Страница 98 из 102
Эта история и последовавшие за ней события не могли не обрасти слухами и вымыслами. Согласно старым преданиям, Мурроне наконец прозрел в отношении «друга»-Каэтани и сказал ему пророческие слова: «Ты пришел, как лисица, будешь править, как лев, и умрешь, как собака». Может быть, старый отшельник и не говорил ничего подобного, но афористичность предсказания заслужила того, чтобы остаться в истории.
Когда Целестин 19 мая 1296 г. скончался в возрасте восьмидесяти шести лет, скорее всего, по естественным причинам, папа Бонифаций устроил ему великолепные похороны, объявил святым и установил день его ежегодного чествования.
Свой последний покой отрекшийся папа обрел в целестинианской церкви Св. Марии в городе Л'Аквиле.
Целестин был прославлен 5 мая 1313г. папой Климентом V в Авиньоне. Но в 1969 г. его имя было убрано из каталога святых, и с тех пор Целестина почитают только на родине в области Абруццо-Молизе. Днем поминовения святого является 19 мая. Каждый год 28–29 августа в Аквиле проходит праздник «Perdonanza Celestiniana» в память о папской булле Целестина V, которая даровала полное отпущение грехов всем, кто пройдет через святые врата базилики Сайта Мария ди Коллемаджио в годовщину его интронизации.
«Ангельский папа» («papa angelicus»), о котором так мечтали спиритуалы того времени, оказался не способным совладать с монолитом Западной церкви на вершине ее могущества. С восшествием на престол св. Петра кардинала Бенедетто Каэтани, как впоследствии оказалось, пришел конец светской власти папства. Но в момент его торжества о таком невозможно было и помыслить.
Каэтани стал папой Бонифацием VIII (24.12.1294–10.1303) в конце декабря 1294 г.
Бонифаций VIII — последняя крупная личность в ряду пап Высокого Средневековья. Отлично образованный человек, доктор гражданского и церковного права, тонкий дипломат и красноречивый оратор, Каэтани служил каноником в Париже и Лионе, исполнял в Риме обязанности папского адвоката и нотариуса. Величественная внешность, образованность, располагающие манеры, дипломатичность — все предвещало ему блестящую карьеру. Папа Мартин IV возвел его в кардинальский сан, а папа Николай IV сделал легатом в Англии.
Бонифаций обладал большим служебным опытом, но по своему характеру скорее годился для светской, чем для духовной власти. Ему были совершенно чужды черты, которые характеризовали пап-отшельников, пап-аскетов. Он отличался крайним властолюбием, обожал торжества и помпу. Шумными и пышными были его въезды в родной город Ананьи и в Рим. После посвящения в сан Бонифаций предстал перед римлянами, восседающим на белоснежном иноходце, покрытом попоной из кипрских перьев, с короной св. Сильвестра на голове, облеченный в торжественные папские одежды. По обеим сторонам от него, держа под уздцы коня папы, ехали одетые в красное два вассальных короля — Карл II и его сын Карл Мартелл.
Представителей своего семейства Бонифаций поставил на первые места в Церкви и государстве. Ходили слухи, что он растратил 500 тысяч флоринов церковных денег, покупая земли для родственников. Вскоре после интронизации Бонифация король Карл II сделал его брата Лоффредо графом Казертским. Сыновей Лоффредо, своих племянников, папа тоже не забыл и назначил Франческо — кардиналом, Пьетро — латеранским пфальцграфом и даровал ему большие владения в Тоскане. Этот счастливый родственник стал потом наследником своего отца, графа Казертского, и родоначальником княжеского владения. Дом Каэтани возвысился средствами Церкви, подобно роду Конти при Иннокентии III, и римская аристократия увеличилась еще одним честолюбивым и богатым родом, грозящим затмить другие старинные фамилии.
Из этих аристократических родов не было ни одного более древнего и могущественного, чем род Колонна. В их лице папа получил сильную оппозицию. Когда стало известно его коварство по отношению к Целестину, кардиналы Джакомо и Пьетро Колонна объявили ему, что не считают его избрание законным. Им удалось выяснить, что таинственный голос, призывавший прежнего папу отречься, принадлежал изобретательному кардиналу Каэтани, вещавшему через специальное акустическое устройство.
