Коричневый след

— Куда так спешишь, парень? Поговори с нами немного!

Посетители, выходившие из больницы святой Августы, заполонили тротуар у ворот. Пришлось протискиваться между ними, да еще бегом.

У музея красный свет вынудил "форд" остановиться.

Теперь у них было крошечное преимущество. Улла замедлила бег, схватилась за правый бок.

— Быстрее, еще метров сто, ты должна!

Джимми обнял ее и потянул за собой.

На углу, когда до дома оставалось шагов пятьдесят, их обогнал "форд" и с визгом затормозил.

Все дверцы распахнулись. Пятеро бритоголовых выпрыгнули на тротуар, с криком набросились на них, сбили с ног.

Уже на земле, откатившись в сторону, Улла услышала, как закричал Джимми, увидела размеренные движения шнурованных сапог и почувствовала боль, словно это били ее. Раздалась команда:

— Кончай, хватит с этих легавых!

Она увидела, как сапоги стремительно удаляются, услышала, как захлопнулись дверцы и заработал мотор.

Джимми лежал на животе, защищая руками голову. Она осторожно тронула его за плечо.

— Они уехали, — прошептала она.

Джимми взглянул на нее, пытаясь улыбнуться. Лицо у него было в порядке. Тяжело дыша, он попробовал сесть. С трудом распрямил одну ногу. Нога двигалась.

Тогда он собрался с силами, сел на корточки и, опираясь на плечо Уллы, медленно поднялся. На негнущихся ногах прошел последние пятьдесят метров, затем с огромным трудом поднялся по лестнице. И почему только этот адвокат жил под самой крышей?

Книппель пригласил их в кабинет, усадил Джимми в кресло, налил "шерри".

— Это подкрепит жизненные силы, — сказал он и приготовился слушать рассказ Уллы.

— Можно взглянуть на фото в газете? — спросил он, когда она закончила.

Фотографию он рассматривал долго. Улла нервничала. Терпение не было сильной стороной ее натуры.

— Вы его знаете? — не выдержала она.

Старик поднял глаза, отложил лупу.

— Полной уверенности у меня нет.

Улла разочарованно вздохнула, но на Книппеля это не произвело впечатления.

— Я должен увидеть его в натуре, услышать голос.

— О ком вы говорите?

Джимми без сил полулежал в кресле, внимательно глядя на обоих.

— О Карле Аугсбургере.

Книппель встал и прошелся по комнате. Остановился перед Уллой.

— Ничего не поделаешь, придется подключить полицию. Вам это не по плечу. Дайте мне адрес свидетеля и газетную вырезку. Утром я им позвоню. Думаю, что кое-какие старые связи еще сработают.

Он положил бумаги на письменный стол, прижал скоросшивателем.

— А что делать с вами? — Книппель озабоченно взглянул на Джимми. — Наверное, нужен врач?

Джимми покачал головой. У него просто сильная слабость, и нужно немного полежать, чтобы прийти в себя. Уговоры Уллы действия тоже не возымели.

— Рентген? Чушь собачья!

— Ну хорошо, — согласился старик. По телефону он заказал такси.

— Как только что-то прояснится, позвоню, — пообещал он Улле и сунул в руки шоферу денежную купюру.

— Пожалуйста, развезите молодых людей по домам.

20

Хорсту Бринкману шел уже шестидесятый год и в отличие от многих сверстников он с нетерпением ждал, когда же этот год наконец кончится. В шестьдесят полицейские уходят на пенсию. Бринкман был хаупткомиссаром бохумской уголовной полиции. Он прошел по всем ступенькам служебной лестницы, получил все возможные надбавки и теперь твердо знал размер будущей пенсии. Начиная тридцать пять лет назад службу в полиции, он и помыслить не мог о таком — уйти в должности хаупткомиссара. Тогда хаупткомиссары считались "крупными шишками", и необходимо было добиться незаурядных успехов, чтобы дослужиться до столь высокого поста. Однако времена менялись. Карьера Бринкмана была тому лучшим свидетельством. Он не раскрыл никаких крупных дел и все свои повышения в буквальном смысле "высидел".

