Фронтовые повести

Нина понемногу успокаивалась. Конечно, рассказывала она, от отчаяния пойдешь на все. Где только она не побывала, пытаясь устроиться на работу! Везде отказ. Ей противны постоянные приставания немецких офицеров, противны их липкие взгляды. Нет, что угодно, но только не это! «Немецкой овчаркой» она не станет. Лучше голову в петлю! Но в то же время с какой это стати совать самой голову в петлю? С какой? Она уверена, что наши еще вернутся, обязательно вернутся. Надо как-то продержаться, перетерпеть.

— Видела плакатики? — Нина кивнула на забор, где белел лист бумаги с призывом ехать на работу в Германию.

— Некоторые уезжают, — заметила Валя.

— Ну уж нет, дурных нема! — желчно рассмеялась Нина. — В эти сказки я не верю. Уж слишком что-то хорошо!

Некоторое время они шли молча. Валя украдкой присматривалась к своей попутчице. Нина похудела, осунулась.

— Так как, взяли они тебя? — спросила наконец Нина.

— Сказали, в цех.

— Замолви словечко за меня. Я уже голову потеряла! Живем, как на чужой планете. Не вешаться же в самом деле!

— Потерпи немного, Нинок. Мне сначала надо самой как следует устроиться. Вот осмотрюсь и, если смогу, помогу обязательно.

— Спасибо и на том. — Нина остановилась, показав, что, ей сворачивать в другую сторону. — А где тебя найти, если что?

— Ну… где? — Валя невольно замялась, раздумывая, давать ли Нине свой новый адрес. — Найти меня проще простого. Давай встретимся через неделю, скажем, в понедельник, на этом же самом месте. Подходит?

Нина бросила на нее недоверчивый взгляд.

— Ладно. Приду. — И, не прощаясь, быстро пошла по темному переулку.

«Может быть, зря я с ней так скрытничаю?»— упрекнула себя Валя, вспоминая изможденное лицо девушки.

В воскресенье Валя с самого утра с нетерпением посматривала на часы. После двенадцати она стала собираться. Надела одно платье, посмотрела в зеркало и достала другое. Кажется, в этом была она в тот день в парке. Конечно, в этом. Самое лучшее ее платье. Очень ей к лицу!

Валя не была в парке с того самого дня, когда получила диплом. Сейчас она не узнала Старцевой горы. Видимо, и сюда, как и на окраинные улицы, не дошли руки тех, кто, пусть недолго, занимался благоустройством города. Парк был разворочен, перекопан, загажен. Редкие уцелевшие деревья сиротливо протягивали голые обгоревшие сучья. От нарядных цветников и клумб не осталось и следа. Валя пробралась к условленному месту и не нашла мостика. В растерянности оглядывалась она, не узнавая знакомых, с детства любимых мест. Тупая, жестокая сила хозяйничала вокруг, обезображивая все, что было ей дорого и свято.

Она увидела Володю, подбежала к нему и, не сдержавшись, уткнулась ему в плечо.

— Ну, ну, ну, — проговорил он мягко. — Ты что, еще не была здесь?

— Да, с тех пор… Володя огляделся вокруг.

— Да, невесело. Ну, пойдем, прогуляемся. Надо поговорить.

Не виделись они давно, но у Вали было такое ощущение, что расстались они только вчера. Владимир был явно чем-то озабочен и, встретившись с Валей, продолжал думать о своем.

— Как дома? — спросил Володя. — Как Ася? Здорова?

— Все хорошо, — вздохнув, ответила Валя.

О том, как они остались в оккупированном городе, ни Володя, ни Валя не говорили. Она предупредила только:

— Я теперь живу в другом месте, — и все ждала, назовет ли он пароль.

— Я тоже перебрался, — сказал он. — Но работаю по-прежнему на вагоноремонтном. А ты?

— На маслозаводе, устроилась недавно, — сказала Валя.

— Так маслозавод же не работает! — удивился Володя.

— Верно. — И Валя рассказала, что маслозавод действительно бездействовал: в его цехах расположилась какая-то воинская часть. Распоряжение офицера, принимавшего Валю на работу, — «Пойдешь в цех!»— означало направление на кухню.

