Вирус хаоса

Все немножко засуетились: Ивона сказала, что ей тоже пора, Фил вспомнил, что надо вернуть флаер, любезно предоставленный Андреем Валентиновичем, на его законное место, Людмила многозначительно наступила Мэри на ногу:

— Только не вздумай взять Светика. Сама доедет.

Мэри огляделась: Светик, прочно застрявшая возле бара, прощально помахала рукой — давай-давай, мол, поезжай с ним, не упусти свой шанс. Судя по всему, здешняя Мария Ветер тоже была неравнодушна к Смелякову, о чем, кажется, были в курсе если не все присутствующие, то абсолютное большинство. Откуда ж им было знать, что она-то свой шанс давно уже не упустила, продегустировала его в полной мере и теперь искренне считала, что сама является для всех Е.Смеляковых, как бы они между собой ни рознились, единственным и неповторимым шансом. И ее разбирало любопытство, достанет ли у кого-нибудь из них — а в данном случае у консультанта — ума этим шансом воспользоваться. Ну, в смысле, попытаться.

Затем она озаботилась вопросом: шагнула ли цивилизация на новую ступень, если уже производит флаера вместо вертолетов? Раньше она бы ответила, не задумываясь, что да, шагнула. Теперь ей пришло в голову, что прогресс может быть просто скачком в одной достаточно узкой области, причем за счет ущемления прочих, таких, например, как сфера бытовых услуг — когда лифт, в котором им предстояло преодолеть полторы сотни этажей, оказался обычной грузовой коробкой: ни тебе в нем уютных купе, ни удобных, почти как в самолете, кресел. Возмущаться, естественно, не приходилось: рассказ о чудо-лифте, на котором она сюда вознеслась, вряд ли был бы воспринят с должным пониманием. Она просто молча вошла в этот ящик вместе с Евгением, Ивоной и увязавшейся группой поклонников и поклонниц — то есть это еще человек семь-восемь.

Двери закрылись, лифт тряхнуло, но не успела Мэри всерьез перепугаться, как створки сразу же открылись — ниже, наверное, этажом, или двумя, вряд ли больше.

— Поломка? — спросила Мэри, в то время как Евгений вывел ее из лифта, аккуратно взяв за локоток. Это было весьма предусмотрительно, поскольку пронзание небоскреба сверху донизу в качестве начинки сорвавшегося лифта в ее планы определенно не входило, как и в планы прочих пассажиров, тоже высыпавших наружу.

— Почему поломка? — не понял он. Повел туда-сюда головой и констатировал: — Приехали. Первый этаж.

Тоже оглядевшись — холл, длинная стойка портье и проходная с охраной перед стеклянными дверьми-турникетом не оставляли сомнений в том, что он прав: они-таки пронзили сто пятьдесят этажей, даже не с ускорением свободного падения, а в мгновение ока, неведомым образом избежав превращения в кулебяки. Все еще слегка ошеломленная, она поклялась про себя стараться не произносить слов «поломка!», «авария!», «где я?», а также фраз: «А почему мы еще живы?..» — и, к сожалению: «Объясните мне, пожалуйста, как такое могло произойти?..»

По-прежнему эскортируемые поклонниками, к счастью, не очень навязчивыми, они вышли на автостоянку. Вопреки ожиданиям Мэри, оказалось, что здешний наземный транспорт — это вовсе не флаера, а почти обычные с виду автомобили, которые, судя по наличию четырех колес, действительно ездят по земле. Ивона, приостановившись, развернулась к спутникам:

— Надеюсь, Евгений, вы доставите ее в целости и сохранности, — и она символически чмокнула Мэри, пронеся губы мимо щеки. — Не воображай, что ты для него что-то значишь, — коснулось ее уха шипение ревнивой кошки. Мэри, отстранившись, улыбнулась в мило кивающее лицо, затем произнесла томно:

— С ног валюсь, поскорее бы добраться до постели! — и с удовольствием пронаблюдала реакцию «кошки» на свою фразу.

На том они и разошлись — Ивона направилась в одиночестве к бежевому кабриолету, стилизованному под старинный «Мерседес», Евгений же открыл перед Мэри дверцу ничем особо не приметной машины, напоминающей «Форд». Зато до самой этой дверцы ее сопроводила толпа поклонников, потом долго махавших вслед, что было приятно — и не столько в пику забытой всеми женщине-кошке, как само по себе.

