Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 44



Дело касалось человека, разменявшего седьмой десяток, который вел себя до этого вполне нормально, но в тот день, когда должен был отдать давно обещанное приданое за свою дочь, вдруг съехал с катушек. И сразу этого никто не заметил.

— Иначе говоря, Ален Верну шатался ночью по Фонтэне в поисках убийцы?

Следователь опять вскинулся:

— А разве он не более подходит для опознания больного с помраченным сознанием на улице, чем наши бродящие по городу бравые полицейские или чем ты и я?

Мегрэ смолчал.

Было уже за полночь.

— Ты уверен, что тебе обязательно следует возвращаться в гостиницу?

— Там мои вещи.

— Завтра увидимся?

— Непременно.

Я буду во Дворце правосудия. Ты знаешь, где он?

— На улице Рабле.

— Чуть выше дома Верну. Сначала увидишь решетки тюрьмы, затем неказистое с виду здание. Во Дворце правосудия пройди подальше, в глубину коридора. Там мой кабинет, рядом с прокурорским.

— Спокойной ночи, старина.

— Неважно я тебя принял.



— Ну что ты, право!

— Тебе следует понять мое нынешнее настроение. Это дело способно восстановить против меня весь город.

Черт побери!

— Издеваешься?

— Клянусь, нет.

И это было правдой. Мегрэ был скорее опечален, как случается всякий раз, когда видишь, как что-то из прошлого безвозвратно улетучивается неведомо куда. В коридоре, надевая мокрое пальто, он еще раз вдохнул в себя воздух этого дома, который всегда представлялся ему таким смачным, а сейчас почему-то показался пресным.

У Шабо уже выпали почти все волосы, в результате обнажился череп, заостренный, как у некоторых птиц.

— Я провожу тебя…

Было видно, что ему не хотелось этого делать и произнес он эти слова из чистой вежливости.

— Ни за что на свете!

Мегрэ напоследок выдал немудреную шутку — надо было что-то сказать, дабы завершить разговор на веселой ноте:

— Плавать я умею!

После чего, подняв воротник, ринулся в шквал стихии. Жюльен Шабо некоторое время постоял на пороге дома, выделяясь в желтом прямоугольнике светах затем дверь захлопнулась, и у Мегрэ возникло ощущение, что на улицах города не осталось никого, кроме него самого.