Страница 9 из 34
И когда с глаз спадёт туманная пелена, смолкнет этот безумный аккордеон, этот жуткий альт, он придёт в себя на карнизе: к спине — стена, под ногами — жесть и бетон, а внизу — асфальт. Он замрёт, почти не дыша, губу прикусив, не решаясь глядеть на стоящих внизу, на смотрящих вверх. Что там было вчера? Да обычный корпоратив, просто штатная проба друг друга на зуб под винцо и блеф. Что ещё? Деваха эта с пунцовым ртом: староват, мол, ты, виршеплёт, вон — очки, живот...
А потом зазвучала музыка.
А потом
он не помнит почти ничего.
Почти ничего.
Только, кажется, шёл, как крыса, на нервный звук, идиотски скалясь, раскидывая коллег, преграждавших путь. И казалось, что если встанешь, нутро порвут эти чёртовы ноты, срывался в бег и не мог свернуть.
Стой, работай теперь горгульей блочных домов. Впрочем, что-то мигает внизу, пожарники, что ли? В отпуск. Завтра. Куда-нибудь под Саров. Скажешь, внезапно разнылся зуб. Скажешь, что болен.
Корча пожарным рожи, выпотрошив карман, он достаёт мобильник. Номер твой набирает — весел, как... какаду. Скажет потом, что был... ну, допустим, пьян. Или что в фанты с друзьями играли, и он продул.
октябрь 2007
«Вот тебе, говорят, мегаполис — люби и цени его...»
В Москве не бывает моря... Юлия Морозова
Вот тебе, говорят, мегаполис — люби и цени его,
Местным ритмам и пульс твой, и вдох твой вторят.
Я смеюсь: как, скажите, любить эти шум и вонь,
Если мысли уже полгода только о море?
Потерпи, говорят, помолчи хотя бы пяток минут.
Я послушно молчу. Словоблудие — злейший враг мой.
Закрываюсь и превращаюсь в морскую раковину:
Волны тихо шумят между горлом и диафрагмой.
Им всё мало, клюют, толкают то здесь, то там —
Не груби, говорят, всем подряд, будь добрей и проще.
Я и так уже проще некуда, просто чистый штамп:
Не на трап иду, не в астрал — на Красную площадь.
Останавливаюсь, расчехляю голос, беру слова,
Заряжаю глаголы, ворошу междометий улей,
Набираю в грудь воздух и начинаю звать —
Стылым воем подземки, гулом горбатых улиц.
...И оно приходит. Со стороны реки.
Сносит стены и башни, Ветошный и Хрустальный,
Я уже различаю, как вдали поют моряки,
Как с Ильинки на площадь вплывает огромный кит,
Волны б
ы
стры, смертельны, пенисты и горьки,
У Василия прорезается пёстрый киль,
Он пускается вплавь в свои какие-то дали.
Я скачу у прибоя, стягиваю носки,
И ныряю.
Всё равно же водой обдали.
октябрь 2008
ДРУГИЕ ФОКУСЫ
«Вытрясаю всё из карманов и рассовываю по щелям в полу...»
Людмиле Смеркович
Вытрясаю всё из карманов и рассовываю по щелям в полу.
Предвкушаю допрос и обыск, и чудовищный мордобой...
Надо было быть осторожней на этом дрянном балу.
Говорила мне тётка-фея: «Детка, владей собой!»
На кой чёрт мне, простите, сдался коронованный этот сопляк?
Кто просил поднимать вуаль и улику терять с ноги?
А дворец вчера оцепили, не вернуться теперь никак.
И по городу стража рыщет, тут беги уже, не беги.
А в каморке темно и тихо, только кучер грызёт паркет.
Только мерно гудит процессор, да лакеи в углу смолят.
На столе: в башмачке окурки, стылый кофе, двойной билет
И контракт на пол-королевства с личной подписью короля.
2004
«Волонтёры находят их у помоек...»
Лину Лобарёву
Волонтёры находят их у помоек:
облезлыми, грязными,
с ожогами, переломами, язвами,
пятнами от чернил.
Сокрушаются: «Да за что же их?»,
гладят по хребтам переплётов кожаных
и несут
в приют для бездомных книг.
Хозяин приюта три месяца щей не ел,
у него проблемы с деньгами и помещением,
в кармане — одни счета.
Он целыми днями чистит, шьёт и разглаживает,
если при этом бы шли продажи, но нет.
Не берут ни черта.
И писали в газету,
и рекламу давали уже —
никакого толку.
Но зато, когда он засыпает среди стеллажей,
книги тихо урчат на полках.
июнь 2010
«В окнах маячат узкие тени веток...»