В ответ Бонифаций не побоялся расправиться с противниками радикально. Он не только лишил их кардинальского достоинства, но и отлучил от Церкви вместе со всем семейством, проклял грядущих потомков этого знаменитого рода, наложил арест на его имения и превратил в развалины принадлежавшие фамилии Колонна дворцы. После разрушения их главного города, Палестрины, Бонифаций приказал пройтись с плугом по развалинам и собственноручно засыпал борозды солью в знак того, что на этом месте не будет больше расти даже трава.
Циничный, вспыльчивый, категоричный, легко черпающий энергию из собственного недовольства, понтифик не церемонился и с коронованными правителями. Бонифаций принимал короля Германии Альбрехта Габсбурга, сидя на троне, одетый в императорское облачение, вооруженный и опоясанный мечом, с Константиновой диадемой на голове, со словами: «Я сам Цезарь, я сам император!»
Надежда Карла Анжуйского удержать папу в Неаполе не сбылась. Он не состоял в дружеских отношениях с Бонифацием VIII, но они зависели друг от друга: король нуждался в папе по поводу Сицилии, а папа — в короле, чтобы обороняться от своих ненавистников.
Папа назначил Хайме Арагонского главным военачальником Церкви и вооружил его против брата Федерико, правящего Сицилией. В награду он даровал Хайме Сардинию и Корсику — острова, на которых понтифику не принадлежало ни одной пяди земли.
В это время Францией правил король Филипп IV Красивый. Такое прозвище он получил недаром. Высокий, стройный, с прекрасными шелковистыми волосами, бело-розовой кожей и проницательным взглядом, он слыл идеалом рыцаря. Его набожность была искренней: он добровольно налагал на себя различные епитимьи, дабы умерщвлять плоть, и даже носил власяницу. Как заметил епископ Памьерский Бернар Сессе, Филипп «действительно был самым очаровательным мужчиной в мире», но за его безупречной внешностью скрывались бездумность и легкомыслие. Он «не умел ничего другого, как уставиться на человека своим неподвижным взглядом, словно сова, которая хоть и выглядит неплохо, но птица бесполезная». Это злое и несправедливое высказывание епископа стало широко известно и впоследствии привело к его аресту. Современные историки считают Филиппа более сложной фигурой, но тоже малопривлекательной — «капризная, въедливо-педантичная, любящая нудно морализовать, лишенная чувства юмора, упрямая, агрессивная и мстительная личность, к тому же постоянно опасавшаяся последствий своих мирских деяний для спасения собственной души».
Сильное влияние на политику Филиппа, пропитанную идеологией абсолютизма, оказывали его советники, выбранные из нового сословия, не связанные обязательствами ни с Церковью, ни с титулованной знатью, чье влияние в обществе целиком определялось самим монархом. Это были образованные юристы-разночинцы, называемые легистами (от лат. legis — закон).
Рассчитывая на лояльность папы, Филипп представил на его третейский суд свои раздоры с английским королем. Он был недоволен дерзким поведением Эдуарда I, который являлся его вассалом за герцогство Гасконь. Эдуард же, официально избранный и утвержденный главой будущего крестового похода, считал себя лидером среди католических монархов. Экономическая и политическая мощь Англии, как и прочное положение на троне самого Эдуарда, позволяли ему противостоять агрессивной политике Капетингов, проводимой Филиппом IV. В результате вспыхнула война между Францией и английским союзником Фландрией.
Военные действия требовали огромных расходов, которые опустошали казну. Оба монарха решились добыть средства путем повышения церковного налога. По установившейся традиции повысить подати духовенства мог только папа, но английский и французский короли дерзнули на этот шаг.
Бонифаций стремился примирить враждующие стороны, поскольку хотел прекращения военных действий. Роль арбитра Бонифацию удалась плохо — он был слишком предвзят, властолюбив и авторитарен для принятия справедливых решений. Временное перемирие между Францией и Фландрией было установлено благодаря посредничеству Эдуарда I. Но добрые или по крайней мере деловые отношения между странами быстро разрушились. И Франция, и Англия наращивали военную мощь. Королевская власть в обоих государствах продолжала притеснять духовенство.