— Значит, кухаришь? — усмехнулся Володя. — Смотри, не расстрой немцам желудки. Да, тебе привет от Руслана…

— Что же ты, что же… — От волнения слезы подступили к глазам. — Я столько ждала… Просто не представляешь — так тяжело одной.

Валя взяла его под руку, и они направились в самый отдаленный конец парка.

Торопливо, словно боясь, что не успеет сказать всего, Валя рассказывала о том, что не давало ей покоя. Сама она как будто в безопасности. Удачно устроилась с работой и жильем, сколько можно еще выжидать? Вон в Рыжовке кто-то испортил немецкую связь. Где-то рванула подложенная в штаб мина и убила генерала. Люди не сидят сложа руки.

Володя подтвердил: да, в Рыжовке действительно кто-то оборвал провода. В ответ немцы собрали всех мужчин, тридцать шесть человек, и расстреляли. Он сам читал объявление о заложниках. За каждого убитого немца фашисты будут расстреливать сто человек из мирного населения.

— Но все равно надо действовать, — настаивала Валя.

— Не горячись, — сказал Володя, — об этом есть кому подумать. Нужна выдержка, мобилизация всех сил. Действовать, так наверняка! Жертв, конечно, не избежать, но жертвы должны быть оправданы. — И он рассказал, что в городе и в окрестных селах идет распределение оружия: и того, что было оставлено в подполье, и собранного на местах недавних боев. А раз оружие собрано, вычищено и заряжено, оно обязательно будет стрелять…

— Да, Володя, я слышала, что в городе появились пленные, отпущенные из лагеря. Это правда?

— Правда. И надо спасти побольше людей, пока фашистам не надоело играть в милосердие. Из лагеря отпускают тех, у кого объявляются родственники.

— Так это же легко устроить! — вырвалось у Вали.

В ответ Володя скептически пожевал губами. В общем-то, вроде и легко, согласился он. Но люди боятся брать на себя ответственность. А если вдруг обнаружится обман? Немцы в этих случаях не церемонятся. Вон виселица в городе — никогда не пустует. Однако несколько человек удалось уже освободить. Техника этого дела, если говорить откровенно, очень проста. К администрации лагеря обращается кто-нибудь из местных и, как писалось в старину, «бьет челом»: дескать, среди попавших в плен оказался кто-либо из родственников — брат, отец, жених. Откуда это стало известно родственникам, немцы не допытываются — в таких случаях, бесперебойно работает старинный «беспроволочный телефон». Трудность здесь в другом. Если среди военнопленных действительно настоящий родственник, то он, конечно, сразу же узнает своих — происходит трогательная встреча, объятия, поцелуи. Но если это человек, у которого никого нет в городе, но которого хотят выручить из беды, то сначала приходится проводить подготовительную работу, — пленный должен знать того человека, который о нем хлопочет. Однако и в этом случае, как уверял Володя, ничего сложного. Жители Велиславля часто приходят к лагерю и высматривают: не окажется ли вдруг за проволокой кто-нибудь из своих, о ком давно уже не было никаких вестей. Вот в такие дни и происходит знакомство «родственников». Остальное же — простые формальности.

— И многих уже удалось освободить? — поинтересовалась Валя.

— Ну… как много? — Володя пожал плечами. — По-моему, даже если всех освободить, так и то будет мало.

Однако он знает, что семья Лучкиных освободила таким образом своего сына, лейтенанта, попавшего в плен под Ельней. Вместе с Лучкиным удалось вырваться из лагеря еще кое-кому — для них в городе подыскали «родственников». Люди эти измучены, говорил Володя, им необходимо отдохнуть, немного прийти в себя. Ожидать от них какой-либо практической пользы сейчас нельзя.

Взглянув на девушку сбоку, Володя спросил ее об отце — что, до сих пор от него нет никаких вестей? Валя медленно покачала головой. Она сказала, что хочет сходить на Взгорье — вдруг он там?

— Попробуй, — одобрил Володя.

— Я думаю, — сказала Валя, — если бы что… так он как-нибудь уж дал бы о себе знать. Ведь правда?

О судьбе отца она думала много, представляла его раненым, покалеченным, но почему-то ни разу не допустила мысли, что он может оказаться в плену. У нее это просто не укладывалось в голове. И сейчас она хотела получить подтверждение этому от человека, к которому прониклась безграничным доверием.