Страница 43 из 82
- Ты псих, - шипит Клим рядом и, дав мне подзатыльник, устремляется вперед.
- Клим, - зову его отсмеявшись. Молчит. Надулся. - А ты знаешь, как на кладбище называется место, где сидит сторож?
- Всю жизнь мечтал узнать, - язвит и ускоряет ход, увязая кроссовками в сугробах и матеря меня полу-шепотом.
- А я знаю, - он оборачивается и смотрит на меня с недоверием, вскидывает бровь, как бы говоря "ну пиздани уже, а то лопнешь от нетерпения", - живой уголок! - чему радуюсь сам не понял, но его прифигевшая рожа выше всяких похвал.
Проходим три метра.
- Клим, осторожнее, девочку не толкни... - такое шоу началось! Он отскакивает в сторону, резко оборачивается, оглядывается по сторонам...
- Справа, - помогаю ему, едва сдерживая очередной приступ истерики и кашля.
Кидается влево, спотыкается о занесенный снегом венок, плюхается на задницу и ошалело шарит глазами по сторонам, ища, видимо, привидение.
- Шу-у-у-т-ка, - примирительно поднимаю руки вверх, скорчив умилительно-безобидную мордашку. Не получилось, потому что на меня наставили ствол и пообещали убить.
Никогда не думал, что в такую холодину, на спящем кладбище, посреди заваленных снегом могилок мне будет так неебически весело. И я-то понимаю, что это истерика, что страшно так, что дышать больно, легкие сдавило и выть хочется, а еще прижаться к спине Клима, закрыть глаза и поверить, что это сон, всего лишь сон, но сделать с этим ничего не могу. Также продолжаю стоять на месте, с поднятыми руками и безумно-глупой улыбкой, и ждать, когда его отпустит и мы сможем возобновить ход.
- Чертов пацан, - сплевывает на землю, поднимается на ноги, отряхивая снег с одежды, и кажется сейчас до безобразия ранимым, даже юным, перепуганным до делов, но не показывающим себя настоящего. А мне узнать его хочется, чем он дышит, как живет, и также хочется бежать от него подальше, потому что засасывает, как в воронку, и выбраться становится все сложней... если это конечно еще возможно.
- Не вспоминал бы ты чертей, услышат, - ухмыляюсь, и проходя мимо него, подмигнув, подножкой возвращаю его обратно в сугроб.
- Пристрелю, падла, - сквозь улыбку рычит и, вскочив с земли, кидается за мной.
Так мы и носимся, пока не извозившись в снегу и чуть не опрокинув пару памятников, вспоминаем, что мы не в парке гуляем и тут нас как бы быть не должно.
Порой к нам в голову приходят самые бредовые мысли и не всегда представляется возможным дать им оценку или как-то охарактеризовать. Но когда это уже случилось, ты всерьез хватаешься за голову, подвывая от бессилия что-то исправить, а в голове один вопрос: "КАК?! Ну как я до этого додумался?". А ответа-то нет и никогда не будет. Виной тому обстоятельства в которых ты оказался, атмосфера или, быть может, настроение, мотив песни, не отпускающий с самого утра, собственная глупость... что угодно. И бесполезно искать виноватых или правых, факт уже совершен и с ним придется смирится.
Именно поэтому, сейчас, стоя по колено в сугробе, возле могилы Марьи Ивановны, почившей в глубокой старости пару лет назад, делаю шаг к Климу, не думая, не анализируя, действуя лишь на эмоциях, которым пока не могу дать характеристику. Глядя в его блестящие азартом и недавним безумием глаза, подхожу совсем близко, не позволяя ему задуматься, а себе одуматься, тянусь к его губам, к нему всем своим существом и... целую. Впервые кого-то целую потому что хочу, потому что не важно, парень он или девушка, я этого ХОЧУ, хочу так сильно, что сердце замирает в груди и больно делается, стоит только выставить в ровный ряд все происходящее: меня, его, обстоятельства... мысли-мысли-мысли - все прочь.
Прижавшись к его губам, нежным касанием согреваю их своими, скольжу кончиком языка по нижней губе, боясь открыть глаза, боясь быть отвергнутым... Более напористо проталкиваю язык ему в рот, не понимая, почему так сводит колени судорогой, почему дрожат пальцы, а вытащить их из карманов куртки сильнее моих сил... он отвечает, не перехватывая инициативу, ведя на равных, целует мои губы, ласкает язык, чувствую его слюну у себя во рту и это не отталкивает, наоборот, кажется чем-то необходимым, до безумия эротичным.
Мы так и стоим, целуясь и не прикасаясь друг к другу. Ночь. Луна над головой. Зимняя стужа. Все это не важно. Никогда не верил, что от подобного мир может остановиться, да и сейчас не верю, потому что для меня он рухнул. Сразу слишком много всего в голове, чтобы думать, анализировать, не сейчас...
Когда губы начинает покалывать от поцелуя, отстраняюсь первый. Он пристально смотрит в мои глаза, возможно ища ответы на вопросы, которые я еще даже не задал себе. От промелькнувшего в серых бездонных глазах сожаления скручивает желудок, что-то неприятно ухает вниз, и я знать не знаю, о чем он думает, но мне это уже не нравится. Отхожу в сторону, ничего не спрашивая и не задавая вопросов. Пусть будет как будет.
Ухожу от него, уже примерно представляя куда идти. Слышу щелчок зажигалки позади себя, ухмыляюсь, понимая, какую неслабую пищу для размышлений ему подкинул. Двадцать шесть, двадцать семь... дальше все делаю аккуратно и максимально быстро, пока Клим плетется сзади, разглядывая несуществующих призраков. Я должен успеть, у меня нет другого выхода.
Присаживаюсь возле нужной могилы, сверяюсь с датой смерти, скидываю снег с приделанной к мраморной плите вазы, достаю записку, читаю, тут же выбиваю из зажатой в правой руке зажигалки огонек и в считанные мгновения сжигаю клочок бумаги. Над головой повисла немая пауза. Даже гомон птиц стих в вышине, а звуки всего мира стали на пару тонов тише.
Медленно, как в фильме ужасов, поворачиваю голову назад, встречаюсь взглядами со стоящим за моей спиной непривычно взвинченным Климом и медленно встаю.
- И что это было? - мне жутко делается от его холодной интонации. Мгновенно ощущаю на себе продирающий зимний холод, пробирающийся глубже, куда глубже, чем просто под кожу.
- Адрес, куда доставить груз, - я спокоен, я абсолютно спокоен, даже слишком.
- И где это? - его ухмылка лишает меня на время дара речи, было в ней что-то чужое, далекое, ненормальное...
- Ты же знаешь, что я не скажу, - говорю ему, не отступая назад, а продолжая стоять на месте.
- Знаю, - соглашается и, откинув окурок в сторону и дернув меня на себя за куртку, точным ударом в живот отправляет на снег.
Его взгляд не изменился, в нем нет жалости, сострадания. Он другой. Будто совершенно незнакомый человек передо мной. Это не Клим нанес мне удар, не он садится передо мной на корточки, пока я корчусь от боли на холодной земле, не он оттягивает мои волосы назад, заглядывая мне в глаза с поистине демоническим бешенством, взглядом убийцы. А я улыбаюсь. Я, блядь, знал, что все будет так. Я не верил ни единому его слову, не верил своим чувствам и сейчас я благодарен ему и за эту неприязнь, и ненависть в потемневших глазах, и за боль, вернувшую меня на должное мне место.