Адвоката Книппеля, которому Бринкман обязан был назначением в полицию, он не видел очень давно. Тем сильнее было его изумление, когда старик сам позвонил ему и договорился о встрече. Книппель приходился близким другом его отцу и по старой привычке обращался к комиссару только по имени. Бринкману не оставалось ничего другого, как продолжать именовать его "дядя Руди".

История, которую Книппель ему изложил, Бринкмана не убедила.

— По-моему, сильно смахивает на книжку "Эмиль и сыщики"[5], — засомневался он.

Но старик продолжал настаивать.

— Ты бы хоть приказал внимательно исследовать мопед, Хорст.

— Они наверняка это сделали, но если тебе так хочется, я позвоню в Дальхаузен.

Там никто не мог припомнить такого случая. Дежурный попросил позвонить еще раз после обеда, когда на дежурство заступит другая смена.

Послеобеденный звонок Бринкмана имел хоть какой-то результат. Хауптмайстер Лохнер вспомнил происшествие и, порывшись в бумагах, нашел даже соответствующее донесение.

— Проверьте, были ли расследованы обстоятельства того несчастного случая, — попросил Бринкман.

Лохнер достаточно долго служил в полиции, чтобы не понять: что-то тут не так. Почему один из начальников комиссариата интересуется давно забытым простейшим случаем?

Нервно листал он донесение, пробегая скупые данные об обстоятельствах происшествия.

— Минутку, господин хаупткомиссар, я передам трубку коллеге Шванду, он как раз составлял донесение.

И, прежде чем Бринкман успел что-то ответить, Лохнер положил трубку на письменный стол и позвал Артура Шванда, предававшегося вместе с Эрвином Цибуллой столь полюбившемуся им с недавних пор детскому занятию.

— Так что же вы выяснили по обстоятельствам несчастного случая? — спросил Бринкман. В голосе его слышалось нетерпение.

— Ну, несчастный случай, вы ведь знаете, чего там особенно выяснять. Когда мы прибыли, он там лежал. И свидетелей не было.

— А вы не обнаружили на мопеде следов, что позволили бы предположить постороннее воздействие?

— Я больше занимался пострадавшим, господин хауптко-миссар. Вот мой коллега, возможно, он знает больше. Он производил погрузку мопеда.

Шванд подозвал Эрвина Цибуллу.

На другом конце провода бушевал Бринкман, однако Шванд, не обращая внимания, отвел трубку в сторону и быстро объяснил Цибулле, в чем дело.

— Итак, это вы занимались мопедом, с которым произошел несчастный случай? Я прав? — спросил Бринкман, гнев которого сменился общим пессимистическим настроем по поводу состояния дел в дорожной полиции.

— Что вы имеете в виду, говоря "занимались", господин хаупткомиссар? Я погрузил мопед в наш фургон и принял необходимые меры по сохранности собственности.

— А идея исследовать мопед на предмет обнаружения следов постороннего воздействия вам, конечно, в голову не приходила?

— Но тут же все было ясно, господин хаупткомиссар. Булыжная мостовая, дождь, влияние алкоголя, да и водителю почти семьдесят пять.

— Допустим так, но вам ведь известна инструкция, предписывающая тщательное исследование всех транспортных средств, потерпевших аварию, на предмет следов постороннего воздействия?

Цибулла промолчал.

— К тому же у вас имелись для этого основания. Мне стало известно, что внучка потерпевшего была у вас в участке и поделилась своими подозрениями.

— Со мной она не говорила, господин хаупткомиссар.

Он беспомощно оглянулся.

— Лохнер, — тихо подсказал Шванд.

— А где он? — также тихо переспросил Цибулла.

— В нужнике, — прошептал Шванд.

— Минутку, господин хаупткомиссар, коллега, который беседовал тогда с фройляйн, только что вышел. Я попробую его…

— Все, с меня довольно! — прервал его Бринкман. — Мы не в детском саду. Каждый валит на другого. Вы что, меня за идиота принимаете? Назовите мне свою фамилию и звание!

— Цибулла, Эрвин, полицайобермайстер, господин хаупткомиссар.

5

Повесть для детей известного западногерманского писателя Эриха Кестнера (1899–1974).