Страница 16 из 94
— Где комдив?
— Пока у аккерманцев, там атаку уже отбили.
— Батальон перекопцев вызван?
— Сюда идет спешно. Обогнал по дороге. С пехотой батарея.
— Молодец. Скачи назад, скажи Башкатову, что я остаюсь у переправы. Ему доносить мне обо всем.
Дивизионные телефонисты протянули к переправе из штаба провод, который уже успел разок перебить снарядный осколок. Дроздовский по аппарату связался с корпусным штабом, доложил об обстановке. Корпусной оперативник ответил откуда-то издали:
— Михаил Гордеевич, удержи переправу любой ценой хотя бы на сутки. Германцы атакуют по корпусной линии. 61-я дивизия уже подалась назад, чтобы не попасть в мешок. Из армии предупредили, чтобы готовились перейти на новую позицию.
— Приказано отступать?
— Такого приказа пока не пришло. Но ждем по ситуации. Твою 64-ю подкрепить нечем, почти все резервы посланы в 61-ю.
— Вас понял…
Дроздовский видел, что речную переправу с подходом пушечной батареи он удержит точно. Но в ней терялся смысл, если немцы начнут прогибать фланги дивизионной позиции или где-то рядом прорвут фронт корпуса. Он вызвал старшего саперной команды. Тот представился:
— Прапорщик Максимов, господин подполковник.
— Как по имени-отчеству?
— Сергей Петрович.
— Досрочного выпуска?
— Да, из киевского инженерного. Этого года.
— В таком бою впервые?
— Да, первый. До этого с командой устраивали дивизионный лазарет, лес рубили на блиндажи.
— Тогда слушай меня внимательно, Сергей Петрович. Мост на Меречанке видишь?
— Вижу.
— Тебе надо со своими молодцами подготовить его к подрыву как можно поближе к тому берегу, пока совсем не рассвело. Понял?
— Понял, господин подполковник. А с этой частью переправы что делать?
— Ее придется сжечь, когда приказ на то из корпуса будет. Тебе это исполнять, Максимов.
— Понял задачу.
— Скажи своим солдатам, что, если германцам мост не достанется, всем ходить с Георгиевскими крестами и медалями. А тебя, обещаю, представят к ордену. С мечами. Все ясно.
— Приказ понял…
Сводный отряд Дроздовского держал речную переправу ровно столько, сколько затребовали из корпусного штаба. За это время успел отразить несколько сильных атак из-за реки. То есть пять дней и пять ночей. Когда германцы поняли, что захваченный мост им вернуть не удастся, они оставили атакующие усилия. Теперь через Меречанку велась только ружейная стрельба. Время от времени прицельно звучали короткие пулеметные очереди.
Переправа через реку Меречанку была оставлена после того, когда силой подрывного заряда разметало настил в середине моста, а также в щепы разнесло несколько опорных столбов. И сразу же ветер стал раздувать пламя подожженной мостовой переправы у берега, где залег в окопчиках батальон пехотинцев 253-го Перекопского полка. Свои тяжести они уже отправили в тыл, изготовившись отходить сами.
Дивизионный начальник штаба подполковник Дроздовский покинул свой командный пункт у переправы только тогда, когда понял, что пламя мост не пощадит. Не забыл сказать прапорщику Максимову:
— Передай своим молодцам мою благодарность. Подрыв устроили что надо. Быть им с наградами. А на тебя на этих днях напишу представление к Святой Анне. С мечами и бантом…
Самого Михаила Гордеевича за бой по удержанию переправы на реке Меречанке представили к почетному Георгиевскому оружию. Наградной приказ, который уходил «на самый верх», был подписан в ходе тех суматошных событий лишь 2 ноября. В нем говорилось следующее: «Подполковник Дроздовский… награжден Георгиевским оружием за то, что, принимая непосредственное участие в бою 20 августа 1915 г. у м[естечка] Ораны, произвел под действительным артиллерийским и ружейным огнем рекогносцировку переправы через реку Меречанку, руководя форсированием ее, а затем, оценив важность захвата северной окраины м[естечка] Ораны, лично руководил атакой частями (253-го пехотного) Перекопского полка и умелым выбором позиций способствовал действиям нашей пехоты, отбившей в течение пяти дней настойчивые атаки превосходящих сил противника».
