Страница 5 из 18
Бывали в истории Кронштадта и черные дни. В 1921 году крепость оказалась в руках контрреволюционеров. Победоносный штурм Кронштадта внес новые строки в славную летопись молодой Красной Армии.
Старожилы города, ветераны флота охотно показывали нам достопримечательности острова. О Кронштадте мы много читали. Но одно дело прочесть в книге, а другое — увидеть самому, потрогать руками памятники истории…
После похода 1924 года мне больше не пришлось плавать на «Авроре», но, как и многие моряки, я сохранил глубокую привязанность к ней. В двадцатых годах ее называли старушкой, но она еще не один год служила учебным судном, на котором совершили свои первые морские походы будущие командиры флота.
Осенью нам был предоставлен отпуск. Большинство курсантов разъехались по домам. А мы, несколько товарищей, остались: хотелось побывать на предстоящих больших учениях флота. Десять дней мы снова провели в море, потом вернулись в училище. Ехать было некуда. А безделье быстро надоедает, даже в молодом возрасте. К тому же погода не баловала: ленинградский дождик моросил целыми днями. Единственной радостью был небольшой парусный бот. Мы нашли его во дворе училища. Оказывается, один из наших преподавателей — заядлый моряк А. П. Юрьев собирался совершить на нем большой поход, чуть ли не через океан. Но путешествие по каким-то причинам сорвалось, бот забросили. Сейчас его с радостью отдали в наше распоряжение. Мы привели его в порядок, спустили на воду и теперь почти весь день ходили по Неве под парусом. Нас не смущал ни дождь, ни ветер. Между тем погода портилась все больше. Как-то сентябрьским утром мы не узнали Неву. Над ней низко проносились тяжелые темные облака. Под ударами шквалистого ветра наш бот все чаще черпал бортами воду. Но это не пугало, а, скорее, развлекало нас. Такова молодость! Под натянутыми парусами мы лихо лавировали среди тихоходных буксиров и барж. Время двигалось к обеду, и в определенный час мы направили наш ботик к своей стоянке у гранитной набережной. Проскочив между пристанью и стоявшим поблизости крупным «купцом», я скомандовал: «Паруса долой!» Обычно было достаточно спустить парус, развернуть бот против течения, и он останавливался как вкопанный. На этот раз так не получилось. Парус, наполненный ветром, не падал, спасительного течения тоже не было. Казалось, река повернула вспять. Я до отказа положил руль на борт. Это немного смягчило удар о гранитную стенку — он пришелся на скулу бота. Осмотрели свое суденышко. Серьезных повреждений не нашли и с легким сердцем отправились в училище.
А вечером мы увидели наш бот на необычном месте. Он плыл по залитой водой улице. Сбросив брюки, мы кинулись к нему. Ошвартовали у ворот училища. «Все равно его пора становить на зиму», — шутили курсанты.
Только теперь мы поняли, что в городе началось настоящее наводнение. Нева вышла из берегов. Ветер крепчал. Некоторые стоявшие у набережной суда срывало со швартовов. Над рекой выли тревожные гудки.
Позвонили из Василеостровского райкома партии: нужна помощь, Все, кто были в училище, кинулись на зов. По пояс в воде бредем на Большой проспект. Мутный поток бурлит под свист ветра. Вместе с рабочими и городскими комсомольцами мы спасали от затопления склады табачной фабрики и других предприятий. Проработали до 11 часов вечера, пока вода не стала спадать. Нас отпустили по домам. Но вернуться в училище было не так-то просто. Отступая, вода уносила все, что попадалось ей на пути. После стало известно, что наибольшие разрушения наводнение причинило именно в эти ночные часы. Бурлящие потоки вырывали камни и деревянные торцы мостовых, сносили мелкие постройки.
Утром нас снова мобилизовали — помогать восстанавливать разрушенное. А бед Нева натворила немало.
Приехали товарищи из Кронштадта. Там тоже пережили тревожную ночь. Ветер и течение были такой силы, что некоторые корабли, в том числе крейсер «Аврора», не могли удержаться на якорях. Пришлось все время подрабатывать машинами. В гавани несколько судов выбросило на мель. Но в общем моряки выдержали испытание. Крупных аварий не было.
Мы еще долго вспоминали тот сентябрьский вечер. Хоть и не часты наводнения в Ленинграде, но шутить с ними нельзя!
Весной 1925 года, отпраздновав очередной — четвертый по счету — выпуск молодых командиров, наша рота стала самой старшей в училище. Число курсантов к тому времени возросло. К трем основным, курсам прибавились три подготовительных. Но опыт не удался, и спустя несколько лет подготовительные роты упразднили.
