Страница 31 из 32
Мегрэ толкнул дверь и удивился, что Анна, шагов которой он не слышал, вошла одновременно с ним.
— Что у вас там за заговор вдвоем? — спросил доктор Ван де Веерт, который только что закурил огромную сигару и сосал ее, как ребенок соску.
— Простите нас… Мадемуазель Анна справлялась у меня относительно одного путешествия, которое она, кажется, хочет на днях совершить…
Маргарита сразу перестала играть.
— Это правда, Анна?
— О! Не сейчас…
А мадам Питере, которая не отрывалась от своего вязания, смотрела на них обоих с легкой тревогой.
— Я налила вам рюмку, господин комиссар… Я теперь знаю, что вы любите.
Машер с озабоченным видом наблюдал за своим коллегой, пытаясь угадать, что произошло.
Лицо Жозефа горело, так как он выпил подряд несколько рюмок можжевеловой. Глаза его блестели, руки беспокойно двигались.
— Хотите доставить мне удовольствие, мадемуазель Маргарита? Сыграйте в последний раз «Песню Сольвейг»…
И, обращаясь к Жозефу, добавил:
— Почему вы не переворачиваете ей страницы?
Это уже был садизм, как если бы он надавил языком на больной зуб.
С того места, где он стоял, облокотившись на камин, с рюмкой вина в руке, Мегрэ мог оглядеть всю гостиную, мадам Питере, склонившуюся над столом и освещенную светом лампы, доктора Ван де Веерта, который курил, вытянув свои короткие ножки, Анну, стоявшую возле стены.
А также Маргариту, которая играла и пела, сидя за роялем, и Жозефа, переворачивавшего ей страницы нот…
Рояль был покрыт вышитой скатертью, на которой стояло много фотографий: Жозеф, Мария и Анна, снятые детьми разного возраста…
Но пристальнее всего комиссар наблюдал за Анной.
Он еще не считал себя побежденным. На что-то надеялся, сам не зная, на что.
Если бы она хоть по-настоящему взволновалась!
Может быть, он заметит, что губы ее подергиваются?
Увидит слезы на ее глазах? Может быть, она вдруг порывисто выйдет из комнаты?..
Первый куплет закончился, но ничего подобного не произошло. Машер прошептал на ухо комиссару:
— Мы еще долго пробудем здесь?
— Несколько минут.
Во время этого краткого разговора Анна смотрела на них через стол, как бы желая удостовериться, что ей не грозит опасность.
И пока еще звучал последний аккорд, мадам Питере шептала, склонившись седой головой над вязаньем:
— Я никогда никому не желала зла, но повторяю: Бог ведает, что творит… Разве не ужасно было бы, если бы эти дети…
Она не закончила фразы, так как была очень взволнована, и смахнула слезу со щеки чулком, который вязала.
Анна, все такая же бесстрастная, стояла, устремив взгляд на комиссара; Машер начал терять терпение.
— Ну что ж!.. Извините меня, что я так сразу покину вас, но мой поезд уходит в семь часов и…
Все встали. Жозеф не знал, куда смотреть. Машер, запинаясь, нашел наконец ту фразу, которую должен был сказать, или нечто похожее.
— Мне очень жаль, что я подозревал вас… Но согласитесь, что, по всей видимости… И если бы тот речник не удрал…
— Ты проводишь наших гостей, Анна?
— Да, мама.
Таким образом, через лавку они прошли только втроем. Дверь ее была заперта на ключ по случаю воскресенья. Но там горела лампа, бросая отсветы на медные чаши весов.
Машер горячо пожал руку девушки.
— Еще раз прошу у вас прощения…
Мегрэ и Анна несколько секунд стояли друг против друга; наконец Анна пробормотала:
— Будьте спокойны… Я здесь не останусь…
В темноте, на набережной, Машер говорил без умолку, но Мегрэ слышал лишь обрывки его речи.
— …поскольку имя виновного известно, я завтра возвращаюсь в Нанси…
«Что она этим хотела сказать? — думал комиссар. — „Я здесь не останусь…“ Неужели у нее и в самом деле хватит мужества?..»
Он посмотрел на Мёзу, с берегов которой фонари бросали отсветы, искаженные волнами. Более яркий свет горел с другой стороны реки, во дворе завода, куда той ночью, как и всегда, старик Пьедбёф принес картошку, которую будет печь в золе.
Они прошли мимо переулка. Света в доме не было.