мечей. О стреле, о луке, о пере и его свойствах, о породах коней, о соколе и его достоинствах, о свойствах красивого лица.
Язык «Наврузнамэ» - простой, без ухищрений, краткий и точный, всем доступный. Читаешь, не отрываясь, от первой до последней страницы.
Но до последней страницы еще далеко! Книга получалась обширной, переполненной красочными примерами. Всю весну и лето Омар трудился над нею.
Вставал на рассвете, слушал пенье дроздов на деревьях. Оно обновляет душу, нежно лаская ее усталые фибры, - словно дочь, которой у тебя никогда не было, говорит с тобой затейливым птичьим языком. И, вздохнув, он садился за рабочий столик. Писал, пока не начинало ломить кисть руки, сводить судорогой пальцы.
Отодвинув перо, долго разминал и растирал руку. Выпивал чарку ячменной водки. Ел раз в день, где-то около трех-четырех часов. Лишь бы не обессилеть.
Еда сама себя варит. Знай, подкладывай дров под котел и в срок, что следует - в котел. Дело нехитрое. Омар отваривал кусок дешевого мяса с костью, затем клал в отвар цельно-очищенную репу, морковь, капусту, или тыкву кусками, или мелко нарезанный лук, иногда - горсть маша, риса, фасоли, сухой лапши. Главное - крепкий мясной отвар. В него хоть опилки сыпь, все равно будет вкусно и сытно. Особенно, если добавить чесноку, бросить стручок-другой красного жгучего перца, побольше разной острой и пряной травы.
Он не привык баловать свою утробу, носиться с ней как со средоточием мира. Наполняется живот - пустеет голова. Не соблюдал постов, строгих часов приема пищи и прочих охранительных мер. Ел, когда хотел и что имелось под рукою, - и желудок, зная свое место, довольствовался тем, что ему давали. Он служил хозяину верой и правдой и никогда не подводил его. Желудок, спору нет, весьма важный орган. Но выше него, слева, потрогай - горячее сердце, а выше сердца - голова.
Конечно, если к тому была возможность, он не отказывал себе. Хотелось кур или жареной рыбы - ел кур и Рыбу, хотелось отменного вина - пил его. А уж когда исчезала такая возможность, не роптал, как иные. Терпел, не то чтобы радуясь тому, что есть, но и не терзаясь тем, чего нет. Атараксия!
Потому-то, наверное, и был он всегда здоров.
Никто не видел, как он ест. И люди считали, что не ест он с ними потому, что презирает их, что ли. Нет! Он просто стеснялся есть при них. Ведь это все-таки грубый, животный акт.
Его идеал: торжество пытливого разума над сытым брюхом. Пытливый разум - ненасытен, ибо нет предел знанию. Сытое брюхо, как это ни смешно, тоже ненасытно каким бы жирным оно ни раздувалось, - ибо нет предела его жадности. Но пытливый разум - признак человеческий. Ведь человек - это разум? Прежде всего. Сытое брюхо - признак скорее животный, скотский, и кто служит ему и только ему - угнетает человеческий разум. Следовательно, человеком имеет право именоваться лишь тот кто служит человеческому призванию: думать.
Калитку Омар держал всегда на запоре. Ночью свеч не зажигал, чтобы не привлечь на огонек кого-нибудь из назойливо любопытных и праздноходящих.
...И вот - последние строки:
«Эта книга окончена хорошей приметой - красивым лицом, для того, чтобы она была благословенна и для писателя, и для читателя. Окончена с помощью аллаха и благодаря прекрасному его содействию. Господи, оканчивай добром, счастьем и здоровьем».