Страница 15 из 44
— Дети есть?
— Нет.
— Ваша жена была с вами прошлой ночью?
— В той же самой кровати.
— Спала?
— Да.
— Вы легли в одно с ней время?
— Как обычно, когда мне не нужно корпеть над домашними заданиями учеников. Вчера была пятница, и тетрадей вообще не было.
— В котором часу вы и ваша супруга отошли ко сну?
— В половине десятого, может, несколькими минутами позже.
— Вы всегда так рано ложитесь?
— Мы встаем в пять тридцать утра.
— Зачем?
— Потому что пользуемся предоставленной всем французам свободой пробуждаться тогда, когда им заблагорассудится.
Мегрэ, с интересом наблюдавший за ним, готов был поспорить, что преподаватель занимается политикой и состоит в какой-нибудь левой партии, даже, вероятно, один из активистов. Он относится к тем людям, которые принимают участие в шествиях, выступают на митингах, бросают в почтовые ящики листовки и отказываются «проходить», когда слышат это слово от полиции.
— Значит, в девять часов тридцать минут вечера вы оба легли спать и, как я полагаю, заснули.
— Мы еще минут десять разговаривали.
— Это подводит нас к без двадцати десять. После чего оба погрузились в сон?
— Только жена.
— А вы?
— Я нет. Засыпаю с трудом.
— Получается, что, когда услышали шум на тротуаре в тридцати метрах от вас, вы еще бодрствовали?
— Именно так.
— И даже не дремали?
— Нет.
— То есть вовсе не смыкали глаз?
— Я был в состоянии, достаточно активном для того, чтобы уловить шум типа топанья на месте с последующим падением тела.
— Шел ли дождь?
— Да.
— Живет ли кто-нибудь над вами?
— Нет. У нас верхний этаж.
— Тогда должны были слышать, как дождь барабанил по крыше?
— К этому привыкаешь и в конце концов не обращаешь внимания.
— Как и на шум воды, стекающей по водосточной трубе?
— Конечно.
— Получается, что те звуки, о которых вы рассказали, всего лишь часть общего фонового гула?
— Но есть существенная разница между журчаньем воды, шарканьем ног или стуком ударившегося оземь тела.
Но следователь не собирался отказываться от дальнейших попыток запутать свидетеля.
— И вы не поднялись с кровати любопытства ради?
— Нет.
— Почему?
— Потому что мы живем недалеко от кафе «У почты».
— Не понимаю.
— Вечерами перебравшие в нем люди частенько проходят мимо нашего дома и порой грохаются на тротуар…
— И остаются там лежать?
Шалю не нашелся, чем сразу же парировать этот вопрос.
— Раз вы говорили о топанье, то, как я полагаю, вам показалось, что на улице находилось несколько человек, во всяком случае не менее двух?
— Сие очевидно.
— Но только один удалился в сторону улицы Репюблик. Так?
— Считаю, да.
— Поскольку имело место преступление, в момент шарканья ног в тридцати метрах от вашего дома стояли, как минимум, два человека. Вы следите за моей мыслью?
— Не так уж это трудно.
— И вы ясно слышали, что ушел оттуда только один?
— Я уже говорил об этом.
— А когда вы осознали, что они приближаются? Вместе ли они шли? От улицы Репюблик или со стороны Марсова поля?
Шабирон пожал плечами. А Эмиль размышлял, его взгляд ужесточился.
— Я не слышал, как они подходили.
— Ну не воображаете же вы, что они долгое время торчали под дождем, причем один дожидался, когда ему будет сподручнее прихлопнуть другого?
Учитель сжал кулаки:
— И это все, что вы нашли в ответ на мое заявление? — процедил он сквозь зубы.
— Не понимаю, о чем вы.
— Вас смущает, что задевают кого-то из вашего круга. Но ваш вопрос несостоятелен. Я не обязательно слышу всякого, кто шныряет по улице, точнее, не обращаю на это внимания.
— И все же…
— Может, позволите мне сначала закончить вместо того, чтобы впутывать меня в это дело? До тех пор, пока не раздалось это топанье, у меня не было оснований придавать какое-либо значение тому, что происходит снаружи. И напротив, после этого я насторожился.
— И вы утверждаете, что с момента, когда тело упало на тротуар, и до той минуты, как несколько человек прибежали из кафе «У почты», никто больше по улице не проходил?
— Никаких больше шагов не раздавалось.
— Вы отдаете себе отчет в важности вашего сообщения?
— Я не собирался делать каких-либо заявлений. Но пришел инспектор и стал задавать мне вопросы.
— До беседы с ним вы не представляли себе значения того, что вы излагаете сейчас как свидетель?
— Я и понятия не имел о показаниях доктора Верну.
— А от кого вы о них узнали? Никто не вызывал доктора Верну на допрос.
— Скажем так, я не ведал о том, что он рассказал.
— Вас об этом проинформировал инспектор?
— Да.
— Вы поняли?
— Разумеется.
— И я предполагаю, что вы были рады возможности произвести такой фурор? Вы ненавидите семейство Верну?
— Их и всех тех, кто похож на них.
Следователь повернулся к инспектору и очень холодно осведомился:
— Жена Шалю подтверждает слова супруга?
— Частично. Я не доставил ее сюда потому, что она хлопочет по хозяйству, но могу это сделать хоть сейчас.
Они действительно легли спать в половине десятого. Она уверена в этом, поскольку заводила будильник, как всегда делает по вечерам. Они немного поговорили. Потом мадам Шалю заснула и только тогда проснулась, когда почувствовала, что мужа нет рядом. И увидела, что тот стоит у окна. В этот момент часы показывали десять с четвертью, и вокруг тела стояли люди.
— Кто-нибудь из четы Шалю спускался вниз?
— Нет.
— Им не было интересно выяснить, что там происходит?
— Приоткрыв окно, они услышали, что убит Гобийяр.
Шабо по-прежнему избегал смотреть на Мегрэ и выглядел обескураженным. Он как-то неубедительно задал еще несколько вопросов.
— Кто-нибудь еще из проживающих на этой улице подтверждает то, что поведал нам месье Шалю?
— До настоящего времени нет.
— А вы их всех опросили?
— Только тех, кого застал сегодня утром дома. Некоторые уже ушли на работу. Два-три человека ходили вчера в кино и ни о чем не осведомлены.
Шабо взглянул на учителя:
— Вы лично знакомы с доктором Верну?
— Я никогда с ним не разговаривал, если ваш вопрос подразумевает это. Но на улицах, как и все горожане, частенько встречал его, знаю, как он выглядит.