Страница 6 из 75
Да и к тому же военные идеи Барклая-де-Толли в отношении построения разведки оказались столь прогрессивными и новаторскими, опережающими свое время, что попросту не были поняты и осознаны современниками. Даже те, кто принимал непосредственное участие в «проекте Барклая», как, к примеру, полковник Александр Чернышев, возглавив впоследствии военное ведомство, оставался в плену старых представлений.
Справедливости ради, надо отметить, что начальник Главного штаба князь Михаил Волконский в 1818 году поставил перед управлением генерал-квартирмейстера важнейшую задачу — создать «Общий свод всех сведений о военных силах европейских государств». С целью сбора этих сведений за границу были посланы два офицера — в Париж — полковник Михаил Бутурлин и в Баварию — поручик Вильбоа. Однако их миссия не увенчалась успехом. Работа по составлению «Свода» так и не была завершена.
Практически в это же время, а точнее в 1819 году, командир отдельного Грузинского корпуса генерал Алексей Ермолов организовал экспедицию в Туркмению и в Хиву. Это говорило о том, что Российская империя внимательно смотрела не только на Запад, но и на Восток. Хива, Бухара, Коканд, туркменские земли, Персия, Афганистан, Османские территории, все они располагались у границ империи и, безусловно, имели стратегическое значение.
Продвигаться на Восток Россия вслепую не могла и потому впереди шла военная разведка. Однако деятельность ее в корне отличалась от работы в европейских условиях.
Военные агенты, которые были опробованы Россией еще в 1810–1812 годах в ведущих европейских странах, а с 1856 года стали работать на постоянной основе, к сожалению, не могли оказаться на Востоке. Даже в начале XX века Российская империя не имела там своих официальных военных представителей. Почему? В первую очередь потому, что во многих землях не было централизованной власти. К тому же руководство империи воспринимало эти регионы не в качестве равных себе, а скорее второстепенных. Кроме того, международное европейское право, относительно дипломатов здесь, как правило, не действовало, и они реально рисковали здоровьем и жизнью. Тем более если дипломат оказывался не мусульманином. Были и иные объективные причины. Поскольку офицеров, которые занимались разведкой, непосредственно в военных учебных заведениях той поры не готовили, и у них отсутствовала специальная подготовка, они, как правило, не знали восточных языков, работать им на Востоке было крайне трудно.
Тем не менее интеграция восточных территорий в имперское пространство продолжалась как дипломатическим, так и военным путем. И коли использовать военных агентов как организаторов разведки в этих землях не представлялось возможным, военное руководство искало другие формы и методы добывания разведывательной информации. И среди них, военно-научные и военно-дипломатические. Разумеется, задачи, в первую очередь, ставились военные.
И они, как правило, предшествовали началу боевых действий. Однако когда территории уже были захвачены и присоединены к империи, научная составляющая выходила на первый план. Ведь надо было изучать новые, «освоенные» земли, описывать их, наносить на карты.
Что касается военно-дипломатических миссий, то их, как правило, возглавляли офицеры Генерального штаба. Но даже если экспедицией руководил штатский дипломат, в состав миссий всегда включались военные специалисты, чаще всего геодезисты, топографы, картографы.
В период своего пребывания в стране они собирали сведения, как политического, так и военного характера. Более того, в своем отчете участники экспедиции должны были дать не просто топографическое или геодезическое описание местности, но военностатистический отчет с анализом обстановки в стране и обязательно с докладом по дислокации и вооружению армии и флота.
Первую военно-дипломатическую экспедицию после войны 1812 года организовал генерал от инфантерии Алексей Ермолов. Общее руководство ею осуществлял Елисаветпольский окружной начальник майор Пономарев, но исполнение основных задач командир корпуса возложил на офицера Генерального штаба капитана Николая Муравьева.
Участникам миссии предстояло составить карту восточного берега Каспийского моря, провести разведку полезных ископаемых, изучить пути движения в Индию, наладить торговые и дипломатические отношения с туркменами. Второй этап — проникновение капитана Муравьева в Хиву, встреча с ханом и установление отношений с хивинцами. Разумеется, в ходе всего путешествия предстояло вести разведку, как туркменских, так и хивинских земель.
Генерал Ермолов прекрасно понимал: миссия такого рода трудна и опасна. На путешественников могли напасть по дороге (они везли дорогие подарки хану), заподозрить в них шпионов (как, в сущности, и случилось), и потому людей в экспедицию подбирали с особой тщательностью. Капитан Муравьев весьма подходил для этой цели.
Он родился в семье военного. Отец его до поступления на военную службу окончил Страсбургский университет, обладал блестящими математическими способностями. Любовь к точным наукам унаследовал и Николай Муравьев-младший. А еще он проявил большое стремление к овладению иностранными языками. В детстве и юности освоил польский, французский, английский и немецкий. Позже изучал восточные языки — турецкий, татарский, туркменский. Интересовался персидским и арабским. Кроме того, Николай отменно рисовал, играл на нескольких музыкальных инструментах.
Познания его в математике были столь хороши, что 16-летним прапорщиком Муравьев преподавал в школе колонновожатых геометрию и фортификацию.
Весной 1812 года его направили в действующую армию. Он принимал участие в Бородинском сражении, в боях под Тарутином, под Вязьмой и на Березине. Гнал французов на запад, бился при Кульме. За успешные действия под Лейпцигом был произведен в поручики.
После войны Николай Муравьев стал офицером Генерального штаба. В 1815 году получил чин штабс-капитана.
Через два года он включен в состав посольства, которое возглавляет генерал Ермолов. После этой поездки в Персию командир корпуса поручает Муравьеву убыть с миссией в Туркмению и Хиву.
Для того чтобы понять меру опасности, которой подвергся капитан, и ценность исследований достаточно затянуть в его записки, которые были изданы в 1822 году в России, а потом и за рубежом на французском, английском и немецком языках. Уже оглавление этой книги говорит о многом. Приведем названия некоторых глав: «Путешествие в прибрежную Туркмению», «Путешествие в Хиву и пребывание в ханстве Хивинском», «Обратный путь», «Общее обозрение Хивы», «Междоусобная война в Хивинском ханстве», «Перемена прежнего правления, водворение самовластия, нрав властителя и нынешнее управление Ханства», «Ходячие монеты, взимание податей, состояние финансов, общая промышленность и торговля хивинцев», «Нравы, вероисповедание, обычаи и просвещение узбеков». Одна из основных, центральных глав повествует о «военном состоянии Хивинского ханства».
Так что даже по перечню глав можно судить об огромной военно-научной работе, которую провел капитан Муравьев.
А была ведь еще и дипломатическая часть — не менее важная и ответственная.
Но чтобы понять все это, надо возвратиться к началу экспедиции и хотя бы коротко пройти путь в Туркмению и Хиву вместе с разведчиком Николаем Муравьевым.
Сам Николай Николаевич позже напишет: «Исполнение намерения своего вступить в дружеския сношения с туркменами, господин Главнокомандующий возложил на Елисаветпольского окружного начальника господина майора Пономарева, а мне, как офицеру Генерального штаба поручено было, обозрев с ним вместе восточные берега Каспийского моря, следовать в Хиву для сношения с владетелем оной и описания того края. По сему поводу я был на берегах туркменских и в Хиве».
Для экспедиции выделили два судна: корвет «Казань» и шкоут «Святой Поликарп».
24 июля миссия двинулась в путь и через четыре дня прибыла к туркменским берегам. Полтора месяца обследовал Муравьев побережье, уходил вглубь туркменских земель, вел переговоры со старейшинами.