Страница 1 из 85
До начала XIX столетия география растений как
самостоятельная отрасль знания еще совершенно не существовала.
У древних авторов, правда, имеются некоторые
представления о растительности, носящие географический характер. Так,
в «Истории растений» греческого ученого Теофраста, обработавшего
научные материалы, собранные во время похода Александра
Македонского в Индию (334—323 до н. э.), имеются вполне определенные бо-
танико-географическиеданные. Нов Средние Века эти представления
о связанности растений с определенным географическим обитанием
совершенно -утрачиваются. Немецкие монахи, переписывая и
комментируя античных авторов, искали в Центральной Европе
описанные последними для средиземноморской флоры растения. Только со
второй половины XVIII столетия при описаниях растений
появляются, хотя и в чрезвычайно общих выражениях, указания на их
распространение и характер обитания.
В это же время в произведениях некоторых ботаников мы
находим уже вполне определенные мысли и данные чисто ботанико-гео-
графического характера. Первые соображения о существовании
поясов в распределении растительности на склонах гор принадлежат
французскому ботанику Турнефору, изложившему их в описании
восхождения в 1700г. на г. Арарат, в его «Relation d'un voyage du
Levant», опубликованном уже после его смерти в 1717 г. Никаких
подробных описаний растительности по поясам здесь не имеется,
а лишь в нескольких словах упоминается существование двух поясов,
выше которых гора, «с того момента, как на ней остановился ковчег
Ноя, покрыта снегом».
Линней (1707—1778) при описаниях растений дает указания не
только на географическое распространение, но и на характер
нахождения этих растений—«в сосновом лесу», «среди вереска», «в воде»,
«в тени», «на скалах» и т. д. Эти географические данные приводятся
чисто случайно, без всякого сознательного намерения связать
растение с факторами его обитания.
В противоположность этому у Альбрехта Галлера в его «Истории
растительности Швейцарии» (1768) дается уже вполне определенное
распределение растительности по поясам и сопоставление их с
широтными зонами Европы.
В 1783 г. французский аббат Жиро Сулави (Soulavie) в своей
«Естественной истории Франции» уделяет один том растительности.
В нем мы находим уже главы, посвященные «физической географии
растений» и связи последних с характером почвы, климата и с
высотой над уровнем моря. Тем не менее, начинать географию растений,
как науку, с этого произведения мы не можем: в нем не упоминается
ни одного названия растения, наряду с верными мыслями имеются
и совершенно неправильные, и, наконец, все его изложение
пропитано религиозным духом, в значительной степени заменявшим автору
подлинное знание природы.
В 1792 г. берлинский ботаник Вильденов опубликовал свои
лекции по ботанике, озаглавленные «Grundriss der Krauterkunde». Эта
книга на фоне метафизической науки того времени представляла
собою, без сомнения, выдающееся явление. Один из разделов ее,
озаглавленный «История растений», является по существу географией
растений в современном нашем понимании. Он начинается с
определения «Истории растений», под которой Вильденов понимал «влияние
климата на растительность, изменения, которые растения
претерпели во время революций нашего земного шара, их распределение
и распространение по земле». Мы находим здесь данные о
географическом распространении растений, мысли о необходимости допущения
прежней связанности материков для понимания разорванных
ареалов распространения, а также о факторах распространения, включая
сюда и человека, данные о влиянии условий обитания на растения; он
отличает впервые растения, живущие общественной одиночно. Таким
образом, в этих немногих страницах заключаются уже зачатки всех
будущих разделов науки о географии растений, еще в то время пе
имевшей своего наименования.
Развить эти мысли, подвести под них серьезное научное
основание, доказать фактами, не только почерпнутыми из чужих
описаний, но добытыми собственными наблюдениями и изучениями
природы, создать из них новую отрасль ботанического знания суждено
•было ученику Вильденова—Александру Гумбольдту.
В проспекте намечавшегося, но неосуществленного большого
произведения, посвященного географии растений, включаемого нами
в настоящее издание, Гумбольдт дал подробную и вполне
объективную оценку, можно сказать, даже преувеличенную в лучшую сторону,
того, что было известно в области географии растений к моменту
выступления его на этом поприще.
Это были отдельные, разбросанные факты, случайно брошенные
мысли в произведениях, посвященных систематике растений или
общей ботанике. Географического подхода к растению еще не
существовало; само название «география растений» было употреблено
совершенно случайно Менцелем в его оставшейся
неопубликованной «Флоре Японии».
Мысли о связи растений с климатическими факторами, о
закономерности в распределении растений соответственно горным поясам
и широтным зонам земного шара возникли у Гумбольдта, по его
собственным словам, в дни его ранней юности. Они накапливались
в течение ряда лет, черпая себе пищу в описаниях путешествий,
в беседах с исследователями, вернувшимися из дальних плаваний.
Они выливались в разработанные планы будущей науки. Еще в 1794 г.,
т. е. в двадцатипятилетнем возрасте,? Гумбольдт в письме к Шиллеру
так излагал свои планы на будущую работу: «естествознание, в
частности наука о растениях, в том виде как ее трактовали до
настоящего времени, когда ограничивались только установлением разницы
форм, изучали только физиономику растений и животных, а
учение о признаках, учение о методах определения даже
смешивали с самой священной наукой, не могло служить объектом
размышления для созерцательного ума человека. Но вы чувствуете
вместе со мной, что есть нечто высшее, что надо еще искать, что надо
еще найти.
«Аристотеля и Плиния втянуло в описания природы присущее
человеку эстетическое чувство и его проявление в любви к искусству,—
эти древние авторы имели несомненно более широкие взгляды, чем
наши убогие регистраторы природы.
«Всеобщая гармония форм, проблема вопроса—одна ли исходная
форма растений представлена в тысяче переходов; распределение
этих форм по земному шару; различные влияния—радости или
меланхолии, вызываемые в чувствующем человеке растительным