Страница 2 из 181
В издании 1982 г. в Оглавлении указаны только наименования шести глав книги без указания их разделов, которые в тексте были автором специально выделены, но без нумерации, и поименованы. В результате было неоправданно сужено информативное наполнение Оглавления, что при отсутствии нумерации разделов серьезно затрудняло работу читателя с книгой, особенно в тех случаях, когда она использовалась в учебных целях студентами и преподавателями университетов. Издательство сочло необходимым предпослать структуре книги сквозную нумерацию по 5 частям и их главам и соответственно отразить полученную структуру книги в расширенном Оглавлении. При этом в целях унификации структуры книги в начале 2, 4 и 5-й частей введены отсутствующие в изд. 1982 г. наименования глав для соответствующих текстов. Наконец, сквозные по каждой главе издания 1982 г. сноски представлены постранично.
ВВЕДЕНИЕ
Киевская Русь IX–XII вв. н.э. — общая колыбель трех восточнославянских народов (русских, украинцев и белорусов) появилась на мировой исторической сцене как бы внезапно: в VIII столетии Западная Европа еще ничего не знала о том, что делается в огромном северо-восточном углу континента. Сумятица великого переселения народов во II–VI вв. н.э. нарушила политическую и этническую географию всего Старого Света; устойчивый тысячелетний расцвет античного мира сменился пестрой мозаикой непрерывно мигрирующих народов, племен, разноплеменных военных союзов. К VI столетию обрисовались контуры новой, полуфеодальной Европы с десятками «варварских» королевств и герцогств. Но великая русская равнина была надолго отрезана от Центральной и Западной Европы непрерывными потоками азиатских кочевых тюркских племен: болгары (V–VII вв.), вараугуры авары (VI–VII вв.), хазары (VII–X вв.), печенеги (X вв.), т. е. на всю вторую половину первого тысячелетия н.э. За этим бурным и воинственным заслоном, протянувшимся до срединного Дуная, трудно было разглядеть, что происходило на востоке Европы, позади степного простора, как подготавливался торжественный выход на сцену новой, третьей по счету (после Рима и Византии) европейской империи — Руси, — оформившей свое «цесарство» к середине XI столетия.
К началу IX века, когда на Западе только что сложилась империя Каролингов, мы получаем подробные сведения о Руси, о созвездии русских городов вокруг Киева и даже интереснейшие записи на персидском языке путешественника о жизни, хозяйстве и политической структуре племенного союза далеких Вятичей, находившихся под властью «светлого князя». Это, между прочим, древнейшее свидетельство современника о том лесном крае, где спустя три сотни лет возникла Москва. С середины IX в. создается целая серия географических сочинений на арабском и персидском языках, описывающих русов, их торговые маршруты, достигавшие Багдада на юге и Балха (в Афганистане) на востоке. На греческом и латинском языках писали о «рузариях» — русских купцах на Верхнем Дунае и о могучей эскадре в Царьграде. Немецкие авторы сранивали Киев со столицей Византийской империи — Царьградом. Русский летописец — продолжатель Нестора — писал о битвах между русскими князьями, стремившимися овладеть «матерью городов русских» — Киевом:
«И кто убо не возлюбит Киевъскаго княжения, понеже вся честь и слава и величество и глава всем землям Русскиим — Киев! И от всех далних многих царств стицахуся всякие человеки и купци и всяких благих [товаров] от всех стран бываше в нем…» (ПСРЛ. Том IX. С. 202).
Русский автор нач. XIII в., оглядываясь на эпоху высшего политического могущества времен Владимира Мономаха, писал о месте Киевской Руси в Европе, что она простирается
«…до Венгрии, до Польши и до Чехии; от Чехов до Ятвягов [пруссколитовское племя] и от Ятвягов до Литвы, до Немцев и до Карел, от Карелии до Устюга… и до «Дышючего моря» [Ледовитый океан]; от моря до Черемис, от Черемис до Мордвы — то все было покорено великому князю Киевскому Владимиру Мономаху…»
Принятие христианства приравняло Русь к передовым государствам Европы. По русским городам строились каменные церкви (стоящие до наших дней!), художники-«росписники» украшали ихферска-ми и иконами, русские ювелиры — «златокузнецы», считавшиеся вторыми в мире (после византийских), — славились драгоценными изделиями с чернью и полихромной эмалью. Города укрепились каменными крепостями. В монастырях возникли школы для мальчиков и девочек; широкая грамотность горожан подтверждается находками грамот на бересте. Князья владели иностранными и древними языками (латынь); сын Ярослава Мудрого знал пять языков… Иноземные императоры и короли просили руки русских княжен и выдавали своих дочерей за русских княжичей…
Цитированный выше автор, писавший в Ростово-Суздальской земле накануне нашествия Батыя, с полным правом мог воскликнуть:
Пятилетний жестокий разгром ханом Батыем (1237–1241) этой цветущей Руси и двести сорок лет сурового татарского ига (до 1480 г.) значительно понизили уровень развития русских городов и на долгий срок затормозили дальнейший прогресс русских земель даже там, где непосредственного военного разгрома не было (Новгород, Псков). Изучение дальнейшей истории России XVI–XVIII вв. невозможно без учета длительных последствий этой общенародной трагедии.
