Страница 160 из 204
Вечное колебание цен, создаваемое условиями конкуренции, окончательно лишает торговлю последних следов нравственности. О стоимости нет больше и речи. Та самая система, которая, казалось, придаёт такое значение стоимости, которая возводит абстракцию стоимости, в форме денег, в ранг некоего особого существования, — эта самая система разрушает посредством конкуренции всякую внутренне присущую вещам стоимость и изменяет ежедневно и ежечасно стоимостное отношение всех вещей друг к другу. Где же в этом вихре остаётся возможность для обмена, основанного на нравственных началах? В этом беспрестанном колебании вверх и вниз каждый должен стараться улучить наиболее благоприятный момент для купли и продажи, каждый должен стать спекулянтом, т. е. пожинать там, где он не сеял, обогащаться за счёт убытка других, строить свои расчёты на чужом несчастье или пользоваться случаем для наживы. Спекулянт всегда рассчитывает на бедствия, особенно на неурожаи, он использует всё, как, например, в своё время пожар Нью-Йорка; но кульминационным пунктом безнравственности является биржевая спекуляция ценными бумагами, низводящая историю, а с ней и человечество до роли средства, удовлетворяющего алчность расчётливого или же идущего на риск спекулянта. Но пусть добропорядочный «солидный» купец не фарисействует по поводу биржевой игры: благодарю тебя, создатель, и т. д. Этот купец так же отвратителен, как и спекулянты ценными бумагами, он в такой же степени спекулирует, как и те, он должен спекулировать — конкуренция принуждает его к этому, — и его торговля заключает в себе, следовательно, ту же безнравственность, что и сделки биржевиков. Истина конкуренции состоит в отношении потребительной силы к производительной силе. В строе, достойном человечества, не будет иной конкуренции, кроме этой. Общество должно будет рассчитать, что можно произвести при помощи находящихся в его распоряжении средств, и сообразно с отношением этой производительной силы к массе потребителей определить, насколько следует повысить или сократить производство, насколько следует допустить или ограничить роскошь. Но чтобы правильно судить об этом отношении и о том, какого повышения производительной силы можно ожидать от разумного устройства общества, пусть мои читатели прочтут работы английских социалистов, а отчасти также и Фурье.
Конкуренция отдельных лиц между собой, соперничество капитала с капиталом, труда с трудом и т. д. при этих условиях сведётся к соревнованию, основанному на человеческой природе и пока сносно разъяснённому одним лишь Фурье, — соревнованию, которое, с устранением противоположных интересов, будет ограничено присущей ему своеобразной и разумной сферой.
* * *
Борьба капитала с капиталом, труда с трудом, земельной собственности с земельной собственностью приводит производство в лихорадочное состояние, при котором все его естественные и разумные отношения ставятся на голову. Ни один капитал не может выдержать конкуренции другого, если он не разовьёт своей деятельности до наивысшего предела. Ни один земельный участок не может быть обработан с выгодой, если его производительность не будет постоянно повышаться. Ни один рабочий не устоит против своих конкурентов, если он не отдаст работе всех своих сил. Вообще никто из тех, кто вовлечён в конкурентную борьбу, не может её выдержать без крайнего напряжения всех своих сил, без отречения от всех истинно человеческих целей. Следствием такого чрезмерного напряжения на одной стороне неизбежно является расслабление на другой. Когда колебание конкуренции незначительно, когда спрос и предложение, потребление и производство почти равны друг другу, в развитии производства должна наступить такая стадия, на которой окажется так много избыточной производительной силы, что огромной массе народа нечем будет жить, что люди станут умирать с голоду — и именно от избытка. В этом абсурдном положении, в этом состоянии воплощённой бессмыслицы уже продолжительное время находится Англия. Если же производство колеблется более сильно, что является необходимым следствием описанного положения вещей, то наступает чередование расцвета и кризиса, перепроизводства и застоя. Экономист никогда не мог уяснить себе этого безумного состояния; чтобы объяснить его, он придумал теорию народонаселения, которая столь же бессмысленна и даже более бессмысленна, чем это противоречие одновременного существования богатства и нищеты. Экономист не посмел увидеть истину; он не посмел признать, что это противоречие есть простое следствие конкуренции, ибо иначе вся его система была бы ниспровергнута.
