Профессия – смертник

Надо было срочно что-то предпринимать, пока его не вышвырнули со станции – кто знает, быть может, пронаблюдав за его «битвой» с роботами и кузнечиками, они уже о чем-то догадались. Но что можно сделать, когда все тело сковано? Правильно – в такой ситуации можно говорить, то есть воздействовать словом. К счастью, рот ему законопатить не позаботились. Правда, существовала вероятность, что никто его не услышит, кроме запертой двери и проводившего его сюда кузнеца, но тогда он все равно ничего не терял.

– Откройте дверь! – заорал Степан в слабой надежде на то, что звук проникнет в запертое помещение благодаря своей силе, безо всяких переговорных устройств. – Хватит прятаться, трусливые насекомые! Я довольно погонялся за вами, а теперь хочу посмотреть в ваши подлые рожи! – он намеренно сыпал оскорблениями в надежде, что если его слышат, то не удержатся от ответа. Его ожидания оказались оправданны: он был услышан, и ему ответили.

– Ты – бешеный гравк, – раздался над ним все тот же спокойный вибрирующий голос. – Мы поняли, в чем секрет твоего успеха.

Сердце у Степана упало. «Ну все, пропал! Догадались!..» – подумал он, но все же следующий его вопрос прозвучал с насмешливой издевкой:

– Да? И в чем же, интересно знать?

– Дело не только в приборе, которым ты воздействуешь на аппаратуру. Повторяю: ты – бешеный гравк. Таким, как правило, сопутствует удача. («Дуракам везет», – упростил для себя сию мудрую мысль Степан.) – Но берегись! Всякой удаче когда-нибудь наступает предел, если не суметь вовремя остановиться.

– Уж не вы ли, кроличьи хвосты, рассчитываете меня остановить? – вряд ли они были в курсе, что на Земле существует такой зверек, считающийся эталоном трусости, но уже сами по себе «хвосты», чьи бы они ни были, являлись порядочным оскорблением.

– Мы тебя уже остановили.

– Ха! Связать по рукам и ногам еще не значит остановить!

– Пока только в пространстве, – терпеливо пояснил голос. – А если ты не будешь послушным, то мы остановим тебя и во времени.

При этих словах над дверью отошли две квадратные пластины, из образовавшихся отверстий выдвинулись узкие дула и уставились на пленника. «Ага, вот это уже ближе к телу!» – обрадовался про себя Степан. Однако теперь, когда он был схвачен, его почему-то медлили убивать.

– В каком это смысле послушным? – спросил он.

– Мы сейчас тебя отпустим, ты положишь резак и, не делая резких движений, выйдешь отсюда. А потом отправишься обратно к своим хозяевам псифам и скажешь им…

– Псифы мне не хозяева! – крикнул Степан, понявший главное: это поле стационарно, оно способно только держать на месте, и нечего бояться, что его выпрут таким макаром к самому шлюзу. – Вы только и можете, что оскорблять, прячась за дверью! Но я до вас все равно доберусь! Уберите это поле, трусы, и я отключу своим прибором ваши пушки, взломаю дверь и поговорю с вами лицом к лицу!

– Спасибо, что предупредил о своих намерениях, – медленно произнес голос и, помолчав, сказал презрительно: – Бешеный гравк. Глупец.

Через пару секунд в наведенных на него орудиях что-то щелкнуло, затем последовали вспышки, но не выстрелов – просто что-то там замкнуло и перегорало. И вместе с тем в тихом, мерном гуле работающей аппаратуры – непрерывном и в обычном состоянии неслышимом – возник ощутимый сбой: звук как будто запнулся, кахыкнул несколько раз, натужился и, обессилев, сошел на нет.

В тот же момент разжались тиски, сжимавшие Степана, – словно незримый великан, поймавший его в ладонь, испустил дух со скорбным стоном. И дверь великанского замка, запечатанная могучими заклинаниями, ослабла и приотворилась. Степану даже не пришлось использовать резак – они сами запороли себе аппаратуру, сделав все-таки последний шаг: решившись убить его. А в результате – вход в центр управления был перед ним открыт!

Перед тем, как войти туда, Степан быстро огляделся: тот, кого он искал, так и торчал у дверей в «предбанник», наблюдая за происходящим выпуклыми немигающими глазами.

