Страница 65 из 102
Потому что он понял, что такое «Цимбелин». Он ведь даже его попробовал, на самом деле. Оказалось весьма горячо и остро.
Основой оружия будущего был порох. Профессор Фелл создавал новый и более действенный, более мощный порох. Такой, который в малых количествах может разнести в клочья дом, а крышу забросить в царство Юпитера. Да, в Нью-Йорке «Цимбелин» применили с отличным эффектом. Мэтью кивнул, глядя на дымную полоску. Естественно, что процесс производства и конечный продукт надо держать подальше от огня. Но что в нем нового? Какой ингредиент делает его сильнее или лучше, нежели обычный порох?
Мэтью знал и это.
Некто Соломон Талли в Больших Доках плакался о своих потерях: «но что-то очень нечисто с этим постоянным грабежом сахара».
— Еще как нечисто, — прошептал Мэтью Корбетт. Глаза его стали серо-стальными.
Именно сахар стал новым ингредиентом в созданной профессором формуле смерти. Какие-то химические компоненты сахара, обработанные и введенные в процесс. Для изготовления своего «Цимбелина» профессор использует сахар — это и есть основа, на которой профессор надеется создать не только совершенные орудия, работающие на новом порохе, но и источник доходов, равного которому не знала история.
И вот он, Мэтью, ищет предателя или двух, поставивших безопасность Англии выше власти или богатства профессора. Вот уж воистину мир перевернулся вверх дном.
Пора было уходить.
Он сложил на столе все в точности так, как было, поскольку счел, что у Смайта повышенное внимание к нарушениям заведенного порядка. Использованный в качестве подставки стул он вернул туда же, откуда взял. Все остальное выглядело нормально. Но никаких улик против предателя сегодня ему не удалось обнаружить, — а может, не только сегодня. Мэтью вышел, закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке.
— Эй! — окликнул его кто-то из коридора. — Вы что там делаете?
От этого голоса Мэтью вздрогнул и обернулся, кладя ключ в карман. Широкими шагами направлялся к нему Адам Уилсон, человек-невидимка.
— Спейд, я спросил вас: что вы тут делаете? — Голос был тощий и вялый, под стать владельцу, но по-своему назойливый. Водянисто-голубые глаза смотрели на Мэтью из-за квадратных стекол очков. — Вы пытались проникнуть в комнату Эдгара?
Мэтью понял, что финансист не видел, как он выходит из комнаты Смайта, а видел только, что стоит возле двери. Выглядело, наверное, так, будто Мэтью дергает дверную ручку.
— Да, я постучал в дверь Смайта.
— А мне показалось, сэр, что вы пытались войти.
Мелкие зубы между бескровными губами Уилсона смыкались при произнесении слов так, будто злобно откусывали куски воздуха.
— Я… да, наверное, я подергал ручку. — Мэтью пожал плечами, будто говоря, что такова его природа. — У нас со Смайтом вышла в библиотеке небольшая дискуссия… я надеялся на продолжение.
— Правда?
Сказано было то ли с насмешливым безразличием, то ли с легкой тенью подозрения.
— Да, — ответил Мэтью. — Правда.
— У Эдгара сейчас встреча с профессором, — был ответ. Голубые глаза прищурились: — А что с вами случилось, сэр? Вид у вас — краше в гроб кладут.
— Видели бы вы эту лошадь после того, как я ей дал сдачи!
— Вы упали с лошади?
— К сожалению, да. Сегодня утром.
— Гм. — Уилсон отступил на два шага, оглядел Мэтью с головы до ног. — Надеюсь, ничего себе не повредили?
— Кроме гордости, — ответил Мэтью с напряженной улыбкой, от которой тут же стрельнуло болью в нос.
— Чувство юмора у вас не пострадало, — сказал Уилсон совершенно серьезно. — Я бы сказал, что сейчас вам лучше найти кровать, нежели искать компанию.
— В моей профессии эти две вещи неразрывно связаны.
— Ага. — Мелкий уродливый рот шевельнулся в улыбке. — Ну, как скажете.
Уилсон наклонил голову, согнул плечи, что могло сойти за поклон вежливости, и повернулся было уходить.
Но решатель проблем наконец что-то зацепил и не собирался отпускать так сразу.
— Извините меня, мистер Уилсон, но… почему вы назвали мистера Смайта просто по имени?
— Потому что его так зовут.
