Страница 42 из 197
мучением. Лаша не мог найти повода избавиться от пре¬
данного слуги.
Придворные и челядь, заметив такое отношение к Лу¬
хуми со стороны царя, также стали уклоняться от встреч
с несчастным телохранителем, при разговоре с ним отво¬
дили глаза в сторону, чтобы не видеть его изуродованного
лица.
Все тягостнее становилось царю выносить присутствие
Лухуми, и он был безмерно рад, когда тот обратился к
нему с просьбой разрешить ему уехать на несколько дней
домой.
—
Я еще не видел ни матери, ни жены с тех пор, как
меня ранили, и, если будет на то царское соизволение, я
съезжу ненадолго домой,— попросил соскучившийся по
родному дому Лухуми.
—
Можешь ехать не на несколько дней, а на несколько
месяцев, мой Лухуми! Отдохнешь дома, здоровье попра-
164
вишь, за хозяйством присмотришь! — с готовностью согла¬
сился Лаша.
И обрадованный Мигриаули покинул двор, к великому
удовольствию царя.
Перед домом Кетеван всадник придержал коня. Соба¬
ка с радостным визгом кинулась к нему, виляя хвостом.
Склонившаяся над тоиэ Кетеван подняла голову, вгля¬
дываясь в гостя. С первого взгляда этот одноглазый изу¬
родованный человек показался ей чужим.
—
Ты не узнаешь меня, мать! — улыбнулся ей Луху¬
ми и соскочил с коня.
Слезы залили глаза Кетеван, по она быстро утерла их
концом платка.
165
—
Лухуми, сынок! — вырвался у нее радостно-тревож¬
ный возглас, и она бросилась к сыну.
Кетеван вперила глаза в лицо Лухуми, и ужас и отчая¬
ние сковали ее, но, овладев собой, она принялась обнимать
и целовать его, прижимая к груди.
—
Сын мой, вернулся наконец! Слава богу, что жив
остался!.. Сегодня птичка нам пропела радостную весть,
вот и сбылось...— говорила без умолку Кетеван, не отда¬
вая себе отчета в том, отчего льются слезы из глаз: от
радости встречи с обожаемым сыном или от щемящей жа¬
лости, прихлынувшей к сердцу.
—
Как живешь, мама, как вы тут без меня обходи¬
тесь? — спрашивал Лухуми, оглядывая двор.
—
Хорошо живем, сынок, что с нами может приклю¬
читься! Только беспокойство за тебя донимало нас: меня
и твою бедную жену.
—
А где она, мать?
—
Лилэ? Да у соседей, должно быть. Сейчас я ее клик¬
ну! — засуетилась Кетеван.
—
Тандо! — крикнула она стоявшему у тонэ красноще¬
кому босоногому мальчугану. — Тандо, сынок, подойди сю¬
да, покажись дяде Лухуми! Это сын нашего соседа, хоро¬
ший мальчик, потешный такой,— тараторила Кетеван.
Тандо* не двигался с места.
—
Подойди, не стесняйся! — подбодряла его Кетеван.
Испуганно поглядывая исподлобья, Тандо переминал¬
ся с ноги на ногу, и было похоже, что он вот-вот распла¬
чется.
—
Здравствуй, Тандо! — приветливо обратился к нему
Лухуми.— Раз не хочешь первым знакомиться, я сам тебе
представлюсь! — И с шутливой улыбкой Лухуми двинулся
к мальчику.
—
Нет, нет! Не хочу! — заревел тот и бросился прочь.
—
Чего ты испугался, поди сюда! — Добродушно улы¬
баясь, Лухуми смотрел вслед мальчику.
Кетеван поняла, отчего Тандо убежал от ее сына, и
глухой стон вырвался из ее груди: «Горе твоей матери,
сынок ты мой несчастный!»
Она стала звать Лилэ.
—
Я здесь, мама! Что случилось? — Лилэ вышла на
балкон.
—
Ты дома, дочка? Иди скорей сюда, Лухуми при¬
ехал!
166
Лилэ выронила рукоделье и ближе подошла к пери¬
лам.
—
Здравствуй, Лилэ! — весело крикнул жене Лухуми.
Запрокинув голову, он радостно глядел на нее снизу.
