Страница 7 из 15
Она над чем-то глубоко задумалась, и молчала, глядя себе под ноги, целый квартал. Уже на подходе к переходу опять повернулась и спросила, испытующе глядя:
- Но чем ты-то тут можешь помочь?
- Только попытаться утешить, - сказал я и протяжно вздохнул, - больше, увы, ничем.
Томка отвернулась к приближающимся слева машинам, но я успел заметить, как она озабоченно прикусила уголок губы.
"Забавная привычка", - усмехнулся я про себя и проводил глазами новенький трехдверный троллейбус. Он промчался мимо, торопясь на зеленый, и из-под бугелей у него искрило.
- Пошли, - скомандовал я и на всякий случай прихватил Тому за рукав.
- Но почему именно ты? - спросила она излишне ровным голосом.
- Потому что могу? - предположил я мягко.
Через несколько шагов Тома пришла к какому-то выводу - я понял это, когда она чуть заметно кивнула своей мысли и, слегка порозовев, посмотрела на меня с неясным вызовом.
Я скосил глаза на памятный по новогодней ночи сугроб: снега последние дни не было, и отпечаток моего тела сохранил почти первозданную четкость. Теперь он как магнит притягивая мой взгляд каждый раз, когда я прохожу мимо, и мои губы растягивает двусмысленная ухмылка, а в уме проступают контуры безумных авантюр.
- Ты чего?! - воскликнула Тома преувеличенно-испуганно, - ты чего так лыбишься, словно... Словно Серый Волк?!
- А вот почувствуй себя в гостях у сказки, - мурлыкнул я, поплотнее прижимая ее руку к себе, - девочка, где твои пирожки?
- Да какие пирожки! Мне теперь с тобой в подъезд страшно будет заходить. А ведь хотела, - она на миг запнулась, но потом решительно продолжила, - хотела пригласить на обед... Бабушка блинчики с фаршем сделала и разрешила привести "своего проглота". И как ты к ней подход нашел?
Я ухмыльнулся и пылко пообещал:
- Я буду преисполнен благочестия! Пошли быстрее, что-то я твоему Ваське не очень-то и доверяю. Он из бабушки веревки вьет. Сожрет ведь, как есть, весь фарш выест, - и я потянул входную дверь на себя, пропуская повеселевшую Тому вперед.
Мы поднялись до предпоследней площадки, и тут Томины шаги стали как-то особо неторопливы. Вызывающе неторопливы. Или... Призывающе?
Я заглянул в зеленые глаза - там, за приопущенными вниз густыми ресницами резвился подзадоривающий огонек. Ну, так я всегда готов!
Освободил руку от портфелей, и притянул ее послушную к себе. Неверный свет раннего вечера уже потерял алую дерзость и теперь окутывал нас зыбкими преходящими тенями.
- Одной картины я желал быть вечно зритель... - прошептал я мечтательно, любуясь милым лицом, и провел, почти не касаясь, пальцем по скуле, щеке, подбородку. А затем приник к Томе губами. Колени мои быстро ослабели. Я привалился спиной к стене, Томка прильнула ко мне... Было хорошо. Очень хорошо.
Она целовалась неумело, отрываясь, чтобы торопливо напиться воздуха, но трогательно, нежно и очень искренне.
Я же словно нырнул на предельную глубину, где сразу и оглох, и ослеп, и стал задыхаться, но вместо испуга перед бездной меня переполняло счастье. Мельком подумалось, что от поцелуев, быть может, умирают - сердце колотило в ребра так, словно намерилось проломить их изнутри. Потом мысли и вовсе ушли напрочь, лишь перед закрытыми глазами взошел неяркий рябящий свет - так видится бронзовый диск солнца из-под толщи морской воды.
Мы впали в сладкое безвременье, и океан упоительной нежности мягко покачивал нас в своих ладонях.
Я пришел в себя, когда Томка чуть подалась назад.
