Страница 89 из 317
К концу XIX в. отношение либералов к демократии как способу легитимации власти большинства изменилось. Традиционное настороженное отношение либералов к идее всеобщего избирательного права и длительное сохранение цензовых ограничений диктовались их уверенностью в том, что эффективно участвовать в общественной жизни может лишь человек, способный принимать ответственные решения, обладающий в силу своей достаточной образованности необходимой политической грамотностью, в силу оседлости — встроенный в реальные социальные структуры, в силу устойчивого материального достатка — имеющий конкретные личные интересы и не склонный к опасному для общества радикализму. Однако по мере углубления процесса модернизации, роста уровня жизни и образованности, стабилизации индустриальной социальной структуры былая элитарность либеральной государственности теряла смысл. На протяжении второй половины XIX — первой половины XX в. разворачивался процесс политической эмансипации все новых и новых социальных слоев, непосредственного включения их в общественно-политическую жизнь. В результате серии реформ в странах либеральной конституционной модели было введено всеобщее избирательное право для мужчин. Однако с точки зрения правовой доктрины и правовой психологии гражданская элитарность не утратила своего значения. Моральное право участвовать в решении государственных дел с либеральной точки зрения имели прежде всего люди, своими достижениями, достатком, образованностью доказывающие личную заинтересованность в защите свободы и независимости человека, его права на самостоятельный выбор.
В условиях трансформации социальной структуры общества изменилось и отношение либералов к социальным проблемам. В рамках классического либерализма помощь обездоленным расценивалась как частное дело и перепоручалась общественной благотворительности, однако ее эффективность зависела от уровня сознательности и демократического развития общества. Социальное законодательство последней трети XIX в., ограничение продолжительности рабочего дня и первые шаги по защите женского и детского труда означали нарушение фритреда и laissez faire, но это диктовалось необходимостью перевода стихийного протеста фабричного пролетариата в легальное русло в целях достижения стабильности в обществе. Этому же способствовала и легализация отраслевых и общенациональных профсоюзов — новая черта в индустриальных странах конца XIX — начала XX в.
Исторический опыт XIX в. и особенно второй его половины способствовал привлечению общественного внимания к национальным проблемам. Последовательные приверженцы либеральных принципов ставили право народа на свободное национальное развитие в один ряд с правами человека и гражданина. Сочувствие борьбе за независимость стран Латинской Америки, национальным движениям в революциях 1848–1849 гг., польскому восстанию 1863 г., походам Джузеппе Гарибальди под знаменем объединения Италии и т. д. было характерно для демократической общественности. В то же время на этом сочувствии нередко играли в собственных целях правительства, становясь в позу покровителей национальных движений «в чужом доме» при дипломатических или военных конфликтах. Так было, например, при режиме Второй империи во Франции, позднее — в борьбе великих европейских держав за влияние на Балканах, а также в США при борьбе за последние испанские колонии.
Развернувшейся в конце XIX в. бурной колониальной экспансии ведущих стран сопутствовало возникновение разнообразных концепций, так или иначе оправдывавших ее. Те, кто их исповедовал, превратили национальную идею, в прошлом трактовавшуюся преимущественно в духе равенства прав народов, в идею превосходства собственного народа над другим. Пропаганда экспансии подкреплялась геополитическими, историческими, откровенно расистскими аргументами, рассуждениями о «цивилизаторской миссии» Запада (Европы) по отношению к отсталому, варварскому Востоку (Азии), о «бремени белого человека».
При всех различиях между названными выше идейными течениями общим для них было то, что они не ставили под сомнение основы утвердившегося в странах Запада капиталистического строя. Принципиально иным было отношение к этому строю общественной мысли социалистического направления.
В русле критики капитализма сложились различные социалистические школы первой половины XIX в., предлагавшие более или менее детально разработанные проекты нового общественного строя, который должен прийти ему на смену. Под влиянием позитивистского типа мышления они носили ярко выраженную «научную» форму, были соотнесены с анализом объективных закономерностей общественного развития.
Понятие «социалистический» (фр. socialiste от лат. socialis — общественный) впервые было использовано в 1834 г. в публикациях британского журнала «Cooperative Magazine». Но родоначальником нового типа идеологии считается классик позитивизма Анри Сен-Симон. В рамках его концепции трех стадий общественного развития доказывалась неизбежность формирования общества, основанного на «разумных основаниях». В 1834 г. увидела свет книга французского писателя Пьера Леру «Об индивидуализме и социализме». Тогда же воспользовался этим термином известный английский промышленник и филантроп Роберт Оуэн.
В лице Сен-Симона, Шарля Фурье и Оуэна социализм нашел страстных и искренних сторонников, романтически преданных идеалу равенства и справедливости. Менее всего они были склонны признавать разумность социальной действительности эпохи промышленной революции (термин «индустриальное общество» обрел право гражданства именно в работах Сен-Симона). Прямые наследники Просвещения, социалисты первой половины XIX в. искали способы обеспечить на деле социальное равенство людей.
Сен-Симон увидел их в развитии таких начал общественной жизни, как обязательность и всеобщность труда, внедрение принципа распределения «по способностям», введение государственного планирования и ликвидация национальных различий. Фурье будущее рисовалось в образе «фаланги», производственного и социального организма, в котором все — организация труда, распределение доходов, образ жизни — будет подчинено идее гармонии. На началах общности труда и имущества были организованы образцовые предприятия Оуэна.
Некоторым влиянием пользовалась в середине XIX в. социалистическая теория Пьера-Жозефа Прудона. Отрицая принципы государственной централизации, он высказывал мысль о преобразовании общества в федерацию общин, критиковал денежную систему, стоял за формирование общественной нравственности в духе человечности, добра и справедливости.
К 1840-м годам относится и рождение марксизма. Карл Маркс и Фридрих Энгельс подчеркивали, что их учение подлинно научно, ибо опирается на открытые ими законы общественного развития. В отличие от своих предшественников, Маркс и Энгельс стремились не конструировать умозрительно план будущей общественной организации, а выявить в существующем обществе реальную силу, которая по своему положению в системе производства заинтересована в социалистическом переустройстве и может совершить его. Такую силу они увидели в пролетариате.
В последние десятилетия XIX в. марксизм стал наиболее влиятельным социалистическим течением и был положен социал-демократическими партиями в основу их программных принципов. Деятельность этих партий способствовала тому, что некоторые марксистские положения усваивались хотя бы в элементарной форме участвовавшими в социалистическом движении рабочими и становились частью их культурного багажа. Идеи марксизма (экономическая теория Маркса, материалистическое понимание истории) получили известность и в академической среде, где они находили не только активных критиков, но и сторонников. С Марксом спорили социалисты других течений (лассальянства, анархизма, народничества). В то же время марксизм обладал большой притягательной силой. Логичная, полная тонких наблюдений и обобщений, отмеченная блеском истинно научного дарования система воззрений Маркса имела много учеников и последователей.
После смерти Маркса начался пересмотр ряда важнейших положений его доктрины. Эдуард Бернштейн, известный теоретик социализма, отверг положение Маркса об абсолютном и относительном обнищании рабочего класса как основном экономическом законе капитализма. В немецкой социал-демократии все больший интерес вызывал вопрос о способности капитализма к обновлению и преобразованию на путях не революции, а реформ.