— Так куда тебя везти?

«Черт!» — сказала про себя Мэри: она-то была уверена, что он это знает. Потом назвала свою улицу — авось, и здесь такая есть. Некоторое время ехали молча. Город не то чтобы сильно отличался от прежнего — то есть это, по мнению Мэри, по контрасту с тем первым потрясением от внезапной смены всего привычного, что незыблемо существовало вокруг, на что-то иное, лишь смутно похожее. Она вспоминала произошедшее с самого начала, пытаясь угадать, в какие моменты или, может быть, в результате каких ее действий случается это — очередная Ветер меняется местами со Смеляковой. Потому что не могут же в результате, допустим, какого-то ее чиха сменять друг друга целые миры. Хотя с ее точки зрения все именно так и происходит — вокруг нее прежней возникает новый мир. Как вдруг мысли о возможной вселенской значимости собственных чихов все полностью накрылись одним достаточно мелким предметом, нет, не тазом, а ключом, и не гаечным, а от квартиры: выйдя оттуда вместе со Светкой, Мэри положила его в карман, но теперь вспомнила, что перед операцией сгребла все из карманов в сумочку, которую отдала Гению. Конечно, еще большой вопрос, подошел бы или нет этот ключ к здешней двери, но теперь-то у нее не было никакого! В практическом направлении мысль заработала куда оперативней: может быть, там — Гению, здесь — Евгению?

Мэри издала легкий стон и демонстративно шлепнула себя по лбу:

— Евгений, я такая растяпа! Забыла, кому отдала сумочку! Там ключи, документы, деньги… — помолчала немного, ожидая его реакции, не дождалась и закончила мрачно: — Как я теперь домой-то попаду?.. — А мысль тем временем росла и ширилась: почему бы здешней Марии не жить по другому адресу? Смеляков же где-то живет… Выходит, что единственное ее спасение осталось на крыше «близнеца», возле бара: Светик, конечно, знала адрес, может быть, даже знала, где ее ключ, а если и нет, то у нее всегда можно было перекантоваться…

— Ничего страшного, — сказал Евгений и добавил: — Переночуешь у меня.

Это не было вопросом, и даже близко не лежало с предложением. Он принял решение и отдал команду — вот чем это было.

— Сумку твою завтра поищем, разберемся… — не забыл пообещать он.

Мэри посмотрела на него, чуть склонив голову, с пристальным интересом.

Человек не может жить с обнаженной сутью, само общество вынуждает его носить маски. Он примеряет их, выбирает, меняет, облюбовывает более удобную и постепенно все более постоянную. Она становится его социальным лицом. Потом просто лицом. Не каждый сам в состоянии докопаться до себя истинного. Где уж другим…

Евгений повернул голову и встретился с нею взглядом, глаза в глаза. Дорога была ровной, и он мог отвлекаться на какое-то время.

«Так…» — подумала Мэри в некотором смятении, опуская глаза. И еще: «Это будет считаться изменой?..»

Дом, к которому они подъехали, не был громадой, подпирающей небеса. Он был просто темной громадой, этажей, может быть, в двадцать — двадцать пять, не опоясанной никакими подвесными тротуарами и не расцвеченной огнями. Только в самом его центре горела кучно горсть окон — так примерно выглядит результат удачной стрельбы. У подножия был съезд, ведущий к воротам подземного гаража.

Евгений потыкал кнопки пульта, и ворота перед ними открылись вроде как сами собой; никаких сторожей, как и сторожек, не наблюдалось ни снаружи, ни внутри.

Гулкий зал вполне заслуживал сравнения с мирной спальней: по обе стороны на размеченном рядами покрытии, как на койко-местах, дремали автомобили.

Поставив на отдых и свой, Евгений указал спутнице на расположенные неподалеку двери лифтов. В стене между ними на уровне плеча Мэри увидела плиту с углублением в форме пятерни, в окружении кнопок. «Украшение? Модно», — подумалось ей, позже возникла досадная мысль: «Ой, какая ж я темнота-а!» — когда Евгений приложил туда руку. Кнопочки деловито замигали. Никто у него ни о чем не спрашивал, тем не менее он произнес в зарешеченное отверстие: «Смеляков. Восемнадцатый, квартира тридцать пять». Похоже, что двери ему поверили, потому что открылись.