Страница 21 из 193
– Известный своей честностью?
– Ну...
– Попроси с него бумажку, пусть распишется.
Сказано – сделано.
Заглянув в бумажку, Серый спросил:
– А если он их хлебом да водой кормить будет?
Так на свет появилась вторая расписка, чуть подлиннее.
– А если он их, до ума не доведя, выпроводит?
Была написана третья, почти на страницу.
– А если деньги кончатся?
Четвертая.
– А если пожар? Или разбойники?
Пятая, уже на две страницы.
– А если скажут, что ты права с ним договариваться вообще не имел?
– А если...
– А если...
К вечеру был при свидетелях подписан уговор на десяти страницах в двух экземплярах, начинающийся словами "От имени и по поручению государя нашего императора милостиво повелеть созволили", и кончающийся "Стороны договариваются о признании юридической силы документов, полученных с голубиной почтой".
– Ну, силен твой советник, батюшка Иван-царевич, – уважительно покачал головой купец, пряча уговор в сумку. – Такой уговор дороже денег. Приказчикам своим покажу дома – пусть учатся. Ежели когда расстаться с ним надумаешь, всегда готов его к себе в общество принять. Так ему и передай с нашим почтением. Вот.
– Да что ты, Демьян Ерофеевич, он и грамоте-то едва учен, не то что в коммерции смыслить. – Иванушка засмеялся, замахал руками. – Он больше по... м-м... военной части проходит.
Купец ему почему-то не поверил.
– Как скажешь, батюшка, наше дело – предложить...
Через два дня, набив переметные сумы деньгами, и сторговав у сельчан лошадей, Иван и Сергий съехали со злополучного постоялого двора и двинулись по направлению к реке Бугр. Там, за Бугром, начинался Вондерланд, конечная цель их путешествия.
– Ты знаешь, Сергий, чем знаменита эта река? – задал вопрос Иванушка, когда они проезжали по мосту.
– Нет. Чем?
– Раньше в этой реке жило громадное чудовище Овир – многорукий, многоротый, многоглазый, а некоторый даже утверждают, что у него были еще и длинные щупальца с когтями и присосками. И оно пожирало каждого, кто пытался перебраться на другой берег. Ну или почти каждого. Редкому счастливчику удавалось пробраться мимо него живым. Но никогда – невредимым.
– И что с ним стало? Тоже пал жертвой легендарного Елисея?
Иван неодобрительно покосился на друга, но, вовремя вспомнив, что слово "ирония" в лексиконе Серого сроду не обитало, продолжил:
– Нет. Этого подвига среди приключений королевича Елисея не было. Возможно, потому, что он не успел до него добраться.
– А кто успел?
– Никто. Оно издохло само.
– От чего же? – по-настоящему заинтересовался Серый, наверняка не без задней практической мысли.
– Во время последней религиозной войны в Вондерланде целые толпы беженцев устремились во всех направлениях, в том числе, и в Лукоморье...
– Понятно. Оно обожралось.
– Ну, можно назвать это и так.
– А как еще? – хмыкнул Волк. – А из-за чего была война?
– Ну, как всегда – из-за дискуссии по важному теологическому вопросу, способному оказать долгосрочное влияние на всю общественно-политическую...
– А короче?
– Еще короче?
– Если можно.
– Да, конечно... Видишь ли, в Священной Книге Памфамира-Памфалона было сказано, что во время Стодневной проповеди на нем была синяя туника.
– Ну и что? По-моему, все предельно ясно. Не вижу тут повода даже для мало-мальской драки, не говоря уже о войне.
– Это тебе ясно. Но дело в том, что вондерландцы – народ крайне приверженный моде, и вообще всему красивому, яркому, нарядному, и как следствие этого, например, в их языке имеется тридцать два отдельных слова только для обозначения оттенков синего. Понимаешь?
Волк ненадолго задумался, кивнул.
– Теперь понимаю. Если бы оттенков синего в вондерландском было хотя бы двадцать, Овир остался бы жив.
– Ну, в общем-то, да.
– И кто победил?
– Маджента.
