Страница 27 из 41
В 11-м докладе сэра Вильяма Джонса в Азиатском обществе (3 том его собрания сочинений, стр. 229) сказано, что в Индии материалисты и идеалисты обвиняли друг друга в атеизме задолго до рождения Беркли, Пристли, Дюпюи, Платона и Пифагора. Воистину, и сам Ньютон не открыл ничего такого, что не было бы известно древним индийцам. Он всего лишь предоставил более обширные доказательства их учений… [71]
То, что называется сегодня христианством, а также все основные религии и философские системы западной цивилизации были так или иначе основаны на идеях, впервые появившихся на Западе в персидской зороастрийской космософии. Зороастризм нужно прямо признать первоосновой христианства, какое бы неприятие его космические и гностические постулаты не вызывали у современных членов церкви. Даже профессиональные богословы и историки религии (часто привязанные к определенной церковной или научной традиции) если и упоминают влияние зороастризма, то затем забывают и игнорируют его; не говоря уже о священнослужителях, проповедниках и т. п. Неразрывная связь зороастризма с христианством прослеживается хотя бы в том, что идея Христа (Мессии), унаследованная христианством из иудаизма, была заимствована во время вавилонского пленения из зороастрийской концепции Саошьянта. Даже Мартин Лютер Кинг в своей знаменитой речи «У меня есть мечта» (1963), произнесенной со ступеней Мемориала Линкольна в Вашингтоне, ссылался на библейские образы, восходящие к зороастрийской космической хронологии.
Западный философ, исследователь творчества Гете и провидец Рудольф Штейнер (1861-1925), который рассматривал историю человечества в масштабе, если можно так выразиться, «духовного космоса Дионисия Ареопагита и Данте», называл современный общераспространенный взгляд на историю «удобной сказкой». Штейнер имел в виду, что светский, земной взгляд, закрепившийся в учебниках, научных кругах и общественном сознании, больше говорит о духовной и культурной ограниченности современного человека, чем об истории человечества sub specie aeternitatis. Лекции самого Штейнера явно свидетельствовали о его принадлежности к западной традиции «вечной философии», а не Просвещения, скептической науки или новомодного ориентализма в западной обертке.
С исторической точки зрения любопытно, что традиция и идея philosophia pere
Таким образом, утверждения древних греков, которые можно найти у брахманов, магов, халдеев и сирийских евреев — не просто древняя мудрость, но также «содержат все учения о природе», по выражению Климента Александрийского. Эту мудрость больше нельзя скептически отвергать, так же, как нельзя объявлять пустыми и несостоятельными утверждения Марсилио Фичино, Августина Стехуса, Гергарда Фосса, Ральфа Кедворта, Томаса Гейла и др., которые изображали религиозные учения и древние традиции как предпосылки греческой философии. Эти традиции были прерваны не потому, что оказались бесплодными, а потому, что Просвещение ввело в оборот иное понимание древней философии. Отныне философию нужно было понимать как «произвольную науку» („voraussetzungslose Wissenschaft“), как продукт человеческого интеллекта, безраздельно царящего в области мысли. При этом забывалось, что без всякого ущерба для творческого мышления мыслитель должен использовать сокровища древней мудрости, сохраняя традицию греческой философии и последующей христианской духовной жизни. История идеализма не должна упускать из виду эту связь…» [73]
Новая «просвещенная» наука и философия постепенно отвергла все религиозные, а точнее духовные древние традиции, знания, мудрость, мифы, предания и т. п., отклоняя неудобное историческое наследие и находя собственные корни лишь в тех эпизодах древней истории, которые способствовали ее развитию. Таким образом, зарождение рациональной «философии» и науки как «реалистичного» взгляда на человечество, культуру и историю (например, возникновение рациональной научной мысли в древней Греции) стали считать историческим истоком «западной цивилизации». Когда наука отвергла духовность, религию и метафизику как «предрассудки», природные мифы или аллегории, эвфемизм, фетишизм и т. п., она также отвергла традицию philosophia pere
Но возвратимся к «Американскому символу веры» и «Американской идее». Джефферсон, воспитанный в мягкой религиозной традиции Англиканской церкви, под влиянием «Философских трудов» Болингброка с готовностью принял традицию Просвещения, которая отрицала philosophia pere
Очень немногие из тех 93 процентов американцев, которые по результатам опроса в начале 1990-х годов «верят в Бога или вселенский дух» [75], имеют хоть сколько-нибудь ясное представление о связи антропологии, космологии, теологии, взгляде на жизнь, человека и историю, лежащих в основе их «Символа веры», с традицией philosophia pere
Западное зороастрийское стремление искупить и преобразить мир (то, что Авеста называет Фрашо-керети, а Ориген — «вселенским восстановлением») принципиально противоречит восточной отстраненности индуизма с его определением мира и жизни как иллюзии (майи) с точки зрения вселенского абсолюта Брахмана-Атмана; буддизму с его отрицанием личности (анатман) и квиетическим уходом из мира в нирвану; а также примитивным верованиям аборигенов (сибирский и североамериканский шаманизм) в слияние с низшими духами природы и животных. Христианство невозможно осмыслить на самом глубоком и серьезном уровне (какой не часто найдешь в церковной практике) без признания тех драгоценных связей, которые исторически соединяют его с зороастрийским взглядом на человека, мир, космос и время. Как уже упоминалось, концепция Мессии, из которой вышла идея Христа, явно произошла от зороастрийского Саошьянта; из того же источника произошли понятия зла и дьявола, идея всеобщего воскресения и одухотворения мира, в котором человеку отводилась решающая роль и др. Западная культура считается прогрессивной, светской, «фаустианской», но каждое из этих определений, равно как и фигуру гетевского Фауста [76], и стремительный расцвет западной мысли в историческом контексте других мировых культур, невозможно понять без обращения к изначальному стремлению западного человека в лице Зороастра, который «много тысячелетий назад прошел тот же путь <…> говорят, что он-то и ввел обычай молиться». Даже «лучезарная корона» Статуи Свободы, спроектированная в 1886 году Ф. О. Бартольди на основе идей Э. Р. Лабулэ [77], через масонский символ солнца восходит к зороастрийскому преданию. Здесь прослеживается связь с православной иконой, на которой голова святого окружена сияющим нимбом, в нашем интеллектуальном понимании «символизирующим» внутренний духовный свет, исходящий от земного человека. Все это выходит далеко за пределы Просвещения и «Американского символа веры», как и за рамки научного мировоззрения sub specie scientiatis, хотя без знания этих традиций невозможно по-настоящему понять «Американскую идею».
