Всадник авангарда

— Мой господин верит, причем очень сильно, что Смерть явится за ним в материальном воплощении, то есть в виде человека. Мой господин верит, что Смерть, в этой физической форме, войдет в его дом и пройдет в его спальню, где без колебаний возьмет душу моего господина, бросив бездыханной телесную оболочку. В силу чего, добрые сэры, мой господин желает нанять вас, чтобы — как бы выразиться поточнее? — перехитрить Смерть.

— Перехитрить Смерть, — повторил Хадсон Грейтхауз таким голосом, каким обычно говорят в присутствии усопшего. Опередив Мэтью на полсекунды.

— Да, сэр. Именно так.

— Гм… — Хадсон задумчиво постучал пальцем по ямочке у себя на подбородке. — Вообще говоря — именно вообще — человек не властен над тем, о чем просит ваш господин. Поскольку, знаете ли, смерть — сама себе господин, а в конечном счете — господин всех людей. Вы согласны?

— Лорд Мортимер надеется, — ответил Оберли, — что вы в данном конкретном случае сможете применить вашу силу убеждения. Ибо данный случай есть проблема, подлежащая решению, не так ли? Результат будет состоять в том, что Смерть — когда прибудет в резиденцию моего господина — согласится дать лорду Мортимеру небольшую отсрочку. Несколько дней, быть может, или хотя бы часов? Это для моего господина имеет огромное значение.

— Можно ли поинтересоваться, почему? — спросил Мэтью.

— Кристина, дочь лорда Мортимера, работает учительницей в школе города Грейнджера, в шести милях от Оук-Бриджа. Лорд переехал из Англии, чтобы быть ближе к ней. Но… между ними много лет длятся весьма напряженные отношения, джентльмены. Ей тридцать два года, она не замужем. Она… можно сказать, свободный дух.

— Что в ее профессии необходимо, — заметил Мэтью.

Конечно, Оберли не мог знать, что это замечание относится к некой рыжеволосой юной женщине, зачастую вторгающейся в мир и мысли Мэтью безо всякого предупреждения. Слуга кивнул, будто целиком соглашаясь с этим утверждением.

— Лорд Мортимер, — продолжал Оберли сухим и спокойно-хрипловатым голосом, — желает до того, как покинет сей мир, примириться со своей дочерью. — Водянистые глаза обратились к Мэтью, к Грейтхаузу, снова к Мэтью в поисках понимания и сочувствия. — Для упокоения его души это совершенно необходимо. Совершенно необходимо, — повторил он, — чтобы лорд Мортимер увиделся с дочерью и урегулировал несколько беспокоящих его вопросов до того, как Смерть возьмет свое.

Какое-то время ни Мэтью, ни Грейтхауз не шевелились. Потом с лестницы донесся скрип. Мэтью решил, что это кто-то из призраков офиса любопытствует, как разрешится ситуация. Может быть, даже слегка завидует, что его так не ценили при жизни.

Наконец Грейтхауз кашлянул.

— Не могу не задуматься, годимся ли мы для этой работы.

— Если не вы, — был ответ, — то кто?

— Дочь лорда, — размышлял вслух Мэтью. — Возможно, она не пожелает приехать к отцу?

— Я говорил с ней четыре дня назад. Она все еще раздумывает над приглашением.

— Но вопрос о ее приезде еще не решен?

— Не решен, — согласился Оберли. — Именно поэтому ваши услуги нужны столь безотлагательно.

— Возможно, лучше было бы направить нашу силу убеждения на Кристину, а не на какие-то сомнительные видения или иллюзии Смерти, — внес предложение Мэтью. — По-моему, реальное ухо с большей вероятностью согласится выслушать нас.

— Видения? — Белые брови Оберли взлетели сигнальными флагами. — Иллюзии? Ох, сэр… мой господин решительно убежден, что Смерть явится к нему под маской человека, и этот человек без колебаний оборвет его жизнь. Я бы даже сказал, весьма… непростую жизнь, и для него, и для других. Он о многом сожалеет… — на миг показалась тонкая улыбка, — …ибо есть о чем. — Улыбка исчезла. — Ничьи слова — ни мои, ни других слуг, ни викария Баррингтона — не поколеблют его намерений и не изменят его убеждений. Он уверен, что Смерть явится именно таким образом, и — джентльмены, — он страшится момента ее появления.

— То есть, насколько я понял вас, — сказал Грейтхауз, — лорд не только богатый человек, но и далеко не святой?

