Залечишь мои раны?

Стук, еле слышное «войдите», и Марк распахнул дверь, щурясь от слишком контрастно яркого света студии. 

Первых несколько секунд ему казалось, что комната пуста, а свет остался исключительности по чьей-то забывчивости, но впечатление было обманчивым.

– Добрый день, Марк Леонидович? – у стола, держа в руках фотоаппарат, стояла девушка. Лет двадцати двух, не больше.

– Да.

– Отлично, проходите, вешалка там, – она указала в противоположный угол, – подождите, пожалуйста, несколько минут, я сейчас закончу с подготовкой, и приступим.

На несколько секунд Марк элементарно завис. Причем произошло это сразу по нескольким причинам: он ожидал увидеть кого-то посолидней. Не был дураком, понимал, что уровень фотографа мало зависит от пола и возраста, но все же… А девушка… Ей бы еще в куклы играться, или что делают девочки старшего школьного возраста? А не стоить из себя серьезного профессионала. Но что убило Марка наповал, она была неуловимо похожа на одного человека, которому еще действительно положено было играть с куклами.

Всего несколько секунд фотограф смотрела в его сторону, но черты ее лица запечатлелись в памяти – светлая кожа, острый нос, заправленные за уши светлые волосы, спускающиеся по плечи, сжатые в линию губы. Почему-то у Марка не возникло сомнений – когда она улыбается, на щеках появляются ямочки. Вот только не похоже, что она часто улыбается.

– Что-то не так? – оглянувшись, Снежа поймала внимательный взгляд своей будущей «модели». Слишком внимательный, на секунду девушка даже пожалела, что отпустила все-таки Аню раньше.

– Нет, – мужчина отмер, моргнул несколько раз, направляясь к вешалке. «Просто нужно нормально высыпаться, тогда не будет мерещиться одно и то же лицо в каждом встречном-поперечном». Объяснив самому себе происходящее именно так, Марк сделал, как ему велели.

И это вызвало невольную улыбку – когда он в последний раз получал от кого-то приказы? Когда последний раз беспрекословно их исполнял? Наверное, еще в детстве или юности. Серьезная фотограф может гордиться, если это имеет для нее хоть какое-то значение, конечно.

***

Весь вечер Снежана провела в студии. Хоть предвиделась единственная съемка, назначенная на семь вечера – раньше, господин Самойлов никак не мог, она приехала в четыре, проверила аппаратуру, а потом… Села на стул, чтобы просидеть так долгих три часа. Просто сидеть и смотреть в одну точку. Кто-то назвал бы это медитацией, кто-то желанием подумать, все взвесить, переоценить, а Снежа не тратила времени на то, чтобы как-то свое состояние назвать. Она просто не знала, что делать с этим всем. С собой, со своей жизнью, с преследующим ее прошлым и беспросветным будущим.

Утром звонил Дима. Он на Кубе. Теперь на Кубе, а до этого были Испания, Португалия, вроде бы Бразилия. Он выбирал странные маршруты, по логике, непонятной Снеже. Зачем он это делал – у девушки были некоторые предположения: раз предвидеть его действия было сложно ей, не менее сложно будет и Самарскому.

На первом часу молчаливого сидения, сдерживать тяжелые вздохи Снежана даже не пыталась. Брату она побоялась задать этот вопрос, но себя им мучила постоянно – и что дальше? Он вечно будет прятаться по закоулкам мира? Вечно будет звонить не больше чем на минуту, чтобы звонок не засекли? Каждый раз с нового номера, из нового уголка мира. За три долгих года он ни разу не вернулся в Киев. Да что там Киев? Не показался у родителей. Им тоже звонил – еще реже, чем Снеже, ведь им не объяснишь ничего. По официальной версии он разорвал отношения с Самарским после того, как последний бросил сестру. Звучало правдоподобно – родители верили, а отсутствие звонков и приездов Дима объяснял огромным загрузом на новой работе. Родители опять верили, а Снежана… И о новой работе она тоже боялась спрашивать. Дима никогда не заикался о том, что нуждается в деньгах. Запасы, с которыми он убегал должны были давным-давно закончиться, а значит – теперь он жил не на них. Причем не просто «жил», каждый раз он начинал разговор с вопроса – нужны ли деньги Снеже. Ей деньги были не нужны. Ей нужен был брат, не тот обезумевший ревнивец, в которого он превратился когда-то, не этот вечно суетной незнакомец, разговоры с которым длились ровно пятьдесят девять секунд, а прежний Дима.

Пусть он никогда не был идеальным. Пусть и хорошим-то он был только для тех, кого считал своим, но Снежане сложно было без него. Не просто без него – одной на всем белом свете.

На этот раз он шутил, спрашивал, как ее успехи, будто невзначай пытался узнать, что там Самарский… Снежа понятия не имела, что с ним. Живет, радуется, любит. Не ее. Приблизительно это и ответила Диме. Не про любит, про живет. А потом… Уже в самом конце, когда времени задавать вопросы у нее не осталось, Дима вдруг сказал, что, возможно, ему скоро придется вернуться.

Можно ли одновременно бояться и радоваться? Это очень легко, теперь Снежана знала это точно. Вернуться – значит добровольно отдаться в руки Самарскому. Самарскому, который слишком хорошо помнит предательство Димы. Самарскому, который подобного не прощает. В девушке даже надежды на то, что они просто поговорят и все будет забыто, не теплилась. Если бы Дима подставил Ярослава, слил информацию о фирме, продался конкурентам в бизнесе, было бы именно так. Нет, вернуться бы Самарский когда-то другу не предложил, просто сделал бы вид, что Димы для него больше не существует. Но покушение на Титову… Самарскую… Покушение на Самарскую он не простит.