– А ну иди сюда! Пойдешь вперед! – велел ему Степан. Нельзя было оставлять в тылу заведомого врага: мало ли что он предпримет, оставшись здесь в одиночестве – еще, чего доброго, подмогу приведет.

Резак по-прежнему был при Степане – подтолкнув кузнечика, Степан ступил вслед за ним в двери центра, считавшегося для него неприступным, каковое заявление было им только что блистательно опровергнуто.

Центр управления станцией представлял собой небольшой аккуратный зальчик, куда, очевидно, стекалась информация со множества расположенных кругом операторских. Посреди помещения за полукруглым пультом сидели двое и в панике давили на все кнопки.

– Руки вверх! – произнес Степан. Сказано это было куда менее твердым голосом, чем требовалось в подобных обстоятельствах: дело в том, что он просто не сразу поверил своим глазам. Он преодолел слишком много препятствий, чтобы, дойдя наконец до цели, встретить здесь такое.

Перед ним были псифы. Устрашенные самоличным явлением того, кого они считали международным террористом, наверняка в совершенстве знающим, как обращаться с резаком, они подняли вверх свои мохнатые лапы.

– Встать! – голос Степана окреп. – Отойти к стене!

Они молча повиновались. Подтолкнув туда же кузнечика (никто, кстати, не говорил, что это моз-жорг), Степан бегло осмотрел пульт и из увиденного понял две вещи – во-первых, что заложники пока еще целы, а не плавают в вакууме, как он опасался. И, во-вторых, что трансверсию эти «мозжорги» не подключили, стало быть, удирать никуда не собирались. Наверное, так до конца и не верили, что придется. Теперь код трансверсии надлежало набрать ему – чтобы через восемь минут сюда мог телепортироваться десант. Однако Степан не стал пока ничего нажимать, лишь опустился в кресло, развернув его к арестованным: для начала ему предстояло тут самому кое в чем разобраться.

– Потрудитесь объяснить, что все это значит? – сказал он псифам.

Те угрюмо переглянулись, и один из них сказал:

– В вашем переводящем приборе наверняка имеется коммуникационное устройство. Поэтому мы не будем отвечать на ваши вопросы. – Голос у него был вовсе не тот, что Степану доводилось слышать раньше, а нормальный, свойственный представителям его расы – высокий и певучий. Потому-то он и менял его с помощью электроники – чтобы парламентеры не догадались, с кем имеют дело.

– Никакого коммуникационного устройства у меня нет. В доказательство я бы снял этот прибор, но тогда мы просто не поймем друг друга.

– С какой стати мы должны вам верить? – буркнул второй.

Да, верить ему на слово у них действительно не было оснований. А вот отвечать – были, и очень даже веские.

– Я же – бешеный гравк, – сказал Степан, любовно поглаживая ствол лучевика. – И могу сообщить, что мне не дано указаний брать вас живыми. – Он помолчал. – Так как, вы все еще мне не верите?

Они глядели на Степана со страхом и ненавистью – через призму того, что узнали от Туазы и что подтвердилось затем его прорывом сюда по трупам охраны – живой и автоматической. Не приходилось сомневаться, что этот изверг в обличье гуманоида, находившийся в галактическом розыске за жесточайшие убийства и терроризм, способен расправиться с ними в сию же минуту, не моргнув и глазом. Они вновь переглянулись, и первый, тяжело вздохнув, заговорил:

– Хорошо, так знайте же, что мы принадлежим к оппозиционному крылу, считающему, что псифы должны оставить станции и вернуться жить на свои планеты! Да, мы организовали эту акцию и убедили мозжоргов (кивок на кузнечика) взять на себя ответственность за нее, пообещав вернуть их на Родину. Они согласились еще и потому, что заложникам на самом деле ничто не угрожало: подумайте сами – не могли же мы уничтожить своих собратьев, ради которых и пошли на это!

– Не понимаю, – сказал Степан, – как требование вернуть мозжоргов может помочь вернуться псифам?

– Деятельность мозжоргов на планете потребовала бы строгого контроля, учитывая, до чего они ее в свое время довели. Мы сумели бы добиться, чтобы этот контроль доверили нашей фракции. А там уже дело техники организовать все так, чтобы контролеров на планете стало много больше, чем подконтрольных объектов. В конце концов она наша! И если пришельцы станут жить на ней, то с какой стати хозяевам прозябать в космосе!