Памяти достойны

Памяти достойны.

  Война - страшное слово. Нам, выросшим в мирное время, она кажется не такой, как помнят её ветераны и знают воевавшие в Афганистане и Чечне.

  С детских лет мальчишки играются в "войнушку". Бегают с игрушечным оружием и криками: "Та-та-та", "Ты убит, куда встал?", "А я на новенького". Вырастают пацаны, меняются игры, и теперь уже играют на компьютере в стрелялки, где опять и опять на "новенького". И не понимают мальчишки, что на войне нет такого понятия, что там, на "новенького", уже придёт другой...

  Война - в этом слове я вижу вспышки взрывов и кровь, слышу рёв атакующих и стоны раненых. Смерть в этом слове. Похоронки, и извещения - пропал без вести.

  Сколько тех, кто не вернулся с той войны? Сколько, оставшихся на полях сражений? Неизвестных и непогребённых.

  В первый раз далёкая война коснулась меня, когда ещё курсантом, при земляных работах на аэродроме, наткнулись на захоронение. Костяки в истлевших гимнастёрках запомнились навсегда.

  И запомнилось странное, пока непонятное чувство.

  А на праздник Победы мы стояли в оцеплении. Ветераны шли по Минску к площади Победы под звон орденов и медалей. И опять это чувство.

  Я не воевал. Родился через двадцать шесть лет после победы. Тогда почему ломит грудь? Почему снятся сны, где в отчаянной атаке, вместе с бойцами в выбеленных солнцем гимнастёрках, я рвусь навстречу смерти?

  Что это?

  Мой дед вернулся с войны после тяжелого ранения. Его я плохо помню, умер, когда мне было пять лет. Второй дед не воевал. Был мастером-оружейником. Просил отправить на фронт, но не отпускали. С горя пил, видя, как соседям приносили похоронки.

  Так почему снятся такие сны? Почему в груди ком, когда смотрю фильмы о войне?

  Я не воевал, но я знаю, что это за чувство.

  * * *

  Трасса петляла среди лесных массивов и редких полей сменялись маленькими речушками и болотистыми низинами. Ещё не совсем старая девятка шустро летела по дороге, обгоняя тихоходные фуры и автобусы. Надо было торопиться, так как до города ещё километров сорок, а там пока до аэродрома доберёшься. Олег думал, подпевая льющейся из динамиков песне.

  - Всё, в последний раз меня вызывают так категорично. Решено - слетаю в последний раз, а там сам уволюсь, к чертям. Хоть успею пилотаж отработать и на соревнованиях выступлю нормально, без спешки, и оглядки на основную работу. А работу найду. Петрович намекал, что нужен пилот в одну из частных компаний.

  По радио начали транслировать новости. Чернов обогнал медленно ползущий автобус и мгновенно разогнал ладу до ста двадцати. После модернизации, а именно после того как один умелец поставил "приоровский" движок, девятка стала похожа на истребитель.

  Тут он выхватил из потока новостей следующее:

  "... И последнее - поисковым отрядом "Память", найден самолёт И-16, сохранившийся с Великой отечественной войны. Самолёт подняли из болота, куда он упал в сорок первом году и пролежал шестьдесят девять лет. При первом осмотре, специалисты отметили, что все детали двигателя и фюзеляжа очень хорошо сохранились, и после подъема, самолет собираются восстановить ..."

  - Интересно - подумал Олег, уменьшая громкость радио и притормаживая. Впереди стояли машины.

  - Этак я опоздаю! - Выругавшись, сказал он, глядя на огромную пробку, уходящую по дуге вперёд.

  Мимо его лады прошли строем молодые парни, одетые в камуфляж. Впереди шёл седой поджарый мужик, в выцветшем комке, с пятнами от когда-то больших звёзд на погонах. Этот отряд свернул с дороги. Олег пригляделся - там был съезд с трассы. Малозаметная грунтовка начиналась огромной лужей, затем ровная песчаная дорога уходила в лес почти под прямым углом к трассе. Чернов почесал затылок и достал навигатор.

  - Чёрт! - Олега взяло зло на несовершенство чертовых навигаторов, и на то, что он застрял в пробке на земле. Как же хорошо в небе! Там пробок не бывает, если, конечно, диспетчера не подведут.