Обращение к тяжелым временам татарского ига разъясняет нам причину того, что Русь и составляющие ее русские суверенные княжества XIII–XV вв. сошли с европейской исторической сцены и исчезли из поля зрения западных писателей.
Следует сказать, что и понимание возникновения Киевской Руси, и ее как бы внезапного, триумфального включения в жизнь Европы и Востока IX–XI вв. было затруднено как недостаточностью источников в начале научного поиска, так и преждевременным прекращением того научного синтеза вновь открывающихся разнородных источников, который может дать более широкое понимание хода исторического процесса.
В изучении предыстории Киевской Руси существовало два ограничения; одно из них — естественное, связанное с долгим отсутствием в нашей науке объективных данных о взаимоотношении понятий «скифы» и «славяне», а другое — искусственное, связанное с печально известным «норманизмом», ведшим историю Руси лишь с 862 г., года «призвания князей-варягов» славянскими и финскими племенами притаежного Севера. Дело не только в научной ошибке, а в том, что запись в летописи Нестора как бы давала историкам право не заглядывать в более отдаленную старину, т. к. казалось, что ключ от истины уже в руках ученых. Но не следует забывать, что норманизм на всех этапах своего «всплывания на поверхность» всегда служил той или иной политической цели; историки это не всегда улавливали. Само предание о призвании Рюрика (Рорика Ютландского) вполне исторично и не содержит ничего тенденциозного: скандинавские морские пираты (норманны, варяги) грабили население отдаленного участка славянского мира; славяне и чудь прогнали варягов за море, а впоследствии пригласили одного из конунгов — Рюрика — княжить у них (и, тем самым, защищать их). Его местопребыванием была сначала Ладога, а потом новый городок — Новгород. В общерусском походе на Византию в 860 г. Рюрик не участвовал и за 17 лет его княжения в Новгороде в летописи о нем не сказано ни слова. По позднему источнику известно, что от его притеснений новгородцы бежали в Киев. Сам Рюрик в Киеве не был. В Киеве в это время правила династия «Киеви-чей», потомков князя Кия, с которого Нестор начинает историю становления Киевской Руси («…како Русьская земля стала есть»). Киев тогда уже гремел на весь торговый мир: «Русские купцы — они суть племя из славян» (Ибн-Хордадбег, 840-е гг.) торговали по всему богатому Востоку, экспортируя не только меха (символ «звериньского» образа жизни лесных охотников), но и «мечи из отдаленнейших концов Славонии» (транзит из западной Балтики), которые верблюжьими караванами достигают Багдада, где ученые из «Дома Мудрости» подробно записывают сведения о русах. Примерно за полвека до «призвания варягов» в Новгород персидский географ писал в пояснении к карте мира о созвездии русских городов на Днепре, игравших большую роль в истории Киевской Руси: о Киеве и соседних городах Переяславле и Родне (около Канева); автор довольно точно указал расстояние до каждого города от Киева. Восточные авторы хорошо знали и описывали южнорусские черноземные просторы, соприкасавшиеся со степью, и понятия не имели о новгородско-пошехонском (Белоозеро) Севере. Крайним северным пределом для бухарского автора первой половины IX в. были: город Булгар на Волге близ Казани, город «Хордаб» (где-то на средней Оке) и Киев. Далее до земель, омываемых Гольфстримом, простираются «Необитаемые пустыни Севера». Ошибка норманистов состоит не столько в том, что они выдвигали на первое место призвание варягов — это был вполне реальный мелкий провинциальный эпизод, — сколько в том, что эпизод, происходивший в тишине «необитаемых пустынь Севера», они стремятся подать как единственную причину создания огромной державы, известной всем географам тогдашнего мира. После смерти Рюрика другой варяжский конунг — Олег — решил овладеть таким важным политическим и торговым центром, как Киев. В столице Киевского княжества тогда правила (примерно с VI в. н.э.) русская династия Киевичей, потомков строителя города. Олег захватил обманом Киев, убил князя Осколда и стал княжить. Все эти действия никак нельзя назвать созданием государства Руси, т. к. оно уже существовало и было описано еще до захвата Киева Олегом в 982 г. такими географами, как Ибн-Хордадбег и автор «Областей мира» («Худуд-ал-Алам», перв. половина IX в.).