Страница 5 из 7
Мегрэ подошел к окну и тоже посмотрел. Волосатый гигант повязывал галстук поверх рубашки, белизна которой выглядела блестящим пятном внутри серой комнаты.
Когда он смотрелся в зеркало, было видно, как шевелятся его губы. Позади него светловолосая женщина убирала со стола, комкала жирные бумажки, потом потушила спиртовку.
— Знать бы, о чем они говорят! — вздохнул Люка. — Временами я по-настоящему злюсь. Я вижу, как они говорят, говорят без конца, иногда жестикулируют, а мне никак не угадать, о чем идет речь… Теперь я понимаю, какая это мука быть глухим и почему эти люди бывают злыми…
— Ты пока помолчи! Думаешь, женщина никуда не уйдет?
— В это время она не выходит… Если бы она собиралась куда-нибудь, то надела бы серый костюм…
Ольга была одета в темное шерстяное платье, которое было на ней утром, когда она делала покупки. Продолжая свои домашние дела, она не выпускала изо рта сигарету, как заядлый курильщик, с утра до вечера испытывающий потребность в табаке.
— Она совсем не говорит! — заметил Мегрэ.
— Для этого тоже еще не наступило время. Она говорит в основном по вечерам, когда все собираются вместе. Да еще изредка, когда к ней приходит Шпинат. Может, я ошибаюсь, а может, она в самом деле неравнодушна к Шпинату, самому красивому из всех…
Странное бывает ощущение, когда проникаешь взглядом в незнакомую комнату к людям, которых в конце концов узнаешь по самым незначительным жестам.
— Ты становишься до противности консьержем, мой бедный Люка!
— Для этого меня и послали сюда, так ведь? Я даже могу вам сказать, что малышка, сладко спящая в соседней комнате, до трех часов ночи занималась любовью с молодым человеком, носящим галстук наподобие банта, который ушел на рассвете, наверняка чтобы не разбудить спящих родителей… Смотрите! Бородач уже уходит…
— Скажите пожалуйста! Да он почти элегантен.
— Скажете тоже… У него скорее вид ярмарочного борца, чем светского человека.
— Допустим, вид ярмарочного борца, творящего добрые дела! — уступил Мегрэ.
Напротив не было прощальных поцелуев. Мужчина попросту уходил, то есть исчез из той части комнаты, которая была видна с наблюдательного поста полицейских.
Немного погодя он появился на тротуаре и направился к площади Бастилии.
— Дерен пойдет за ним следом… — сказал Люка, который был здесь словно паук посреди паутины. — Но Бородач знает, что за ним следят. Он ограничится прогулкой и, может быть, выпьет стаканчик на террасе кафе…
Женщина тем временем достала из ящика дорожную карту и разложила ее на столе. Мегрэ прикинул, что Озеп наверняка поехал не на такси, а на метро и должен появиться с минуты на минуту.
— Если он вообще придет! — уточнил он.
И он пришел! Они увидели, как он идет нерешительной походкой, потом ходит взад-вперед по тротуару, а следовавший за ним инспектор делает вид, что рассматривает витрину рыбного магазина на улице Сент-Антуан.
Сверху щуплый поляк казался еще щуплее, и Мегрэ даже почувствовал угрызения совести.
Ему показалось, что он слышит голос бедняги, путающегося в трудных объяснениях и бесконечно повторяющего свое пресловутое «господин Мегрэт».
Было видно, что он в нерешительности. Можно было поклясться, что он чего-то боится и смотрит вокруг с нескрываемой тоской.
— Ты знаешь, что он ищет? — спросил комиссар у Люка.
— Нет! Может быть, денег, чтобы войти в гостиницу?
— Он ищет меня… Он знает, что я где-то здесь неподалеку и что если я вдруг передумал…
Слишком поздно! Мишель Озеп вошел и растворился в темноте гостиничного коридора. Теперь за ним можно было следить лишь мысленно. Вот он поднимается по лестнице на третий этаж.
— Он все еще не решается… — произнес Мегрэ.
Ведь дверь уже должна была открыться!
— Он стоит на площадке… Сейчас он постучит… Уже постучал… Смотри!
Действительно, блондинка вздрогнула, инстинктивным движением убрала дорожную карту в шкаф и направилась к двери.
Какой-то момент ничего не было видно. Он и она находились в невидимой части комнаты.
Потом вдруг появилась женщина, в ней что-то изменилось. Она шла быстрой и четкой походкой. Подошла к окну, закрыла его и задернула темные шторы.
Люка повернулся к комиссару с забавной гримасой.
— Ну и дела!..
Но он тут же посерьезнел, заметив, что комиссар выглядит крайне озабоченным.
— Который час, Люка?
— Десять минут четвертого…
— Как, по-твоему, кто-нибудь из мужчин может вскоре вернуться?
— Не думаю… Разве что, как я вам уже говорил, придет Шпинат, если он знает, что Бородач ушел. Вы чем-то обеспокоены?
— Не нравится мне, как закрыли это окно…
— Вы боитесь за своего поляка? — Мегрэ не ответил, а Люка продолжал: — Ничто ведь не говорит о том, что он в комнате. Мы видели, как он вошел в гостиницу, это так. Но он мог пойти в другой номер… А кто-нибудь другой…
— Замолчи! Ты меня утомляешь.
3
— Который час, Люка?
— Двадцать минут четвертого…
— Ты знаешь, что сейчас произойдет?
— Вы хотите пойти посмотреть, что делается напротив?
— Пока нет. Но вполне вероятно, что я выставлю себя на смех. Откуда можно позвонить?
— Из соседней комнаты. Там живет портной-надомник, он работает на один крупный магазин и потому обязан иметь телефон.
— Иди к портному и постарайся сделать так, чтобы он не слышал разговора. Позвони от моего имени шефу и скажи, чтобы он прислал два десятка вооруженных людей. Пусть они рассредоточатся вокруг гостиницы «Босежур» и ждут моего сигнала.
Выражение лица Люка говорило о серьезности этого приказа, столь необычного для Мегрэ, который всегда посмеивался над мобилизациями полицейских сил.
— Вы думаете, случится что-то скверное?
— Да, если уже не случилось…
Он не отводил глаз от окна с грязными стеклами и малиновыми бархатными шторами времен Луи-Филиппа.
Когда Люка возвратился, он застал комиссара на том же месте и с таким же озабоченным лицом.
— Шеф советует вам быть осторожным. На прошлой неделе уже убили одного инспектора, и если это повторится…
— Почему бы тебе не помолчать?
— Вы думаете, что Стан Убийца…
— Я ничего не знаю, старик! Я уже столько размышлял об этом с утра, что у меня болит голова. Теперь я довольствуюсь впечатлениями, и, если ты хочешь знать, впечатление у меня такое, что там происходит или вот-вот произойдет нечто ужасное. Который час?
— Двадцать три минуты…
Как будто по иронии, в соседней комнате все так же спала девушка, приоткрыв рот и поджав под себя ноги.
А выше, на шестом или седьмом этаже, кто-то разучивал мелодию на аккордеоне, то и дело начиная ее сначала и при этом фальшивя.
— Хотите, я пойду туда? — предложил Люка.
Мегрэ жестко посмотрел на него, как будто подчиненный уличил его в недостатке храбрости.
— Что это значит?
— Ничего! Просто я вижу, что вы обеспокоены тем, что там происходит, и предлагаю пойти посмотреть…
— Ты считаешь, что я сам не решился бы туда пойти?
Ты забываешь одно: если мы пойдем туда и не обнаружим ничего подозрительного, то уже никогда не узнаем больше ничего о банде… Вот почему я медлю… Если бы эта змея не закрыла окно… — Вдруг он нахмурился. — Скажи, а раньше она никогда не закрывала окно?
— Никогда!
— Значит, она не подозревала о твоем присутствии напротив…
— Наверное, она принимала меня за впавшего в детство старика…
— Тогда это не ей пришла в голову мысль закрыть окно, а тому, кто к ней пришел…
— Озепу?
— Ему или кому-то другому… Тому, кто вошел и, прежде чем появиться у нас на виду, сказал женщине, чтобы она закрыла окно…
Он взял со стула свою шляпу, выбил трубку и снова набил ее, прижимая табак указательным пальцем.
— Куда вы, шеф?
— Я жду прибытия наших людей… Смотри! Вон двое на автобусной остановке… И в остановившемся такси я узнаю наших… Если я пробуду там больше пяти минут и не открою окно, ты войдешь туда с людьми…