Дар

- Неужели мне даже умереть не дадут? И почему, скажите, все вокруг твердят, что я кому-то что-то должна? - кричу в потолок, который ни в чем не виноват. - Почему это я ДОЛЖНА спасать чужие души, когда и свою-то, которую неделю подряд, не могу вытащить из беспросветной черной дыры? Почему я?..

Сижу в полумраке собственной комнаты час, два, а может десять, не знаю. Вот только сил подняться с дивана и сделать хоть что-то, просто нет. Как оказалось - у меня отобрали не только право на собственную жизнь, а даже на смерть.

Нахожу в кармане куртки мобильный.

Галерея.

Масик.

- Как же я тебе сейчас завидую…

Целую любимую улыбку. Большим пальцем касаюсь до боли знакомых черт лица. Опять целую. Прижимаю телефон к груди и сворачиваюсь на диване привычным клубочком. Огромные крылья тут же накрывают меня, нежно и ласково, как должно быть любящие мамы укутывают перед сном своих малышей, но мне это не знакомо. Иногда так делал Макс, но и этого уже никогда не будет. Крылья мое проклятие, но, похоже, это то немногое, что у меня осталось.

Выбора нет. Выхода нет. Принять, понять, развивать.

Что ж, попробуем, терять мне нечего, а если жить предстоит не столько, сколько хочется, а сколько кем-то там отведено, нужно занять это время чем-то, пусть даже и принятием себя такой, какая есть. Вот только не сегодня. Сил нет. Для одного дня слишком много впечатлений и потрясений. Глаза закрываются сами по себе.

                                Глава 31

- Что за бред ты несешь?

- Это не бред. Просто все случилось не так, как ты ожидала, поэтому тебе сейчас тяжело понять, что на этом жизнь не заканчивается…

- Что ты такое говоришь? Чего я ожидала? Ты считаешь, что я растила ребенка, представляя себе ее смерть, так, что ли?

- Нет, конечно, просто все привыкли, что родители уходят первыми, а не дети. Но…

- Послушай меня, милочка. Я не знаю, какой червяк съел твой мозг и точит твое гнилое сердце, но ты не вправе раскрывать свою пасть. Я растила свою Дэйю шесть лет! Я вскормила ее вот этой самой грудью, когда мне самой доставалось не больше одного черствого куска хлеба на день. Я заплетала ей косы вот этими руками. Я читала ей сказки тем же ртом, из которого сейчас на тебя обрушиваются самые скверные слова. Да простит меня за это господь. Я любила ее тем самым сердцем, которого у меня больше нет. И ты берешься объяснить мне, что на этом моя жизнь не заканчивается?

Высокая темнокожая женщина лет тридцати с небольшим красноречиво сопровождает каждое свое слово жестом, я же скромно стою напротив, терпеливо выслушивая оскорбления.

Я мулатка. Моя кожа - шоколад. Мои глаза - уголь. Мои волосы - ночь. Мои губы - мясистый сочный помидор. Тело подтянутое, но вместе с тем упитанное, лоснящееся, как у водяной выдры. Одета я так же скромно, как и моя собеседница - в серый льняной сарафан без бретелей, перетянутый на талии грубой веревкой выполняющей функции пояса, и старенькие вьетнамки. Я - не я, но в то же время понимаю, что это Я.

Местность мне знакома, я уже бывала здесь ранее, только не наяву. В прошлый раз, когда имела возможность наблюдать за красотой практически девственной природы, на этом самом берегу бабочка унесла на своих прекрасных крыльях жизнь маленькой девочки с глазами самого черного кофе и звонким заразительным смехом. Сейчас же, судя по всему, я общалась с ее матерью.

В этот раз я не вижу ни золотого песка, ни бескрайнего неба, ни кусочка морской глади. Я в одном из тех самых домиков, которые в прошлый раз только имела возможность заприметить в сказочно красивой зелени.

Интерьер в доме достаточно прост, но в то же время все гармонично и со вкусом подобрано. Вся мебель из натурального дерева: многочисленные пуфики, журнальный столик, кресла, диван, шкафчики и полочки. Крышу покрывает какая-то сушеная трава, стены из тонких бревен, но их не много, остальное либо стекло, либо открытое пространство. Скорее всего, это домик отдыхающих, сбежавших от суеты мегаполисов в минимально цивилизованные края. Я нахожусь на каком-то курортном острове далеко не для среднестатистических жителей, и моя собеседница совершенно точно просто работница в этом экзотическом раю, не более.