…Георгиевское оружие — саблю с надписью «За храбрость» — подполковник Генерального штаба Михаил Гордеевич Дроздовский, исполняющий делами начальника штаба 64-й пехотной дивизии, получил… в июне 1916 года. Высочайший приказ Верховным главнокомандующим России императором Николаем II был подписан 24 мая того года. В штаб армии известие о награждении пришло сперва телеграфной строкой, а потом с фельдъегерем была доставлена и долгожданная машинописная выписка из высочайшего приказа.
Для фронтовой суеты и штабной неразберихи (выше дивизионных штабов) столь быстро дошедший до армейского штаба приказ вызвал некоторое удивление среди сослуживцев Дроздовского. Кто-то даже пошутил на сей счет за офицерским столом во время скромного фронтового обеда, немногим отличавшегося от солдатского, окопного:
— Везет тебе, Гордеевич, с Золотым оружием. На других приказы по полгода ходят от фронта до Могилевской ставки. И обратно тож. А ты у нас как птица удачи.
— Чем же я напоминаю птицу удачи, скажи на милость?
— Как чем? Представили тебя к Георгиевскому оружию когда?
— Весной, как снег сошел.
— То-то же, что в самом конце распутицы. А государь на тебя указ подписал уже 24 мая.
— Но так и должно быть.
— Должно-то должно, да только на фронте, знаешь, сколько офицеров жизнь свою положили, так и не дождавшись Георгиевских крестов и сабель? Знаешь?
— Да как такое не знать. Сколько случаев наградной несправедливости на фронте, слов нет.
— Помнишь полковника Дросси?
— Как не помнить Петра Ивановича из 31-й артиллерийской бригады. Он же погиб геройски в декабре четырнадцатого. Пристрелялись тогда с той стороны к его позиции, не успел ее сменить.
— Да, в декабре первой кампании. А высочайший приказ о награждении его Георгием четвертой степени был подписан в январе следующего года, а на Георгиевское оружие — аж в марте.
— Помню такое.
— А тебе Георгиевская сабля принеслась как на крыльях. Верно?
— Пусть будет так. Что ж, если исходить из таких случаев, то мне действительно повезло в скорости.
— А чего слова у тебя такие озабоченные, Михаил Гордеевич?
— Да от того, что награду ждать неизвестно сколько придется.
— Но эта проблема сегодня решаема. Скоро и в единый раз.
— Как так?
— На днях по случаю узнал от армейских штабистов, что в армию пришел из уральского Златоуста груз наградных клинков.
— Георгиевских?
— А каких же? Офицеры маршевых рот на фронт со своими саблями приходят. Довооружать их не приходится, сам знаешь.
— Значит, буду готовиться стол накрывать. Приглашаю всех, господа.
— Это уж как положено, Михаил Гордеевич. Все должно быть как на фронте, как у нас и австрийцев.
— Да, как у них. Что-то сегодня их батареи примолкли на весь день. Поручик Свешников, прозвоните в полки. Пусть разведку с наступлением вышлют за передний край.
— Есть, господин подполковник, разведать умыслы австрийцев…
Сослуживцы Дроздовского оказались правы в знании «наградных грузов», пришедших в штаб армии. Георгиевская сабля была ему вручена уже через несколько дней. Большого торжества из награды делать не стали: на той стороне австрийцы, потеснив соседей 64-й пехотной дивизии из числа румынских войск, теперь готовились атаковать и ее полки.
Да и чествование за офицерским столом Михаила Гордеевича прошло как-то обыденно. Дивизионный штаб жил в ожидании неприятельского частного наступления, поэтому было не до звона эмалированных кружек и снеди из числа той, «что бог послал».
Но то, что исполняющий делами начальника штаба «поменял» оружие, заметили в тот день даже нижние чины из штабных команд. Между собой солдаты, естественно, проговорили такое не самое рядовое событие в обычно серой фронтовой жизни:
— Наш начальник штаба саблей обзавелся новой. Видал?
— Как не видал. Георгиевской?