Мегрэ защищается

— Слышал кое-что. И я несколько удивлен, что вижу вас здесь. Мне сказали, что вы являетесь распорядителем…

— Секретарем, распорядителем, в общем, мастером на все руки. Слово «распорядитель» сейчас в моде.

Мегрэ знал Лендри еще тогда, когда ему было не больше восемнадцати лет. Он приехал из провинции.

Отец Лендри был директором почтового управления в Анжере или Туре, во всяком случае, в одном из больших городов на берегу Луары. Горя нетерпением как можно скорее сделать карьеру в столице, юноша стал писать светские хроники для газет, ловко проскальзывая на приемы и коктейли, где мог приблизиться к известным людям.

Однажды он явился к Мегрэ на набережную Орфевр, с апломбом предъявил карточку корреспондента еженедельного журнала, который специализировался на сенсационных разоблачениях. Видно было, что Марсель Лендри не сомневался ни в чем, и особенно в себе.

— Вы понимаете, господин комиссар, наших читателей интересуют не только успехи уголовной полиции. О них ежедневная пресса достаточно пишет. Читателей интересует закулисная сторона учреждения, где, если можно так выразиться, стирается все грязное белье Парижа… Надеюсь, это выражение не шокирует вас. Само собой разумеется, о том, чтобы публиковать имена, речи быть не может. Могу добавить, что мой журнал не остановится перед любой названной вами суммой…

Лендри был слишком молод в то время, чтобы Мегрэ мог на него всерьез рассердиться. Он просто довольно любезно выставил его за дверь. Через два или три года Мегрэ услышал его голос по радио — самоуверенный молодой человек работал диктором коммерческого отдела.

Затем какой-то период его нигде не было видно.

Лендри был из тех людей, которых в течение какого-то времени встречаешь повсюду, пожимаешь им руки, не зная даже толком, кто они такие. Потом они внезапно исчезают и спустя некоторое время вновь всплывают в совершенно ином обличье.

Какими делами занимался Лендри все эти годы?

Если и нарушал закон, это не доходило до полиции.

Одно время он был секретарем известной артистки оперетты, при которой играл роль кавалера-слуги. Оставив эту службу, он написал воспоминания, в основном рассказывающие об интимной жизни этой звезды.

Артистка возбудила против него судебное дело. Выиграла она или проиграла, Мегрэ не знал.

И вот Лендри снова перед ним, улыбающийся, правда, несколько нервозно, постаревший на шестнадцать-семнадцать лет, но все еще поразительно молодой и свежий.

— Клуб «Сто ключей», видите ли, отличается от других клубов, которые каждую неделю открываются в Париже, тем, что это настоящий клуб. Для того чтобы пройти за красный занавес, надо действительно быть его членом. Что касается цифры «сто», то она определяет тот предел, дальше которого не будет принят ни один человек. На сегодня принято восемьдесят пять или восемьдесят шесть членов.

— Молодые люди принадлежат, по-видимому, к богатым семьям?

— Чтобы ограничить доступ, мы назначили вступительный взнос в шестьсот франков. А что касается цен на напитки, то они почти не превышают стоимости в баре… Вы танцуете?

Мегрэ от удивления не сразу понял вопрос:

— Как вы сказали?

— Я спрашиваю, любите ли вы танцы, современные танцы, разумеется, так как вы, вероятно, понимаете, что здесь танцуют не вальс и не польку. Вы тоже танцуете, мадам Мегрэ?

Не зная, что ответить, она посмотрела на мужа, призывая его на помощь.

— Мы оба танцуем. Вас это удивляет?

— Немного… Мнение, которое сложилось о вас…

— Как о толстом грубияне, который сосет свою трубку и брюзжит…

— Я этого не сказал… Вы серьезно хотите записаться?

— Серьезно.

