Страница 12 из 41
На первый взгляд Франсина Ланж была славной женщиной, которая, вероятно, встречала клиенток в отличном настроении, отпуская сомнительные шуточки. Она вовсе не пыталась казаться изысканной, а, напротив, словно бы с удовольствием подчеркивала то, что было в ней вульгарного.
Менее чем через полчаса после созерцания трупа сестры в морге, она почти весело отвечала на вопросы Лекёра, которого, как казалось, по привычке пыталась покорить.
— Что она делала в Париже? Думаю, работала машинисткой в какой-нибудь конторе, но я никогда не была у нее на службе… Мы слишком мало похожи одна на другую… В пятнадцать лет у меня уже был друг, шофер такси, а после него — немало других… Я не думаю, что Элен вела себя так же, или же она хорошо скрывала свои дела…
— По какому адресу вы ей писали?
— Помнится, сначала был отель на авеню Клиши, но я забыла его название… Она довольно часто меняла отели… Потом появилась квартира на улице Нотр-Дам-де-Лоретт, номера дома я не знаю…
— Когда вы, в свою очередь, приехали в Париж, то нанесли сестре визит?
— Да… Как раз на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт, и удивилась тому, что сестра так хорошо устроилась… Я сказала ей об этом… У нее была прекрасная комната с видом на улицу, а еще салон, небольшая кухня и самая настоящая ванная комната…
— Был ли в ее жизни мужчина?
— Я не смогла это выяснить… Хотела остаться у нее на несколько дней, пока не найду подходящую комнату… Она сказала тогда, что отведет меня в один очень чистый и недорогой отель, ибо не может жить вместе с кем-либо…
— Даже три или четыре дня?
— Я так ее поняла.
— Вас это не удивило?
— Не очень… Знаете, нужно очень постараться, чтобы меня удивить… Если люди позволяют мне делать то, что мне нравится, то они тоже свободны в своих поступках, и я не задаю им вопросов…
— Как долго вы оставались в Париже?
— Я провела там одиннадцать лет…
— Вы все это время работали маникюршей?
— Сначала маникюршей в квартальных салонах, потом — в роскошном отеле на Елисейских полях… К тому времени я овладела профессией косметолога…
— Вы жили одна?
— Когда одна, а когда и нет…
— Вы встречались с сестрой?
— Можно сказать, что никогда…
— Значит, вам ничего не известно о ее жизни в Париже?
— Я знаю только то, что она работала…
— К тому времени, когда вы вернулись в Ла-Рошель, чтобы начать там свое дело, вы накопили много денег?
— Достаточно…
Лекёр не спрашивал, как она заработала эти деньги.
Женщина тоже ничего об этом не говорила и, казалось, считала само собой разумеющимся, что они оба все понимают.
— Вы никогда не выходили замуж?
— Я уже отвечала вам на этот вопрос. Я недостаточно глупа для этого… — И, повернувшись к окну, за которым виднелся ее спутник, принимавший эффектные позы за рулем машины, Франсина сказала: — Взгляните на этого пройдоху…
— Тем не менее вы с ним живете…
— Это мой служащий, кстати, хороший парикмахер…
В Ла-Рошели мы живем порознь, ибо мне не хотелось бы натыкаться на него днем и ночью… Во время отпуска еще куда ни шло…
— Машина принадлежит вам?
— Конечно.
— Это он выбирал ее?
— Вы угадали…
— У вашей сестры никогда не было детей?
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Не знаю… Она была женщиной…
— Насколько я знаю, у нее их не было… Мне кажется, я должна была бы узнать об этом, разве нет?
— А у вас?
— Пятнадцать лет тому назад, когда я еще жила в Париже, у меня родился ребенок… Моей первой мыслью было избавиться от него, и это стоило бы сделать…
Сестра посоветовала оставить его…
— Значит, в то время вы виделись с ней?
— Из-за этого я к ней и пришла… Мне хотелось поговорить об этом с кем-нибудь из родных… Это может показаться смешным, но бывают минуты, когда ты вспоминаешь о своей семье… Короче, у меня появился сын, Филипп… Я отдала его кормилице в Вогезы…
— Почему в Вогезы? У вас там были знакомые?
— Вовсе нет. Уж не знаю, в каком бюллетене Элен откопала этот адрес… За два года я ездила к мальчику раз десять… Ему было там хорошо, эти крестьяне оказались очень милыми… Ферму содержали в чистоте… Потом они сообщили мне о том, что малыш утонул в пруду… — Женщина ненадолго погрузилась в раздумье, пожала плечами. — В конце концов, быть может, так лучше для него…
— Вы не знаете каких-либо знакомых вашей сестры: друга, подругу?
— Должно быть, у нее никого и не было. Уже в Марсильи она смотрела на других девочек свысока, и ее прозвали принцессой. Думаю, что также было и в школе машинописи и стенографии в Ла-Рошели.
— Она была гордой?
Франсина поколебалась, обдумывая ответ.
— Не знаю. Я не стала бы употреблять это слово. Она не любила людей. Не любила общаться с людьми. Да!
Она предпочитала оставаться в одиночестве…
— Она никогда не пыталась покончить с собой?
— С чего вы взяли? Вы считаете, что…
Лекёр улыбнулся:
— Нет… Ее задушили, так с собой не покончить…
Я только спросил, не предпринимала ли она раньше попыток свести счеты с жизнью…
— Уверена, что нет… Сестра любила себя такой, какой была… В глубине души гордилась собой…
Эти слова поразили Мегрэ, и он точно наяву увидел даму в лиловом, сидящую перед беседкой. Он попытался тогда определить выражение ее лица, но безуспешно.
Франсина только что это сделала: ее сестра очень любила себя!
Элен Ланж любила себя до такой степени, что в гостиной были только ее фотографии, и, несомненно, их можно увидеть в столовой и спальне, куда еще не заходил Мегрэ. Она, и никого другого. Ни одного портрета матери, сестры, друзей или подруг. Она одна снималась на берегу моря, на фоне набегавших волн.
— Полагаю, до поступления иных заявлений вы — единственная наследница?.. Мы не нашли завещания в ее бумагах… Правда, убийца разбросал их по полу, но я не вижу причины, по которой он унес бы завещание с собой. Ни один нотариус еще не дал о себе знать…
— Когда состоятся похороны?
— Это вам решать… Судебный медик уже поработал над телом, и его выдадут вам, когда пожелаете…
— Как вы думаете, где я должна ее похоронить?
— Не имею ни малейшего представления…