Страница 178 из 204
Если корона и палата лордов безвластны, то палата общин по необходимости должна сосредоточить в себе всю власть. Так оно и есть. Действительно палата общин издаёт законы и управляет через министров, являющихся лишь её исполнительным комитетом. При таком всевластии палаты общин Англия должна была бы, следовательно, представлять собой чистую демократию, — хотя номинально и оставались бы существовать обе другие ветви законодательного органа, — если бы только сам демократический элемент был действительно демократичен. Но об этом и речи нет. При установлении конституции после революции 1688 г. общины остались совершенно нетронутыми в своём составе; города, местечки и избирательные округа, имевшие раньше право на посылку депутата, сохранили его; и это право отнюдь не было демократическим, «всеобщим правом человека», а чисто феодальной привилегией, которая ещё при Елизавете давалась короной совершенно произвольно и в виде милости многим до тех пор не представленным городам. Даже тот характер представительства, который имели выборы в палату общин, по крайней мере первоначально, они скоро утратили благодаря «историческому развитию». Состав старой палаты общин известен. В городах предоставление депутатского полномочия зависело либо от одного лица, либо от замкнутой и самопополняющейся корпорации; лишь немногие города были открытыми, т. е. имели довольно большое число избирателей, но и в них самый бесстыдный подкуп вытеснял последние остатки действительного представительства. Закрытые города находились в большинстве случаев под влиянием одного лица, обычно — лорда; в сельских избирательных округах всемогущество крупных землевладельцев подавляло всякое возможное там более свободное и самостоятельное движение среди и без того уж находящегося вне политической жизни народа. Старая палата общин была не чем иным, как замкнутой, независимой от народа, средневековой корпорацией, завершением «исторического» права; эта корпорация не могла привести в защиту своего существования ни единого действительно или хотя бы с виду разумного аргумента, она существовала рассудку вопреки и поэтому в 1794 г. сама отрицала устами своей комиссии, что она является собранием представителей и что Англия есть представительное государство{188}. По сравнению с такой конституцией теория представительного государства, даже обыкновенной конституционной монархии с палатой представителей, должна была казаться в высшей степени революционной и неприемлемой и поэтому тори были совершенно правы, характеризуя билль о реформе как мероприятие, прямо противоречащее духу и букве конституции и подрывающее её. Тем не менее, билль о реформе прошёл, и вот теперь нам нужно рассмотреть, как повлияла эта реформа на английскую конституцию и, в особенности, на палату общин. Прежде всего, условия депутатских выборов в сельских местностях остались совершенно такими же. Избиратели здесь почти исключительно арендаторы и как таковые находятся в полной зависимости от своего землевладельца, так как этот последний может в любое время отказать им в аренде ввиду отсутствия договорных отношений между ними. Депутаты от графств (в противоположность городам) остались, как были, депутатами землевладельцев, ибо лишь в самые неспокойные эпохи, как в 1831 г.[200], арендаторы осмеливаются голосовать против землевладельцев. Более того, билль о реформе даже ухудшил зло, увеличив число депутатов от графств. Из 252 депутатских мест от графств тори могут поэтому всегда рассчитывать по меньшей мере на 200, разве только среди арендаторов возникнет всеобщее волнение, при котором вмешательство землевладельцев было бы неблагоразумным. В городах было введено представительство, по крайней мере формально, и каждому, кто занимает дом, за который он платит минимум десять фунтов ежегодной арендной платы, и вносит прямые налоги (налоги в пользу бедных и пр.), предоставляется право голоса. Этим исключается огромное большинство рабочего класса, ибо, во-первых, только женатые, конечно, живут в отдельных домах, и если даже за значительную часть этих домов уплачивается десять фунтов арендной платы в год, то всё же почти все живущие в них уклоняются от уплаты прямых налогов и не являются поэтому избирателями. Число избирателей при чартистском, всеобщем избирательном праве по меньшей мере утроилось бы. Города находятся таким образом в руках буржуазии, а последняя, в свою очередь, в мелких городах часто зависит от землевладельцев — прямо или косвенно, через посредство арендаторов, этой главной клиентуры лавочников и ремесленников. Только в больших городах господство действительно переходит к буржуазии, а в небольших фабричных городах, особенно в Ланкашире, где буржуазия не имеет значения вследствие своей малочисленности, а сельское население не пользуется влиянием, где, следовательно, меньшинство из рабочего класса уже стало решающим фактором, мнимое представительство начинает до некоторой степени приближаться к действительному. Эти города, например, Аштон, Олдем, Рочдейл, Болтон и т. д., посылают поэтому в парламент почти одних только радикалов. Расширение избирательного права в соответствии с принципами чартистов дало бы этой партии большинство избирателей как здесь, так и вообще во всех фабричных городах. Но кроме этих различных, очень сложных на практике влияний, сказывается ещё действие разных местных интересов и, наконец, в немалой мере влияние очень значительного фактора — подкупа. В первой статье настоящей серии{189} уже говорилось о том, что палата общин объявила устами своей комиссии по вопросу о подкупах, что палата избрана при помощи подкупа, и Томас Данкомб, единственный депутат — решительный сторонник чартизма, уже давно напрямик заявил палате общин, что никто во всём собрании, не исключая его самого, не мог бы сказать, что обязан своим местом свободному, неподкупному голосованию своих избирателей. Прошлым летом Ричард Кобден, депутат от Стокпорта и лидер Лиги против хлебных законов, заявил на публичном митинге в Манчестере, что никогда ещё подкуп не принимал таких размеров, как теперь, что в торийском Карлтон-клубе и либеральном Реформ-клубе в Лондоне представительство от городов совершенно открыто продаётся с аукциона тому, кто больше даст, и клубы эти действовали по-предпринимательски: «за столько-то фунтов мы гарантируем тебе такое-то место» и т. д. — И ко всему этому «честные» приёмы, с помощью которых проводятся выборы, — всеобщее пьянство при голосовании, кабаки, в которых избиратели напиваются за счёт кандидатов, беспорядок, драки и рёв толпы у помещений, где происходит голосование, — довершают картину ничтожности представительства, действительного на семь лет.
Мы видели, что корона и палата лордов утратили своё значение; мы видели, каким способом рекрутируется всемогущая палата общин; теперь возникает вопрос: кто же, в сущности, правит в Англии? — Правит собственность. Собственность даёт возможность аристократии направлять выборы депутатов от сельских округов и мелких городов; собственность даёт возможность купцам и фабрикантам влиять на избрание депутатов от больших, а частью также и от мелких городов; собственность даёт возможность тем и другим усиливать своё влияние путём подкупа. Господство собственности определённо признано биллем о реформе посредством установления ценза. И поскольку собственность и приобретённое благодаря собственности влияние составляют сущность буржуазии, поскольку, следовательно, аристократия при выборах пускает в ход влияние своей собственности и вследствие этого выступает не как аристократия, а приравнивает себя к буржуазии, постольку влияние собственно буржуазии в целом гораздо сильнее влияния аристократии, постольку господствует действительно буржуазия. Но как и почему она господствует? Потому что народ не осознал ещё ясно сущности собственности, потому что он вообще ещё, — по крайней мере в сельских местностях, — духовно мёртв и поэтому мирится с тиранией собственности. Англия, конечно, демократическая страна, но демократическая в том же смысле, как и Россия; ибо народ везде, не сознавая этого, господствует, и во всех государствах правительство является только другим выражением степени образованности народа.