— Вы знаете кого-нибудь из членов клуба, которые могли бы вас рекомендовать? Это тоже должно убедить вас в том, что у нас настоящий клуб. Каждый кандидат должен быть представлен двумя поручителями, и комитет, состоящий из двенадцати человек, решает, принять его или нет…

— Если вы дадите мне посмотреть список членов клуба, я уверен, что найду там более чем двух знакомых мне людей, которые смогут поддержать мою кандидатуру…

Марсель Лендри оставался невозмутимым. Оба понимали, что разыгрывают комедию. Лендри бросил на комиссара пытливый взгляд, скорее заинтригованный, чем встревоженный. Улыбка снова появилась на его лице, когда, вернувшись, он протянул Мегрэ книгу для записей:

— Эта тетрадь всегда находится на маленьком столике за портьерой. Как видите, в ней указаны не только имена и адреса членов клуба, но также имена и адреса их поручителей… Я буду очень удивлен, если вы найдете среди них ваших клиентов.

Мегрэ стал просматривать список, почти весь состоящий из имен сыновей и дочерей парижской элиты.

— Эту тетрадь можно рассматривать как справочник «Весь молодой Париж». Некоторые учатся и сейчас редко появляются здесь, так как идут экзамены. Другие служат. Есть и супружеские пары…

Список пестрел «хорошими» адресами. Адресами, которые уже сами по себе указывали на принадлежность к определенному классу.

Мегрэ водил пальцем по странице.

— «Франсуа Мелан, 38 лет, стоматолог, улица Акаций, 32», — прочел он. — Не тот ли это дантист, который живет в небольшом собственном особняке?

— Признаться, никогда не был у него дома. Он часто приходит сюда, хотя и не танцует. Производит впечатление исключительно порядочного человека…

Палец снова двинулся вниз по странице — и снова остановился. Мегрэ сделал над собой усилие, чтобы не выдать интереса.

— «Николь Приер, 18 лет, бульвар Курсель, 42».

Но самое интересное было дальше, в колонке для поручителей. Поручителями Николь оказались доктор Франсуа Мелан и Мартина Буэ.

— Мадемуазель Буэ — это такая высокая блондинка?

— Я вижу, вы ее знаете. В нашем клубе она танцует лучше всех. Очень дружна с мадемуазель Приер…

— Мадемуазель Приер часто приходит?

Пальцы Лендри слегка постукивали по столу. Возможно, ему не в чем было себя упрекнуть, но в той сомнительной карьере, которую он избрал, и при его честолюбии было бы неблагоразумно восстанавливать против себя полицию.

Что касается мадам Мегрэ, то она с любопытством наблюдала за работой мужа. Такая возможность представилась ей впервые, и она изо всех сил старалась догадаться, что скрывалось за внешне ничего не значащими репликами, которыми обменивались двое мужчин.

— Мадемуазель Приер — одна из наших постоянных клиенток. Она бывает не реже двух-трех раз в неделю.

— Одна?

— Одна или с компанией.

— Девушка остается до закрытия клуба?

— Довольно часто.

— В котором часу клуб закрывается?

— Это зависит от посетителей. Члены клуба иногда приводят с собой какую-нибудь звезду театра или кино, певца, певицу, в общем, знаменитость. В таких случаях бывает, что мы задерживаемся и закрываемся лишь в шесть утра. Но чаще всего в два-три часа ночи уже никого нет…

— Мадемуазель Приер приходила сюда со своим дядей?

— Один раз, вначале. Для большинства молодых девушек это стало традицией. В первый вечер родители хотят все увидеть своими глазами. Месье Приер нас всех удивил. Мы ожидали увидеть чопорную особу…

Вы его знаете?

— Нет.

— Он докладчик в Государственном совете. Говорят, один из наших самых ученых юристов… И вот, представьте себе мужчину пятидесяти или пятидесяти пяти лет, широкоплечего, с маленькой бородкой и густыми бровями. Он заказывает двойную порцию виски, а через четверть часа выходит на круг и начинает танцевать с племянницей… Месье Приер пробыл часа два, а уходя, сказал, что, если бы не имел привычки рано вставать, задержался бы еще.

— Он больше не приходил?

— Нет.

— И прошлой ночью тоже не был?

— Конечно нет.

— С кем явилась мадемуазель Приер вчера ночью?

— Вчера ночью? Постойте!.. Прошлой ночью я ее не видел.

— А ее подругу?

— Вы имеете в виду Мартину Буэ? Я ее тоже не видел…

— Благодарю вас…

— Так вы нашли возможных поручителей?

— Их вполне достаточно… Я вижу, члены вашего клуба начинают съезжаться.