Страница 7 из 8
прошло, как „дни сочтены“-
Все это живо волнует палату № 1. И ясно выри совываются два
чувства заключенных—надежда и страх.
— Может быть выпустят отсюда живыми. Или расстреляют
раньше, чем придет свобода.
Вопрос остается вопросом.
-
29 мая.
Третьего дня минуло 10 месяцев тюрьмы. С воли сообщают из
лагеря белых все „о последних днях большевиков“, а наряду с этим—
Устал я, и тяжело записывать рассказы об истязаниях, пережитых
заключенными... Но занесу в „анналы“ может быть последнее
повествование.
’
Рассказчик—рабочий Дм. Полетаев из Кунгура.
Составлял я ему прошение уполномоченному по охране. И вот
передо мной красноречивый документ, смоченный кровью и слезами:
„С начала арестовали меня на 8 суток, но за недоказанностью
обвинения выпустили. На второй день рождества на квартиру явилось G
офицеров из армии Колчака, приказали одеться, вывели во двор и там
избивали плетями до потери сознания.
Дома оставались жена и трое детей—младшему 2 года —и слышали
мой „рев“; младший сынишка забрался под кровать. Жена была вне
себя... Когда я, вес избитый, на корточках, вполз в комнату, вижу: жена
схватила нож и хочет убить себя.
Во „внутренней жизни“ больницы разве' то, что, несмотря на голод,
отказались от совершенно нес’едобного- ,,супа“—сущие помои. .
Газеты с большими пробелами—видно .есть, о чем: ладо молчать. Зато
четким шрифтом напечатано сообщение из Омска о суде над 17-ю
гражданами, виновными? в принадлежности к партии коммунистов.
Приговор: 1 1-таг смертная казнь,..
73 июня.
Сегодня утром—побег 3-х из барака. Из умывальной виясу—как
солдаты бегут ловить, с винтовками на перевес. Выст]елы,' крики.... В итоге
сб|Жнл один, другой' убит, а третьего привели избитого до полусмерти.
77 июня.
Из газетной информации знаменательное „воззвание“- к красным, с
обещанием „при добровольном к белым пе- реходе—полного прощения“,
даже более того. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Больным уколом для меня являются анонсы в газетах
о „развлечениях“ в бывшем Харитоновском саду, сначала превращенном
!
Много событий „за стеной" за эти дни: красные
р
6 июля.
/надвигаются, взяли Пермь и Кунгур. j
Печально завыли, с
позволения сказать, газеты. Спе
шат пересматривать наши дела. Екатеринбург теперь— :
.-взбаламученное море.
!
Даже то,. что мы видим урывками из окон корри-
дора, много говорит нам: с утра два потока беженцев
—
по приказу из Екатеринбурга и без приказа—из окрестных мест в
город. В несколько рядов тянутся оттуда возы с домашним скарбом, с
привязанными сзади коровами и лошадьми.
А людный поток из уезда заполнил, говорят, все городские
площади; монастырь же заполнен „духовными -отцами“ из деревни
новлялся и никаких практических результатов вчерашнее- заседание не
имело, хотя многим обещали освобождение.
Да и до того ли им теперь, когда наши спасители! —красные с
каждым днем все ближе к Екатеринбургу.
Затревожилось и тюремное начальство: из окон видно,.-, как
повсюду нагружают „делами“, шнуровыми книгами- и прочей дрянью
тюремной конторы. Очевидно, собираются бежать.
А волна беженцев из города все ширится: видно,- как по площади
мимо Ивановского кладбища тянется. 7-8 рядов повозок, за ними пешие
тащат с собой скотР. ■ слышно мычание коров, ржание лошад ей —
настоящее по- реселение народов. Порой в эту Мавину беженцев ворвется
конный отряд, тоже удирающий, возы останавливаются г образуется затор,
доносятся крики, проклятья...
А сзади притекает новая волна бегущих.
А основания опасаться были: „высшее“ тюремное начальство
бежало-и оставило нас на попечение старика-
•привратника и нескольких надзирателей, из молодых, —старые „менты“
убрались с-начальством.
А в тюрьме стали появляться опричники-военные, вроде
известного истязаниями верх-исетских рабочих, Ер- мохина, и пытались
распоряягаться по-своему.
. Памятны остались на всю жизнь 3 последние дня яеред. приходом
красных,—ими я и закончу свое повествование.
.
12-го июля памятно кошмарной ночью, во время конторой
происходила последняя „эвакуация“.
На самом деле по всему видно было, что уводили людей на
Звон от разбиваемых вдребезги о камень бутылок тудел в ушах... И
над всем этим, висела пьяная, безобразная ругань.
Наша палата всполошилась—ведь возможно, что и .за нами придут.
■
Некоторые оделись, приникли к окнам, и ждал ff.
Помню, особенно подвергшийся панике шарташский •житель J1-,
крикнул мне от окна испуганным голосом:
— Чего же вы, т-щ Г—в, лежите? Одевайтесь!
— Зачем спешить? ответил я,—когда за нами придут,
Переговоры кончились успехом: обещал не пускать-
Отказался только удовлетворить вторую просьбу— оставить на эту
ночь палату незапертой („Вслучае нагрянут хулиганы, разбежаться можно“).
— Нет, - категорически заявил старый служака,—это уж не по
правилам будет.
Настала ночь... и редко кто заснул в эту долгую— долгую ночь.
.. Прислушивались к малейшему шороху, стуку и разговору во дворе.
Вот, кажется, стучат в ворота.
С утра к тюрьме приставили—было какой-то новый караул, но через
несколько часов его сняли и оставили нас в ведении надзирателей.
Среди них преобладала молодежь, видимо тоже ожидавшая красных с
добрым чувством.
Порой они передавали нам в окно со двора новости —что творится в
городе. Там царило уже полное безначалие и начались разгромы магазинов.
До нас дошли залпы орудий и ликующим, радостным эхом отозвались в
уставших сердцах. .
Это „они“ идут. ..
Белые протащили мимо тюрьмы и поставили на пригорке у кладбища
несколько орудий—обстреливать большевиков.
Наиболее экспансивные, нетерпеливо вскарабкались к окнам и затаив
дыхание, прислушивались и жадно глядели в темноту.
To-же- творится и в корпусе.
'
В палате царила полнейшая тишина ожидания.
Но вот. со стороны Верх-Исетского завода слышу ли • кующий звон
колоколов и затем бурное „ура!“.
— ОБИ вошли, они здесь!
Как электрическая искра обегает эта мысль всех. Чей то звучный
голос из окна кричит:
Запыленные, утомленные, в поту.
— Товарищи, вы свободны, звонким голосом об‘яв- ляет нам
стоящий впереди молодой красноармеец, видимо начальник маленького
отряда.
Горячее „ура“, крики /спасибо“. „Спасли вы нас“....
И просьба ко мне:
.
— Скажите им от нас приветствие.
Отказываюсь, но настоятельно просят.
Проходим через двор, мимо женской тюрьмы: у окон теснятся