— Его богатство порождено жадностью, — ответил Оберли, не выражая никаких чувств. — Многие утонули в этом омуте.

Мэтью и Грейтхауз переглянулись, но комментировать это благочестиво-осуждающее утверждение не стали.

— Я уполномочен предложить вам деньги. — Оберли полез в карман бархатного черного жилета и вытащил кожаный кошелек. — Сто фунтов, сэры. Я надеюсь, что Кристина придет к отцу сегодня или завтра. Потом, боюсь, будет слишком поздно.

Грейтхауз не то хмыкнул, не то присвистнул. Мэтью понимал, что сто фунтов за два дня работы — просто золотой дождь, и все же… это отдавало каким-то абсурдом. Перехватить Смерть на пути к лорду Бродду Мортимеру? Убедить этот невещественный фантазм дать больному еще несколько часов жизни? Это же невероятно…

— …восхитительная проблема, которую интересно будет решить. — Лицо Грейтхауза было непроницаемо, как гранитная плита, но под этой серьезностью Мэтью ощущал волчью усмешку. Черные глаза Грейтхауза вспыхнули искрами. — Мы сделаем это. Или, точнее… это сделает мистер Корбетт, поскольку я еще не готов к далеким переездам, тем более что холод и сырость предупреждают меня о неприятных для здоровья последствиях.

— О да, — ответил Мэтью, скрипнув зубами. — Не зря предупреждают.

Смех Грейтхауза прозвучал невесело. Он не сводил глаз с Джаспера Оберли.

— Мы принимаем этот почетный вызов, сэр. Нельзя ли теперь получить указанную сумму?

— Пятьдесят фунтов сейчас, — сказал Оберли, подаваясь вперед, чтобы вложить кошелек в протянутую руку Грейтхауза. — Остальное — когда все будет готово.

— Как хорошо прожаренное мясо, — произнес старший партнер.

— Сгоревшее дотла, — буркнул младший.

— Подпишем несколько бумаг, — предложил Грейтхауз.

Он вытащил бланки из ящика стола и пододвинул перо и чернильницу. «Слишком уж поспешно», — подумал Мэтью. Оберли встал со стула и расписался в нужных графах.

— У меня на улице карета. — Он не сводил глаз с Мэтью. — Если вам нужно собрать вещи на пару дней, я велю кучеру подъехать к вашему дому.

— Это было бы неплохо, спасибо.

Мэтью тоже встал.

Оберли снял с крюка свой плащ и стал неторопливо его натягивать. Потом надел черную треуголку, застегнул пуговицы плаща.

— Мистер Оберли! — обратился к нему Мэтью. — Не соблаговолите ли вы спуститься к карете, а я тем временем перемолвлюсь с партнером парой слов?

— Разумеется. Я буду ждать вас.

Унылый слуга открыл дверь, и через секунду его ботинки застучали по лестнице.

Ты спятил? — хотел спросить Мэтью, но голос Грейтхауза его опередил:

— Успокойся. Возьми себя в руки, быстро!

— Взять себя в руки? Ты посылаешь меня на переговоры со Смертью? От имени умирающего? Хадсон, он, конечно, псих, но ты психованнее вдвое!

Грейтхауз уже открывал кошелек и рассматривал золотые монеты.

— Отличные. Смотри, как играют при свете!

— Однажды меня уже ослепил подобный блеск. Хадсон, ты серьезно? Это же как… грабеж на большой дороге!

«Работа, для которой Грейтхауз вполне подходит», — подумалось Мэтью.

— Ошибаешься. — Глаза Грейтхауза нацелились на Мэтью, словно два пистолетных ствола. — Это вполне достойное деяние, выполняемое от имени умирающего. Попробуй влезть в его шкуру.

— Что-то не хочется.

— На секунду. — Грейтхауз не мог не поддаться искушению рассыпать пригоршню монет по зеленой бумаге стола. — Вот ты — в шкуре лорда Мортимера — боишься прихода смерти в физической форме. Ты хочешь переговорить с дочерью — исправить зло прошлого. И великим утешением будет тебе в твои последние часы, Мэтью, если возле твоего смертного одра в это время окажешься ты. — Он досадливо мотнул головой, будто вытряхивая вату из ушей. — Ну, ты понял, что я хотел сказать. И вообще у тебя имеется опыт работы с психами — так иди же и украшай славой знамя агентства «Герральд»!

— Я считаю, что неправильно…

— Разговорчики! — был ответ, сопровожденный подчеркнутым взмахом руки. — Свободен!