Страница 20 из 24
Анна Алексеевна даже не заметила, как повозка тронулась с места. Теперь ход её мыслей поменял направление. Вот как, оказывается господин Белый умеет с ходу очаровывать девичьи сердца! Она, конечно, обратила внимание на поведение молодого человека в магазине Кун-ста и, естественно, поняла причину его робости. Девичьему глазу приятно было видеть неуверенность в серых зрачках молодого мужчины. И не только в глазах, но и во всём поведении. Впрочем, как и папеньке, который прикинулся туповатеньким дворянином, над чем они вчера от души посмеялись. Но чтобы господин Белый сумел покорить сердце дикарки Мичуриной, о поведении которой Анна Алексеевна много слышала, поверить невозможно. Сплетни, решила Анна Алексеевна.
Но Игнат прав: в той стороне, кроме жилых домов и казарм артиллерийского полка, более ничего нет! Значит, дикарка могла поехать только к воинской части.
— Игнат, — Анна Алексеевна окликнула кучера. — Правь к Гостинодворскому базару.
— Так ведь закрыто еще! — удивился кучер.
— Ничего, — быстро отреагировала дочь губернатора. — Попрошу Коротаева, он мне лавку раньше откроет. И давай побыстрее.
Полина Кирилловна оглянулась на губернаторские дрожки и чувство гордости переполнило её. В кои — то веки простые смертные утирают нос дворянскому сословию. Так и надо! Кто стоял у основания города, в самых его истоках? Они — Мичурины. Кто открыл первым торговлю в губернии? Опять же дед её, Мичурин. Кто первым завёл торговлю с китайцами и выгоду в том имел немалую, подчас рискуя головой? Отец её, Мичурин Кирилла Петрович! А эти кто такие? Много их тут перебывало. Приедут лет на пять — семь, по «велению государеву», побудут, вновь в милость попадут, и поминай, как звали. А Мичуриным здесь жить. Ждать новых генералов, с дочками, да сынками. И вновь спины гнуть. А во имя чего?
Господи, зачем она приказала править к казармам? Индурова разве что увидеть? Так он сам прибежит, только дай знать. Да и другие офицеры под стать ему, готовы броситься к её ногам. Разве что кроме Рыбкина.
Полина Кирилловна откинула голову на свёрнутый полог и прикрыла веки, чтобы утреннее солнце не слепило глаза. Странный он, этот Станислав Валерианович. Поначалу ей казалось, будто он принялся ухаживать за ней, да как-то вяло. Единственные моменты, когда в её присутствии у поручика блестели глаза, так это во время декламирования своих виршей. Казалось, будто Рыбкин просыпался от летаргического сна и на короткий миг оживал, превращался совсем в другого Рыбкина. А стихи читал так, будто посвящены они были не ей, а некоей таинственной незнакомке, образ которой Станислав Валерианович глубоко хранил в своём сердце. В такие моменты Полине Кирилловне было даже жаль поручика, но ничем помочь она ему не могла.
Кучер для порядка прокашлялся и проговорил:
— Казармы, барышня.
Полина Кирилловна слегка приоткрыла глаза:
— Погоняй-ка, Степан, на Суворовскую.
— Так то ж в другой конец города, — удивился кучер.
— А тебе какая нужда? Правь да и всё. — Полина Кирилловна оглянулась по сторонам и хотела было прикрикнуть на него, как сердце её замерло, а после учащённо забилось, — Стой! — окрик остановил руку кучера, уже собравшуюся подогреть вожжами ещё не остывшие крупы лошадей.
Полина Кирилловна с трудом сдержала дыхание. Возле ворот в воинскую часть стояла знакомая ей повозка полицейской управы, на которой теперь ездил Олег Владимирович Белый.
Чиновник из столицы стремительным шагом покинул расположение артиллерийского полка, резко вскочил в пролётку и хлопнул извозчика по плечу:
— Трогай.
— Куда, ваше благородие?
— В кавалерийский полк. Оттуда к сапёрам. А утром приготовься ехать в Марковскую.
— Кудыть? — кучер встрепенулся. — Так до неё, почитай, вёрст тридцать будет. Это ж полдня туда, полдня обратно.
— Вот и приготовься. А теперь помолчи. Мне нужно сосредоточиться.
— Как же, помолчи… — бормотал себе под нос Прохор, ясно представляя, каким образом ехать до казачьей станицы, по убитым-то дорогам, да не дай бог, если ещё и дождь пойдёт.
