Страница 12 из 199
Религиозная жизнь определялась многочисленными жреческими коллегиями (понтифики, авгуры, фециалы, салии, весталки, гаруспики), но и здесь полномочия сената были весьма велики. Сенат определял бюджет и осуществлял общий надзор за религиозной жизнью, решал вопросы о разрешении и запрете культа.
Сенат достаточно уверенно управлял Римом. Хотя закон народного собрания был высшей волей общины, а власть магистратов имела сильную тенденцию к автономии, народ вмешивался в дела только в поворотных ситуациях, а магистраты все больше и больше становились просто исполнительной властью. Формально решение сената (сенатус-консульт) было мнением сената, реально это было решение правительства. Власть сената чаще обозначалась как auctoritas, освященная древним правом и обычаями и основанная на огромном моральном авторитете полурелигиозная санкция, а сам сенат считался воплощением коллективного гения Рима и республики.
Древние были склонны идеализировать римскую систему. Римские историки создали картину жизни великого народа, проделавшего путь от «самых скромных начал» (Liv., I, 1) до великой державы, оплота цивилизованного мира и всеобщего мирового порядка, защитника всех гонимых и грозы преступников и тиранов. Теоретики государства и права, особенно Полибий и Цицерон, считали римский государственный строй идеальным, основанным на балансе трех форм государственного строя, монархии, аристократии и демократии (Polyb., VI, 2).
Тезис античных авторов подвергся очень тщательному разбору в историографии{31}. Ученые приходят к разным выводам относительно его правомерности[10], но, не вдаваясь в подробности дискуссии, заметим, что и политическая система римского государства и система управления Италией, при всех их проблемах, оказались достаточно сбалансированными и жизнеспособными, что не раз было проверено на практике. Опасность была в другом: «идеальная» римская политическая система была приспособлена для небольшого государства, и с его расширением все более и более оказывалась системой для меньшинства, а все большее и большее число людей оставалось вне нее, то есть вне права, государства и элементарной защиты. В III веке Рим и его «федерация» проявили поразительную жизнестойкость. Во II–I вв. до н.э. они оказались на грани катастрофы.
4. «Наследие» Ганнибала
Римско-италийский союз был готов выйти за пределы Италии. Ему предстояло столкновение с другой сверхдержавой, Карфагеном. Основанная в 825 (или 814 г.) маленькая финикийская колония проделала сходный путь с Римом, оказавшись в итоге гегемоном западного Средиземноморья. К III веку Карфаген владел большой территорией в Африке (совр. Тунис и северное побережье Алжира), южной Испанией и почти всей Сицилией, а карфагенский военный и торговый флот, вероятно, превосходил силы любой другой морской державы. Необычайное богатство Карфагена, созданное эксплуатацией поданных и морской торговлей, позволило ему создать мощную наемную армию, в которой служили наемники из практически всех стран Средиземноморья (испанцы, ливийцы, галлы, италики, греки). Хотя ресурсы римско-италийского союза превосходили войска карфагенян, последние компенсировали это качеством армии, общим более высоким уровнем цивилизации и господством на море.
Первая Пуническая война (264–241 гг. до н.э.) стала первым большим столкновением двух держав. На ее начальном этапе Рим, казалось, добился быстрого успеха. В 263 г. римляне взяли Мессану и осадили Сиракузы, сделав своим союзником сиракузского правителя Гиерона II, в 262 г. был взят второй по величине город Сицилии Акрагант, под стенами которого римляне разбили карфагенскую армию. К 260 г. вся восточная и центральная Сицилия была в руках римлян. Карфагеняне отступали к своим форпостам в западной части острова, Дрепане и Лилибею, готовясь к затяжной войне. Тем не менее, главной проблемой оставалось господство карфагенян на море, сводившее на нет любой успех сухопутных армий.
Римляне сделали невероятное, в рекордный срок, видимо, при активном содействии греческих полисов, возник римский флот из нескольких сотен судов. В 260 г. римляне одержали первую победу при Милах, в 259–258 гг. овладели Сардинией и Корсикой, а в 256 г., окрыленные успехами, решили закончить войну решающим ударом по Карфагену. Огромный римский флот из 330 судов, на борту которых находилось 100 тысяч гребцов и 40 тысяч солдат, взял курс на Африку. У мыса Экном произошло генеральное сражение с основными силами карфагенского флота (350 кораблей и 150 000 солдат и гребцов), закончившееся полной победой римлян. Римляне подошли к Африке и высадили армию консула Регула. Казалось война уже закончена.