Ответ был дан с каменным лицом.
— Разумеется, но… это указывает на определенную близость отношений. На дружбу, я полагаю. Принадлежность к одной, как вы сказали, компании. Я заметил вчера за ужином, что в обращениях друг к другу соблюдается весьма жесткий формалитет. Очевидно, это показатель дистанции, которую мы обязаны держать друг с другом относительно наших дел. Тогда почему же вы говорите «Эдгар», а не «мистер Смайт»? Не потому ли, что вы… гм… общаетесь друг с другом вне поля зрения профессора?
— Вы сами знаете, что это было бы нарушением запрета.
— Знаю. Но я также знаю, что вам привычно называть его по имени. Вы подружились в Лондоне?
— Нет. Но здесь мы стали друзьями. Потому что, как вам известно, это не первая наша конференция. — В глазах за квадратными стеклами появился недобрый блеск. — И если уж замечать подобные нюансы в отношениях, мистер Спейд, то я слышал, как мадам Каттер называет вас Натаном. Значит ли это, что вы и она… гм… в Лондоне вместе?
— Я с ней только что познакомился.
— Тогда, должен заметить, вы произвели впечатление. Или, точнее, обрели нового друга. — Верхняя губа дернулась, открыв зубы. — Иногда, мистер Спейд, имя — всего лишь имя, и не имеет никаких темных значений.
— Темных значений? Почему вы выбрали такое выражение?
— Ни Эдгар — мистер Смайт, если вам угодно, — ни я не нарушаем заданного профессором кодекса поведения. Да, это правда, я действительно получал сообщения от мистера Смайта относительно «Цимбелина» и денег, необходимых для хранения его на складе в Лондоне. Равным образом я посылал сообщения ему, но лишь через курьера, назначенного профессором Феллом. Так что, как видите, руки над столом.
От этого заявления Мэтью едва не расхохотался, но смог сдержаться:
— Мне даже думать не хочется о том, что кто-то мог оказаться нечестным.
— И как бы вы на это отреагировали? Добились бы для нас наказания, если мы действительно поддерживаем социальные отношения, не связанные с профессиональными занятиями?
— Что вы делаете вместе? — спросил Мэтью. — Ходите в… — Он вспомнил штучку из одного выпуска своей любимой «Лондон газетт», — «рейкхелл-клубы»?
Где, как писали в газете, могут подать роскошный ужин из восьми блюд и редких вин, а потом клиенту до волдырей надирает задницу женщина в сапогах со шпорами, умеющая работать бичом. Мэтью представил на этих сатурналиях Смайта с Уилсоном, связанных, вероятно, своими похотливыми интересами. Один завывал бы, будто у него полные легкие горящих углей, а другой бы сально улыбался, наслаждаясь причиняемой болью.
— Молодой человек, — холодно сказал Уилсон, — смирите ваши необузданные фантазии, а лучше приберегите подобные предположения для ваших шлюх и клиентов. — Он начал отворачиваться от Мэтью с перекошенным от злобы или отвращения лицом, но остановился. — С этой штукой на носу у вас смехотворный вид, — ущипнул он напоследок и направился к себе в комнату.
Мэтью подождал, пока Уилсон отопрет дверь и скроется за нею, и только потом вернулся в свое обиталище.
Глава двадцать пятая
Когда прозвенел обеденный колокольчик — в одну сторону по коридору, потом в другую, — Мэтью дал часам — свече погореть еще пятнадцать минут, потом надел несколько подсевший сюртук от серого в полоску костюма и был готов к выходу в свет. Если хоть сколько-то повезет, то Таккеры валяются пьяные или — хотя об этом даже думать противно, — весь день по-братски пополам терзают Штучку и понятия не имеют, что Натан Спейд восстал из могилы.
Время явить себя публике бодрого и пышущего здоровьем.
Мэтью отмылся и побрился, причесал волосы. Вполне приличный вид — но есть нюанс. Проходя мимо зеркала, он подумал, что с нашлепкой на носу выглядит нелепо, и потому содрал примочку. Под ней обнажилось синее, распухшее, с зелеными прожилками творчество Мэка и Джека. Сквозь этот горящий глиняный ком до сих пор не проникал ни один запах, но тут уж ничего не поделаешь. Темные круги залегли под глазами, две шишки на лбу стали темно-лиловыми. Павлин как есть, подумал он о себе. И еще хвост собрался распускать.