Для нас же это — легко объяснимая вещь. Производительная сила, находящаяся в распоряжении человечества, беспредельна. Урожайность земли может быть бесконечно повышена приложением капитала, труда и науки. «Перенаселённая» Великобритания, по расчётам самых солидных экономистов и статистиков (ср. Алисон, «Основы народонаселения», т. I, гл. 1 и 2[181]), может быть в течение десяти лет приведена в такое состояние, что сможет производить достаточно хлеба для населения в шесть раз большего, чем нынешнее. Капитал увеличивается с каждым днём, рабочая сила растёт вместе с ростом населения, а наука с каждым днём всё больше и больше подчиняет людям силы природы. Эта беспредельная производительная способность, будучи использована сознательно и в интересах всех, вскоре сократила бы до минимума выпадающий на долю человечества труд; предоставленная конкуренции, она выполняет то же самое, но в рамках противоположности. Одна часть земли подвергается наилучшей обработке, тогда как другая — в Великобритании и Ирландии 30 миллионов акров хорошей земли — остаётся невозделанной. Одна часть капитала обращается с невероятной быстротой, другая же лежит мёртвой в сундуках. Одна часть рабочих работает по четырнадцать — шестнадцать часов в сутки, тогда как другая остаётся без дела, без работы и умирает с голоду. Или же эти противоположности выступают не одновременно: сегодня торговля идёт хорошо, спрос очень значителен, всюду идёт работа, капитал оборачивается с удивительной быстротой, земледелие процветает, рабочие работают до изнеможения, — завтра наступает застой, земледелие не окупает затраченных на него усилий, большие площади земли остаются невозделанными, капитал в самом разгаре движения вдруг застывает, рабочие остаются без занятий, и вся страна страдает от избыточного богатства и избыточного населения.
Такой ход вещей экономист не может признать правильным; иначе он должен был бы, как сказано, отказаться от всей своей системы конкуренции; он должен был бы увидеть всю бессмысленность своего противопоставления производства и потребления, избыточного населения и избыточного богатства. А для того, чтобы привести этот факт в согласие с теорией, — ведь самого-то факта нельзя было отрицать, — была изобретена теория народонаселения.
Мальтус, родоначальник этой доктрины, утверждает, что население всегда давит на средства существования, что с увеличением производства в той же степени увеличивается и население, и что присущая населению тенденция размножаться свыше имеющихся в его распоряжении средств существования является причиной всей нищеты, всех пороков: Ибо где слишком много людей, там они тем или иным способом должны быть устранены: либо их надо насильственно умертвить, либо они должны умереть с голоду. А раз это произошло, снова образуется брешь, которая тотчас же снова заполняется путём размножения оставшегося населения, и снова наступает прежняя нищета. И так бывает-де при всех условиях, не только в цивилизованном, но и в естественном состоянии; дикари Новой Голландии{178}, где приходится по одному человеку на квадратную милю, так же сильно страдают от перенаселения, как Англия. Короче говоря, если мы хотим быть последовательными, то мы должны будем признать, что земля была перенаселена уже тогда, когда существовал только один человек. И вот из этого рассуждения делается вывод, что так как именно бедняки оказываются избыточными, то для них ничего не следует делать, кроме как по возможности облегчить им смерть от голода, убедить их, что тут ничего нельзя изменить, что для всего их класса единственное спасение состоит в том, чтобы возможно меньше размножаться, или, если из этого ничего не выходит, то следует, по крайней мере, устроить государственное учреждение для безболезненного умерщвления детей бедняков, как это предлагал «Маркус»[182]; при этом на каждую рабочую семью должно приходиться по два с половиной ребёнка, а что сверх того — подлежит безболезненному умерщвлению. Раздача милостыни признаётся преступлением, так как это усиливает прирост избыточного населения; зато считается весьма полезным объявить бедность преступлением и превратить дома для бедных в карательные заведения, как это уже сделано в Англии новым «либеральным» законом о бедных[183]. Правда, теория эта очень плохо согласуется с библейским учением о совершенстве бога и его творения, но «плохо то опровержение, которое фактам противопоставляет библию!»