  Тьфу-тьфу-тьфу!

  Сунул руку в бардачёк, где имелась пара атласов автомобильных дорог. Первым лежало современное издание, но имелось и старое, выпущенное ещё в советское время. Чернов открыл и нашел нужное место на карте.

  - Мля. - Он отбросил новый атлас, открыл ветхие страницы советского издания и довольно улыбнулся, - надо было сразу в него смотреть.

  В старом атласе трасса была обозначена как простая дорога, но главное, что была та самая грунтовка, что уходила от дороги в лес. Через шесть километров грунтовка упиралась в деревню Глушки, а от деревни, к северу уходила уже нормальная дорога, и, судя по атласу, получался объезд, по которому он сможет обойти пробку.

  - Риск благородное дело, - пробормотал Олег, осторожно выруливая на обочину. Проехал мимо удивлённо смотрящих водил и начал съезжать вниз. Окна он закрыл, так как знал, что девятка гребёт и кидает грязь знатно, но проходимиста, не то, что некоторые "паркетные" джипы.

  Перед лужей Чернов дал газу, и девятка не подвела - вынесла на грунтовку, при этом густо накидав грязи на капот, крышу и стекло.

  Чёрт с ней, с этой грязью, - подумал Олег, - отмою.

  На въезде в лес посмотрел в зеркала заднего вида - никто за ним ехать не рискнул. Ну и пусть, за то пробка осталась позади, а через шесть километров, грунтовка сменится на асфальт, и он нормально доедет до города, может ещё успеет до вечера принять самолёт.

  - Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Преодолеть пространство и... вот зараза!

  Чернов притормозил перед огромной лужей, гораздо больше той, что у самой трассы. Выругался, глядя вперёд. Там уже виднелись какие-то постройки. Очевидно та самая деревня.

  На холме впереди мелькнули фигуры. Наверно те самые парни в комках - подумал Олег, потом опять посмотрел на лужу. Вздохнул. Не возвращаться же, надо форсировать.

  Девятка влетела в грязь и почти проехала её всю. Не хватило чуть-чуть. Машина осела днищем в двух метрах от твёрдой почвы. Олег выругался. Делать нечего, надо вылезать. Шагнув вперёд, едва не оставил в гуще грязи туфли. Тихо матерясь, Чернов выбрался на грунтовку и обернулся - машина сидела в жиже чуть выше порогов, затем Олег посмотрел в сторону холма. Там мельтешили пятнистые фигуры. Что ж, надо идти и просить помощи.

  Олег обошел болото по большой дуге, матерясь про себя. Всё же в небе хорошо - летишь себе, никаких ям с грязью. Хотя, есть ямы - воздушные.

  Поднялся на холм, и, обойдя по краю вырытый кем-то огромный котлован, направился к людям.

  Отряд уже встал лагерем. Палатки установлены, костры дымят, народ суетится. В центре небольшая группа во главе седого мужика.

  - Быстро, однако, они! - Осматриваясь, подумал Олег. Парни расходились, получая инструкции от того седого и поджарого подполковника.

  - Ты, пройдёшься вот отсюда к северу. Иди вдоль болота и отмечай интересные места. - Седой провёл карандашом по карте, показывая что-то парню. Олег остановился рядом, дожидаясь конца инструктажа.

  - В грязь не суйся, там наши в прошлый раз всё излазили, когда нашли самолёт. Потом пройдёшься обратно вот здесь... а к заброшенному аэродрому мы потом вместе сходим. Понял?

  Парень кивнул и ушел, прихватив прибор, в котором Чернов опознал миноискатель.

  Олег шагнул ближе.

  - Здравствуйте!

  - Здравия желаю, - кивнул седой, внимательно пробежав взглядом по Чернову.

  - Подполковник Маслов Евгений Владимирович. - Представился Седой, добавив:

  - В отставке.

  - Чернов Олег Александрович. Сержант в запасе.

  Маслов ещё раз пробежался взглядом по Олегу, затем улыбнулся и сказал:

  - Никак застрял? Решил пробку объехать?

  - Да, - кивнул Олег, - не поможете машину вытащить? Тут не далеко.