[71] См. Lester J. Cappon, ed., The Adams-Jefferson Letters (Chapel Hill, North Carolina, 1987), p. 516-518.
[72] Noble Cu
[73] Трехтомная «История идеализма» Отто Вильмана (“Geschichte des Idealismus”, Braunschweig, 1894-1897, не переведена на другие языки), прямо противопоставленная «Истории материализма» (1866) Фридриха Ланге — обширный и глубокий труд, в котором прослежена история и традиция «вечной философии» от самых ранних истоков в Ведах и Зенд-Авесте вплоть до конца XIX века. Первые два тома составляют более 500 страниц мелкого шрифта, третий том, посвященный современному периоду — более 700 страниц, в своих углубленных исследованиях автор использует все необходимые европейские языки. Этот труд утверждает то, что отвергали Болингборк и Брюкер — живую традицию philosophia pere
[74] Традиция «вечной философии» все же присутствовала в американской истории: начиная с раннего колониального периода (Джон Уинтроп младший) ее присутствие более-менее прослеживается в трансцендентализме Новой Англии, в неоплатонизме Среднего Запада и в других областях.
[75] См. Лаперуз С. Америка полагает, что Бог не умер, но спит // English. — 1996. — №31.
[76] В конце трагедии Гете Фауст произносит роковые слова:
Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье!
О, как прекрасно ты, повремени!
Воплощены следы моих борений,
И не сотрутся никогда они».
Гете И. В. Фауст / пер. с англ. Б. Пастернака // Собрание сочинений. В 10 томах. Т. 2. — М.: Художественная литература, 1976. — С. 423.
Это высказывание подразумевает философское значение земного действия, основанное на зороастрийской космософии. Толстой спрашивал в своей «Исповеди»:
«Вопрос мой — тот, который в пятьдесят лет привёл меня к самоубийству, был самый простой вопрос, лежащий в душе каждого человека, от глупого ребёнка до мудрейшего старца, — тот вопрос, без которого жизнь невозможна, как я и испытал это на деле. Вопрос состоит в том: «Что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра, — что выйдет из всей моей жизни?» Иначе выраженный, вопрос будет такой: «Зачем же мне жить, зачем чего-нибудь желать, зачем что-нибудь делать?» Ещё иначе выразить вопрос можно так: «Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?»
Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. В 90 т. Т. 23. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1928-1958. — С. 497.
На вопрос Толстого Заратустра дает самый глубокий в духовно-интеллектуальной истории Запада ответ: согласно зороастрийской антропологии, космологии и хронологии, все земные «мысли, слова и дела» человека влияют не только на развитие или деградацию его духовной сущности (Даэны), но и на будущее всего человечества, мира и космоса; тем самым человек принимает участие в борьбе за преображение мира. Вот что говорил Рудольф Штейнер в своей очень глубокой и интересной лекции «Будда и Христос», прочитанной в Берлине 2 декабря 1909 года:
«Освобождение от жизненных страданий — главный вопрос буддизма. Поэтому религию Будды можно назвать религией избавления от страданий в высочайшем смысле слова, ведь любая жизнь полна страданиями, и прежде всего это избавление от постоянных перерождений. <…> Если поместить христианство в буддийский контекст, то можно назвать его религией возрождения. Христианство утверждает, что вся жизнь отдельного человека приносит определенные плоды, которые имеют значение и ценность для его души, и которые он переносит в новую жизнь, где они преображаются до высшей степени совершенства. Все, что мы переживаем и усваиваем в нашей жизни, всегда повторяется и постоянно стремиться к совершенству, пока не предстанет в своем истинном духовном обличии. Когда кажущаяся бессмыслица нашей жизни предстает в духовном свете, она преображается до совершенства и обретает духовное воплощение. Все в жизни имеет смысл, потому что жизнь преображается под действием духа. <…> Вся восточная культура, не оплодотворенная Западом, неисторична, в то время как западная культура исторична. В этом коренное различие между христианством и буддизмом. <…> Если буддизм видит избавление от земного существования в уходе в нирвану, христианство видит цель своего развития в том, чтобы все созданное и достигнутое в земной жизни каждого человека стремилось к совершенству, а затем, одухотворенное и преображенное, воскресло при конце мира».
Rudolf Steiner, From Buddha to Christ, trans., Gilbert Church (Spring Valley, New York, 1978), p. 34-36.
[77] Эдуард Рене Лабулэ (1811-1883) был любопытной фигурой XIX века, участвовал в политической борьбе и исповедовал философию свободы. Серьезно изучая творчество американского христианского писателя и проповедника Уильяма Чаннинга, он позаимствовал у него такие идеи, как «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу».