Чандрагупта

Потрясенная служанка без слов изумленно глядела на Мурадеви. На глазах ее свершилось чудо: словно

сама воинственная, внушающая ужас Кали1 вселилась в слабое тело ее госпожи.

Гла в а IV

БУДДИЙСКИЙ МОНАХ

Прошло некоторое время, пока Чанакья, расставшись со своей обителью, достиг границ Магадхи. Он

поставил себе целью сделать своего ученика владыкой этой страны. Но для этого мало было бы одолеть одного

раджу Дханананда. У Магадхи были выдающийся военачальник и победоносная, закаленная в битвах армия. А

войско Чандрагупты состояло из одних бхилов, киратов, гондов, кхондов — храбрых, но малосведущих в

военном деле племен. И оружие у них — лук да стрелы, топоры, мечи, — другого нет, да и того, что есть

слишком мало. Пойти на Магадху с таким войском было бы равносильно самоубийству. Чтобы малыми силами

повалить огромный дворец, нужно прежде всего подрыть его основание. Прежде чем идти войной на Магадху,

надо нащупать трещины в ее сердцевине. Иначе желанная цель навсегда останется недостижимой. Да, да, надо

раскачать основы, на которых зиждется крепость государства Дханананда! Неужели не найдутся такие люди,

кто точит зуб на раджу, кто затаил месть и обиду? Надо найти недовольных, тайных недругов раджи, прибрать

их к рукам, а когда будет готов подкоп изнутри, стоит только нанести снаружи сокрушительный удар — и

разлетится в куски могучая держава Дханананда. Итак, сейчас всю силу ума надо употребить на то, чтобы

обнаружить эти слабые места, эти незаметные трещины.

С такими мыслями приближался Чанакья к Паталипутре. Одного лишь опасался он — быть узнанным,

когда начнет действовать. “Но ведь с тех пор как я впервые появился при царском дворе, прошло много

времени, — утешал он себя, вряд ли кто-нибудь меня вспомнит. А впрочем, делать нечего, будь что будет”.

Замыслив что-нибудь, следует, конечно, заглянуть вперед, однако нельзя заранее громоздить в воображении

всякие опасности и препятствия — тогда дело с самого начала обречено на неудачу. “Мудрый сначала рисует

общий план, а о трудностях думает по мере того, как они возникают”, — решил Чанакья и с тем вошел в

Паталипутру.

Первой трудностью оказался для него вопрос — где остановиться? Хорошо было бы у какого-нибудь

брахмана, но он никого здесь не знает. Решив долго не раздумывать и остановиться где придется, Чанакья

пошел вдоль берега Сона, и тут его увидел шедший ему навстречу буддийский монах. По виду Чанакьи монах

сразу догадался, что брахман чужой в этом городе и ищет пристанища.

1 К а л и — одно из воплощений жены бога Шивы — богиня, имеющая зловещий облик и воинственный характер.

В то время буддизм еще едва-едва находил приверженцев в Маглдхе, и буддийские монахи всячески

старались обратить в свою веру брахманов и кшатриев. Эти попытки не приняли пока широких размеров и не

вызывали опасений. Однако верные поклонники брахманской религия всей душой презирали буддистов.

Поэтому, увидав буддийского монаха. Чанакья нахмурился, а когда тот с улыбкой подошел и приветствовал его,

брахман принял высокомерный и презрительный вид. В ответ монах заулыбался еще больше и сказал:

— Благородный брахман! Я нижу, ты презираешь меня. Но святой Будда велит нам служить и тому, кто

нас презирает. По твоему поведению видно, что ты чужой в этом городе. Если хочешь, пойдем со мной. Я могу

устроить тебя в храме Кайласанатха, который рядом с моим монастырем. Поверь, кроме желания помочь тебе,

никакой другой мысли нет в моем уме.

Монах был стар, и речь его звучала весьма доброжелательно. Чанакье же необходимо было какое-то

подходящее место, где можно было бы приклонить голову. Поэтому он решил забыть на время о своем

презрении к буддистам и согласиться на предложение монаха.