По заведенному тогда порядку курсанты старшего курса назначались младшими командирами во взводы и отделения других рот. Они таким образом проходили, если можно так выразиться, командирскую практику и помогали воспитателям в поддержании дисциплины.
Все мы повзрослели, кое-кто женился. Воспитатели все чаще напоминали: скоро сами будете командирами с большими обязанностями и ответственностью.
В шутку некоторые называли выпускников женихами. И не без основания. Пришла та самая пара, когда молодые люди встречают спутницу жизни, Много лет спустя, уже будучи Наркомом Военно-Морского Флота, я посетил училище и долго беседовал с курсантами-выпускниками. В зале, помнится, сидели около трехсот будущих командиров. После того как я ответил на многие вопросы общего характера, посыпались и такие: на какие моря мы получим назначение, существуют ли какие-либо привилегии на отдаленных морских театрах — Дальневосточном и Северном, обеспечиваются ли офицеры жильем на новом месте…
— Да какое вам жилье? На кораблях достаточно кают,— неосторожно бросил я и вдруг заметил, как по лицам некоторых пробежало облачко недоумения и огорчения.
Возможно, я поступил неосторожно, но довольно определенно высказал свое мнение. Первые два-три года после окончания училища хорошо быть холостым, я объяснил это спецификой службы на кораблях.
Каков результат, не знаю, но начальник политотдела училища П. И. Бельский шутил, что мамаши уже нареченных невест будут мной недовольны.
В том, что курсанты приняли это близко к сердцу, я убедился несколькими годами позже, уже после войны, В приватной беседе с выпускниками Тихоокеанского училища мне задавали вопрос, действительно ли я в свое время не советовал жениться молодым офицерам. Я сказал молодым лейтенантам, что и теперь не отказываюсь от этой точки зрения.
В октябре 1926 года я простился с училищем. Перед выпуском мы много спорили, где лучше служить. Самой заманчивой и многообещающей считалась в те годы служба на линкорах. Во время практики на линейном корабле «Парижская Коммуна» мы не раз слышали от его командира К. И. Самойлова: «На линкоре вы пройдете суровую, ни с чем не сравнимую школу».
Самойлов пристально присматривался к нам. Ему предстояло отобрать нескольких человек для линкора. Я был среди кандидатов, но моя судьба сложилась иначе.
В последний день пребывания в училище мы собрались в нашем кубрике, в небольшом помещении бывшей церкви. Нас, выпускников, разместили там: к тому времени в здании бывшего Морского корпуса стало уже тесно.
Ожидали начальника курса В. И. Григорьева, который должен был зачитать приказ о распределении. В тот год курсанты, отлично окончившие училище, получили право сами выбирать место службы. Когда среди отличников назвали мое имя, я встал и, вытянувшись, доложил:
— Желаю служить на Черном море.
— Куда ты, северный медведь? — тихонько потянул меня за руку сидевший рядом товарищ.— Ты там от жары ноги протянешь…
Но судьба моя была уже решена. В списке против моей фамилии стояло: Черноморский флот. Можно только гадать, как сложилась бы у меня служба, не откажись я от назначения на балтийские линкоры.
Годы пребывания в подготовительной школе и военно-морском училище совпали с периодом восстановления флота. Молодой Советской республике пришлось начинать все сначала. В гражданскую войну почти полностью вышел из строя Черноморский флот. Одни корабли погибли в боях, другие по приказу В. И. Ленина потопили сами моряки, чтобы не отдавать в руки врага, третьи были уведены белогвардейцами в Бизерту — французскую базу в Африке. На Балтике дела сложились иначе. К двадцатым годам весь флот после возвращения из Гельсингфорса собрался в Кронштадте. Там же, в Военной гавани стояли недостроенные корпуса гигантов-дредноутов типа «Измаил». Их вскоре продали Германии на слом, а взамен приобрели необходимые народному хозяйству паровозы. В Купеческой гавани высились корпуса недостроенных крейсеров типа «Светлана». Только спустя несколько лет один корабль из этой серии — «Профинтерн» — был достроен на Балтийском заводе и переведен в Севастополь. Другие суда приспособили под танкеры. Около Кронштадтского морского завода стояли тогда безжизненные линкоры типа «Севастополь». А возле училища лежал на грунте «Народоволец». Рассказывали, что корабль погубила плохая служба: выравнивали крен, да перекачали воду на правый борт; швартовы не выдержали, лопнули, и огромный транспорт сначала накренился, а потом, как только вода хлынула в иллюминаторы, лег на борт. Два года перевернутый «Народоволец» своим видом омрачал вид Невы, пока его не поставили на ровный киль.