А господин Белый достал записную книжку и принялся вписывать в неё только одному ему понятные каракули.
В целом встречей Олег Владимирович остался недоволен. Через полчаса совместной беседы все подозрения с Рыбкина Белый был вынужден снять. Поручик, несмотря на ожидания советника, ни от чего не отказывался. Да, именно он подписал контракты с господином Мичуриным и никаких других вариантов не рассматривал, хотя они и имели место быть. Но, как пояснил Рыбкин, он больше доверяет тому купцу, который лавку держит не один год и не пять лет, а эдак, с десяток, а лучше и пять десятков. Таким торговцам имя качеством товара служит, и слово их — кремень. Помнится, Станислав Валерианович быстро пересмотрел все папки, нашёл нужную и раскрыл её на необходимой странице.
— Вот, — произнёс он. — Читайте.
Олег Владимирович присмотрелся. Перед ним лежали накладные на ввезённый товар. В каждой стояла подпись Рыбкина.
— Я, понимаете ли, за просто так свой росчерк ставить не буду, — гордо произнёс поручик, что выглядело несколько смешно. — Каждый мичуринский товар лично принимаю. А потому, ежели что не так, ответственность с себя не снимаю.
После этих слов Олег Владимирович посмотрел на Сергея Ивановича. Тот в отличие от своего подчинённого подписи нигде, кроме контракта, не ставил. Капитан, почувствовав на себе взгляд инспектора, тяжело заёрзал на стуле.
Белый вторично перелистал документы и неожиданно произнёс:
— Кстати, господа, а что за мешки сегодня утром таскали ваши солдаты?
Рыбкин неопределённо пожал плечами. Белому жутко захотелось курить. Если поручик что и знает, то не скажет. Вон, смотрит в окно, будто там что-то интересное происходит. Оно и понятно. За себя-то он ответит, а вот за другого — нет, топить не станет. Никуда не денешься: армейская порука.
Олег Владимирович повернулся к капитану:
— Итак, слушаю вашу версию.
Ланкин несколько минут молчал, видимо, раздумывая над своим будущим. Долго ждать Белый не имел никакого желания, а потому ускорил темп событий новым вопросом:
— Переносили фуражное зерно? Так ведь?
Капитан продолжал молчать. Олег Владимирович вспомнил вчерашний разговор в доме губернатора. А ведь он «в десятку» с зерном-то попал! Под руку вспомнился случай в девятом кавалерийском полку, где произошёл падёж лошадей по причине гнилого фуража. Вот он его, в качестве примера, в беседу и вставил. А на деле — «в яблочко».
Молчанка могла затянуться и привести к нежелательным результатам, что совсем не устраивало Белого.
— Господин поручик, — обратился Олег Владимирович к Рыбкину. — Вы можете нас покинуть на несколько минут?
Станислав Валерианович молча отошёл от окна, и вскоре его высокая, слегка сутуловатая, фигура скрылась за дверью. Белый взял в руки табурет и приставил его ближе к стулу капитана.
— Давайте, Сергей Иванович, поговорим начистоту. Братьев Бубновых к вам подвёл Киселёв? Так?
Капитан молчал. Пришлось отвечать вместо него:
— Я думаю, что так. И порченое зерно сегодня утром не переносили, а прятали. От меня. Чтобы, значит, зоркий глаз инспектора не смог обнаружить подлог. В котором часу к вам приехал Владимир Сергеевич?
Ланкин рванул верхнюю пуговицу кителя, однако продолжал хранить молчание.
— Часов в семь, — предположил Олег Владимирович, прохаживаясь перед капитаном. — Или около того. Чтобы до моего приезда. И именно он приказал перенести мешки. Единственное, чего вы не ожидали от столичного неженки, что тот тоже имеет привычку рано вставать. — Белый остановился напротив капитана. — Дрянь дело, Сергей Иванович. Скверно. Кандидатуру вам на замену не присылают только благодаря полицмейстеру? Точнее, его связям?
Капитан отрицательно покачал головой:
— Нет. У Киселёва таких связей в столице нет, — наконец хриплым голосом произнёс он.
Это точно, вспомнил Белый личное дело Владимира Сергеевича. Столь влиятельных родственников и друзей в столице у губернского полицмейстера не осталось. За исключением Александра Никодимовича Короваева. Но то фигура мелкая для столь широких дел, а потому на неё рассчитывать Киселёв никак не мог.