Монах повел его в храм, который находился по соседству с его монастырем. Чанакья с большой неохотой

поручил себя заботам буддиста. Недовольство собой и раскаяние грызли его душу. Но в тот же вечер случилось

такое чудо, что он забыл о своем прегрешении и, напротив, был несказанно рад, что согласился принять помощь

монаха.

Читатель уже знает, что в то время на севере Индии буддизм был еще слабо распространен: среди

брахманов в новую веру переходили какие-нибудь единицы, буддисты — кшатрии и вайшьи1 встречались тоже

не часто; заметно начали склоняться к буддизму только шудры. Поэтому решительной борьбы против него

никто не вел. Это не значит, конечно, что буддийские монахи не стремились распространить свою доктрину;

однако до сих пор они не отваживались в открытую склонять на свою сторону раджей — приверженцев

брахманской религии или являться на глаза самим брахманам — жрецам, наставникам и проповедникам.

Последние выражали буддистам полное презрение, считали для себя грехом даже вспоминать о них и не

снисходили до того, чтобы препятствовать их деятельности. Чанакье было, конечно, совсем не по вкусу, что

первый встречный в Паталипутре оказался буддийским монахом, который к тому же взял его, брахмана, под

свое покровительство. Но Чанакья утешил себя тем, что если он хочет устроиться в городе, не привлекая

ничьего внимания, чтобы в тайне вершить то дело, ради которого пришел сюда, то мало пользы размышлять, от

кого можно принять помощь, а от кого нельзя. “А кроме того, — сказал он себе, — этот человек не предлагает

мне приют в своем монастыре, а отведет меня в храм Шивы. Так что же мешает мне пойти с ним?” С такими

мыслями Чанакья отправился следом за монахом.

Храм Кайласанатха был величествен и прекрасен. Вокруг него раскинулся огромный красивый сад. В

разных концах сада возвышалось еще несколько храмов поменьше, перед каждым из них блистали гладкой

поверхностью дивные пруды, питаемые водой по водоотводам из небольшой реки под названном Хираньявати,

которая протекала в окрестностях Паталипутры. На искусственных лужайках в саду росла священная трава

дарбха. Одним словом, здесь было где прилежным и праведным брахманам совершать свои каждодневные

священные обряды. Чанакье понравилось здесь с первого взгляда. У входа в храм Чанакья попрощался с

монахом, но едва он успел осмотреться на новом месте и управиться с обрядами, как к нему явился посланец с

предложением от монаха прислать овощей и плодов для полуденной трапезы. Чанакья снова заколебался,

принять ли ему и это благодеяние, и пока передал с посланным, что когда свершит дневной ритуал, сам придет

к монаху. Тот понял, что брахман просто не решается принять от него угощение, но решил, что сможет

уговорить его при встрече. Поэтому спустя немного времени он снова послал к Чанакье спросить, не закончил

ли уже риши свои дела и молитвы. Такая настойчивость в первый момент вызвала у брахмана раздражение, и он

хотел было ответить презрительным отказом, но уже в следующую минуту передумал. “Негоже, — подумал он,

— в моем положении отказываться от помощи и дружбы, откуда бы она ни пришла, и рассчитывать, высоко ли ,

низко ли стоит тот, кто может быть полезен в моем деле. В нужде и соломинка может пригодиться”.

Решив так, он смирил свою гордость и сказал посланцу:

— Я иду с тобой. Веди меня.

Буддист его ждал. Когда Чанакья вошел, монах поднялся с места, чтобы приветствовать его, и снова

предложил брахману трапезу. Чанакья опять заколебался и ответил:

— Монах, будет лучше, если ты укажешь мне, где можно достать хлеб и другую снедь, — может быть,

пошлешь человека, которой покажет мне лавку. У меня есть деньги, и я смогу купить себе еду. Не утруждай

себя. Я и так в неоплатном долгу перед тобой за то, что ты сделал для меня. Ведь я не в состоянии ответить тебе

такой же услугой. А помощь следует принимать лишь тогда, когда сам можешь ее оказать.