Здоровый глаз его излучал счастье, но вместо второго
глаза зиял страшный провал, затянутый белесой пеленой.
Одна половина лица Мигриаули озарялась взволнован¬
ной, радостной улыбкой, а другая застыла в якуткой гри¬
масе.
Лилэ дважды навещала раненого мужа в Тбилиси, но
тогда лицо его было перевязано. Лекари говорили ей, что
он останется без одного глаза. Но никогда не думала она,
что Лухуми будет так страшен. Кровь заледенела у нее в
жилах, она хотела закрыться рукой, чтоб не видеть этого
ужаса, но опомнилась. Голос Кетеван настойчиво, с моль¬
бой, звал ее, просил спуститься вниз.
—
Спускайся, дочка, спускайся сюда!
Жалость к несчастному мужу волной залила сердце
Лилэ. Она заставила себя улыбнуться ему и сбежала по
лестнице вниз.
Не глядя на пего, кинулась к нему, обняла и спрятала
голову на его широкой груди.
Во дворе собрались соседи, ближние и дальние. Они
заставляли царского телохранителя пересказывать подроб¬
ности гандзийской битвы, просили повторять снова и сно¬
ва, как он спас жизнь царю, и как был ранен сам, и как
лечили его царские лекари.
Раз глянув ему в лицо, они уже не решались вторично
поднять на него глаза и слушали, низко опустив головы
или смотря в сторону. Расходясь по домам, они сокрушен¬
но качали головами и тихо переговаривались между со¬
бой.
—
Как его изуродовали, несчастного, этакого бога¬
тыря!
—
Как он еще жив остался!
—
Да уж лучше бы убили его, чем жить на свете
таким уродом!
—
Бедная Кетеван, несчастная Лилэ! — причитала ка¬
кая-то женщина.
—
Тяжелее всего ему самому, а красавица жена всегда
найдет утешекие! — мрачно пошутил кто-то.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Не пируй с человеком завистли¬
вым. Не приводи его к себе в дом и
не ешь с ним хлеб свой...
Библия
Лилэ всю ночь заставляла Лухуми рассказывать ей о
царе, его характере и внешности, о его нраве и привычках.
Лухуми привез домой большой портрет Лаши. Царь
восседал на золотом троне, украшенном драгоценными
камнями. Поверх белой шелковой сорочки с низким воро¬
том и белого атласного архалука на нем был синий корот¬
кий кафтан с расходящимися полами и распущенным поя¬
сом. На ногах — зеленые с золотыми крапинками ногови¬
цы и башмаки на высоких каблуках с загнутыми кверху
острыми носами. На плечах парчовая накидка, расшитая
золотыми цветами. Опершись на правую руку, левой царь
держал небольшой свиток. Золотой венец и скипетр, усы¬
панный драгоценными каменьями, лежали рядом на ни¬
зеньком столике. Глаза царя выражали равнодушие к зна¬
кам могущества и роскоши, окружающей его. Взгляд го¬
лубых глаз, мечтательно устремленный вдаль, подчеркивал
возвышенный образ царя, рано задумавшегося над тщетой
и суетой этого мира.
Царь представлялся Лилэ прекрасным молодым дерев¬
цем, сказочным цветком, причудливым и роскошным.
Слушая рассказы Лухуми, она вспоминала снова и
снова, как увидела Георгия впервые на лашарском празд¬
нике.
—
Он и раба зря не обидит, любит всех — великих и
малых. Светлый ум, доброе сердце у нашего царя, справед¬
лив он и великодушен,— с благоговением рассказывал Лу¬
хуми.
Лилэ слушала и верила, что именно таков Лаша.
Правда, Лухуми рассказывал еще о храбрости Лаши,
о его воинской доблести, о силе и ловкости, но это не ва-
1С8
залось с ее представлением о юном царе — как это такой
нежный и мягкосердечный царь мог убивать людей, хотя
бы даже в жестокой схватке.
Поэтому все, что говорил Лухуми о войне и об отваге
Георгия, не доходило до сердца Лилэ, словно все это ие
касалось того человека, каждая иная подробность жизни
которого, подобно магниту, притягивала Лилэ.
Крестьянской восторженностью и наивностью был про¬