В это время наступил поворот. Собрав все силы, карфагеняне разбили корпус Регула. Впрочем, римляне столкнулись с новым, еще более опасным врагом, морской стихией. В 255 г. у мыса Пахин римский флот попал в бурю, погибло 284 корабля и около 100 000 гребцов и солдат. В 253 г. катастрофа повторилась, римляне потеряли еще 150 кораблей. Война переместилась в Сицилию. Невероятными усилиями римляне восстановили флот. В 250 г. они одержали победу у Панорма, захватив почти всех вражеских слонов, а затем со 100-тысячной армией и 240 кораблями осадили Лилибей. Осада затянулась, возле Дрепаны римляне потерпели неудачу в морском сражении, остатки римского флота уничтожил шторм. В 247 г. в Сицилию прибыл новый командующий карфагенян Гамилькар Барка, начавший позиционную войну. Казалось, все предыдущие успехи сошли на «нет», римляне были на грани истощения, впрочем, и противник сражался из последних сил. Исход решило последнее усилие, римляне снова построили флот, а в 241 г. они разбили вражескую эскадру у Эгатских островов. Гамилькар, отрезанный от Африки с моря, пошел на переговоры.
Успех был значительным. Карфагеняне оставляли Сицилию, вскоре ставшую римской провинцией, и платили контрибуцию в 3 200 талантов. Рим стал морской державой, но обрел смертельного врага, готового к войне на уничтожение. Цена победы была необычайно высока: Карфаген потерял около 500, Рим — около 700 кораблей (Polyb., I, 53). Римские цензы показали спад населения с 292 334 человек в 265 г. до н.э. до 241 212 в 247 г. (Liv. Epit., 19){32}, что означало потерю более 1/5 граждан. Потери морских союзников были, видимо, еще больше.
Короткий период между 1 и 2 Пуническими войнами стороны использовали для подготовки к новой войне. Карфагеняне готовились к глобальному конфликту, создавая базу в Испании, римляне использовали передышку для войны с галлами (226–223 гг.), укрепления своих позиций в Иллирии и на Адриатике, а также — в Сицилии и Сардинии, в известной мере, готовясь к предыдущей войне. Они оказались бессильны перед лицом той концепции «мировой войны», которую навязал им Ганнибал. Создав мощную базу в Испании и набрав сильную армию из карфагенян и испанских наемников, карфагенский полководец принял решение перенести войну в Италию, рассчитывая поднять против Рима галлов и италийских союзников. В его планы входило восстание в Сицилии, позже возникли перспективы альянса с Филиппом V Македонским. Тактическое превосходство карфагенян и особенно — их конницы должны были способствовать успеху предприятия. Над Римом нависла серьезная опасность.
В 218 г. Ганнибал перешел из Испании в Италию, форсировав Пиринеи и Альпы и сорвав римские планы удара по Испании и Карфагену. Первый этап войны отмечен серией тяжелейших поражений римлян при Тицине, Треббии (218 г.), Тразименском озере (217 г.) и Каннах (216 г.). В сражениях пало более 100 000 римлян (видимо, около 1/3 их ресурсов). После первых побед к Ганнибалу присоединились галлы, после Канн на его стороне оказалось большинство городов и племен южной Италии (самниты, луканы, бруттии, часть кампанских греческих городов и др.). Глобальная стратегия Ганнибала стала реализовываться: в Испании шли военные действия, летом 215 г. отпала Сицилия, тогда же в войну вступил Филипп Македонский.
10
Традиционная точка зрения опирается на точку зрения Т. Моммзена и К. фон Фрица. Т. Моммзен отвергал какое-либо демократическое начало в римской конституции и считал Римскую республику аристократическим или олигархическим государством, которое сменила монархия Цезаря (Моммзен Т. История Рима. СПб., 1995–1996. Т. 3). К. фон Фриц подчеркивал искусственный характер теории Полибия, не имеющей реальной основы ни в греческой, ни в римской политической жизни (Fritz К. The Theory of Mixed Constitution in Antiquity. NewYork, 1959, P. 74; 91–92; 96). В подробнейшем обзоре римского государственного строя (Р. 123–304) К. фон Фриц демонстрирует непригодность схемы для событийной истории Рима. Напротив, современная историография склонна хотя бы частично признавать ее правомерность. Так, Э. Линтотт полагает, что власть магистратов как независимой выборной власти отчасти уравновешивала аристократический режим сената. Наряду с этим, английский исследователь признает довольно значительную роль народного собрания, вовсе не бывшего игрушкой в руках олигархов (Lintott A. Political history…, P. 4053). Теория Полибия, как полагает Линтотт, не была оторванной от жизни греческой теорией и “подобно тому, как римляне осознали свою историю под влиянием греков, они создали свою конституцию под влиянием греческой философии” (Р. 53).