- Ния, как же ты не понимаешь - твоей Дэйе было предначертано прожить столько… - странно слышать из собственных, пусть и не совсем моих губ, имя женщины, которую я видела впервые в жизни. Наверное, девушка, речью которой я пользуюсь знает эту даму. Думаю, МЫ, то есть эти две чернокожие женщины хорошие знакомые, может быть даже подруги и точно сотрудницы.

- Хочешь о судьбе поговорить? Давай поговорим. - Единственная часть тела чернокожей дамы, которая не излучала гнев, были глаза. Они не могут что-то излучать так-как были мертвы уже который день. - Ей значит «предначертано»? А что предначертано мне? Жить с вырванным сердцем или умереть перерезав себе глотку? Что скажешь?

- Я не знаю. - Шепчу я. - Я не могу этого знать.

- Так откуда же тебе известно о том, что было предначертано моей малышке, моей Дэйе?

- Я не могу этого знать. Но если это произошло, значит, так должно было произойти. А самоубийство это твой осознанный выбор, а не судьба. Вот в чем разница.

- А откуда тебе это знать? Может это и есть мой путь? Может мне так предначертано и от судьбы не уйти? - вызывающе проговаривает Ния.

Но я готова отбивать атаку.

- Нам могут быть предначертаны и уготованы многие вещи, но смерть от собственных рук мы всегда выбираем сами.

- Посмотрите, какая умная! А ответь мне Тикито еще на несколько вопросов - глаза женщины зловеще сузились, - у тебя есть дети? Ты когда-нибудь чувствовала биение другого сердца рядом со своим так близко, как будто у тебя просто на просто выросло второе? Ты когда-нибудь слышала самые важные слова в нашей жизни «я люблю тебя» не из уст озабоченного мужлана, который таким образом решил подстраховаться, чтоб ты наверняка дала, а искренние и абсолютно безвозмездные?

Сначала я оторопела от собственного забавного имени - Тикито. Непривычно, но я не берусь поправлять Нию. По каким-то причинам я нахожусь сейчас здесь в подобном обличье, значит так нужно.

- Ответ на все твои вопросы у меня один - НЕТ.

Ухмылка на большом темном лице, все равно что блеск молнии в бездне.

- Я не удивлена, веришь. Я знала это с первой минуты, как только ты начала нести весь этот бред. Ты не можешь понять моего горя, и я не виню тебя за это. В этом случае я соглашусь с тобой - всему свое время, а мое почти пришло. Помяну свою девочку в сорок дней по-человечески и отправлюсь к ней.

- Это вряд ли, - иронично проговариваю я.

- Что именно?

- Что ты отправишься к ней.

- Это почему это? Думаешь, у меня духа не хватит?

Я физически ощущаю иронию на собственном лице, которая не может остаться не замеченной.

- Нет, в этом сомневаться не приходится. Просто… Ты ведь в курсе, что самоубийцы и те, кого призвали по исходу их времени, находятся на разных этажах потустороннего мира? Или ты считаешь, что дочь радостно дожидается тебя в Аду? Ведь в Рай ты однозначно не попадешь, если поступишь так, как надумала.

Женщина вмиг изменилась в лице, похоже, подобную ситуацию она не рассматривала.

- Нет но…

- Нет никаких «НО» и быть не может. Если ты в самом деле любишь свою девочку так сильно, ты не шагнешь туда, где прожив хоть миллионы лет, не сможешь повстречать свою Дэйю. Да, у меня нет детей. Но я бывала на твоем месте и так же как ты готова была шагнуть в пропасть. Но нашелся человек, который остановил меня так же, как это пытаюсь сейчас сделать я. И знаешь, я благодарна ему за это. Я не знаю, что и как устроено в Аду, но сомневаюсь, что там тебе будет позволено хоть что-либо. Посмотреть фотографии своей девочки или обнять ее любимую игрушку и втянуть носом остатки ее аромата, видеть ее во снах или прийти к ней на могилу ты можешь только здесь, а там, вряд ли. На то это место и зовут Адом, а он у каждого свой. И что-то мне подсказывает, что мифические танцы на раскаленных сковородках по сравнению с тем, что ждет тебя там на самом деле - детские забавы.