– А-а... Э-э-э... М-м-м...
– Да, к синему это имеет весьма отдаленное отношение, но это были еретики, про которых в пылу сражений правоверные забыли, а, по-видимому, когда вспомнили – было уже поздно. Если, конечно, еще было кому вспоминать.
– И какие же далеко идущие последствия имела их победа для Вондерланда?
– Теперь балахон их первосвященника цвета маджента.
– И все?!
– И Овир сдох. В жутких конвульсиях.
– Стоило оно того... – фыркнул Серый. – Я о балахоне.
Царевич пожал плечами.
– Лично мне больше симпатичен подход к проблеме религиозных войн в Вамаяси.
– Какой?
– Ты знаешь, в Вамаяси вот уже пятьсот лет не было ни одной религиозной войны. Но вовсе не из-за похвального единогласия их духовенства в вопросах богослужения. Нет. Просто один вамаясьский правитель когда-то повелел запирать всех дискутирующих богословов в одном монастыре – Бао-Линь, по-моему, без пиши и воды, и не выпускать до тех пор, пока они не придут к консенсусу.
– Они же запертые, как они туда прийти должны? – недопонял Серый.
– В смысле, к единому мнению.
– А-а.
– И твердо следовал своему принятому однажды решению. И поэтому у богословов было несколько вариантов – или умереть от голода и жажды, или найти общий язык, или...
– Перебить противника?
– Именно. Причем голыми руками, или при помощи подручных средств – книг, книжных полок, масляных светильников, циновок, и тому подобного, так как перед заходом их тщательно обыскивали и отбирали все, что могло хоть отдаленно сойти за оружие.
– Почему? – искренне удивился Волк. – Ведь так было бы проще?
– Ну, наверное, потому, что правители всегда надеялись, что вопрос будет все-таки решен мирным путем...
– И решался хоть раз?
– Судя по тому, что теперь любой монах может голыми руками, ну или при помощи мухобойки, уложить на месте за две минуты до двадцати вооруженных человек, в богословии не искушенных...
– М-да... Религия – страшная сила...
Из-за трофейного золота в первый же день после победы над мерзавцем-трактирщиком между друзьями чуть было не вышел разлад. Царевич настаивал, чтобы все, что спасенные купцы не признали за свое, было оставлено еще не пришедшим в себя людям, а остатки розданы бедным (королевич Елисей непременно одобрил бы такое решение), в то время, как Волк, ничтоже сумняшеся и Иванушки не спрошашеся, слупил с каждого каравана по десять процентов золотом за помощь, с прибылью загнал походный багаж Ивана, да еще и присвоил все то, что удалось отстоять у ушлых торговцев. Спор продолжался бы еще долгие недели, если бы разбойник не спросил царевича, задумывался ли тот о том, как он собирается получить свою драгоценную (в прямом смысле слова) птицу.
– Я мог бы ее для тебя украсть, – предложил он, зная, какой услышит ответ. Иногда, чтобы достигнуть своего, надо высказать лишь абсолютно противоположное предложение, и тогда тебя просто заставят поступить по-твоему. Серый это хорошо знал и часто беззастенчиво этим пользовался.
– Никогда! – Иванушка подпрыгнул, как укушенный. – Во-первых, воровать нехорошо, что бы ты не говорил. Во-вторых, это надо мне, и я не позволю тебе из-за меня рисковать жизнью. В смысле, опять. А в-третьих, вообще-то, Шарлемань давно уже ведет войну с Шантонью, и ему наверняка нужны деньги, так что, с одной стороны, может, ты в чем-то и прав. Хотя, с другой стороны, жар-птица – это его фамильная ценность, единственная в мире, и обменять ее на золото... Я бы на его месте не согласился, например.
– От таких денег, какие у нас тут, не сможет отказаться даже такой напыщенный болван, как он, – презрительно хмыкнул Волк.
– Откуда ты знаешь, что он – напыщенный? И к тому же болван?
В ответе Волк ограничился туманным "все они такие", и Иванушке оставалось только пожать плечами на это и согласиться со всем остальным.