- Пора, - сказала чуть виновато, и я нехотя ослабил руки.
Она мягко высвободилась, поправила подрастрепавшуюся челку и озабоченно провела пальцами по рту:
- Посмотри, у меня губы не опухли?
- Прекрасные губки! - я воззрился на них с вожделением, но Тома решительно пресекла мой порыв:
- Пошли, а то вопросы будут. И так слишком задержались.
"Ах, эти затяжные поцелуи на тихих полутемных лестницах"! - думал я, бережно, словно хрупкие драгоценности, упаковывая свежие еще ощущения в память, - "ничего нет их слаще - ведь за ними, увы, ничего не следует..."
Четверг, 12 января 1978 года, вечер,
Москва, Воробьевы горы, МГУ
Члены ученого совета были знакомы давно, и все были в курсе этой забавной привычки академика Канторовича - садиться на первый ряд аудитории и сразу после начала доклада засыпать.
Лауреат Нобелевской премии не притворялся. Это был настоящий, ровный, глубокий сон. С возрастом в него начало вплетаться негромкое басовитое похрапывание, деликатное, под стать натуре Леонида Викторовича. Никого это не смущало. Коллеги были в курсе его уникальной способности воспринимать и анализировать услышанное во сне.
Как там? "Он спал глубоко и спокойно, но ровно через двадцать минут он проснётся"? Да, именно так. Однако, проснувшись, он не поедет по радисткам - тот возраст, увы, прошел... Нет, он встанет и задаст несколько интересных и содержательных вопросов по докладу. А если выступающий запутается в собственном материале, то академик сам напишет недостающее доказательство. На доску, сопровождая его негромкий, порой опускающийся до шёпота голос, ляжет изумительно ясный, словно по бумаге, почерк.
Но сейчас Канторович не спал, хоть и привычно смежил веки. В уши ровно втекал доклад о существовании фазового перехода в решетчатой модели типа Изинга. Хорошее, качественное выступление. Только стремительная мысль Леонида Викторовича уже давно упредила докладчика, успевшего пока лишь ввести понятие гиббсовского случайного поля и наметить систему дальнейшей аргументации. Упредила и пришла к финишу, с удовлетворением оценив и элегантность еще не озвученного решения, и новизну предполагаемых выводов.
Он запас пару вопросов на случай, если придется вдруг придавать живость дискуссии, и мысль его соскользнула к другой, более важной и волнующей теме - к полученной сегодня статье.
Утром, раскидав лопатой вокруг дачи снег и прихватив в кабинет термос с кофе, он сел разгребать накопившийся за последнюю неделю завал корреспонденции. Привычно рассортировал солидную кучу на три стопки: формальные поздравления на открытках, не нуждающиеся, к счастью, в ответах; тонкие конверты с письмами от хороших знакомых, которым он обязательно ответит, подумав; бандероли и заказные письма с диссертациями и статьями - увы, обязательная программа академика и главного редактора крупного журнала.
Уже ближе к концу, устав бороться с грудой тусклых слов, он без всякого энтузиазма взялся за очередной не очень толстый пакет от неизвестного ему отправителя из Ленинграда. Для начала стопочка сероватой бумаги порадовала удобной формой подачи материала - короткое резюме на три с половиной страницы и два десятка страниц собственно статьи. А затем... Затем он с головой провалился в текст.
Было захватывающе интересно вместо привычного спуска по вершинам многогранника допустимых решений сжимать внутри фигуры эллипс, быстро сходящийся к искомой внутренней точке. Да еще и погрешности вычисления не накапливаются, самокорректируясь на каждом последующем шаге в конусе центрального пути! Прелесть, просто прелесть этот новый алгоритм! Что-то подобное пытался делать Дикин лет десять тому назад, но предложенный в письме подход был заметно более зрелый.
Решение развертывалось перед внутренним взором Канторовича в разных, в том числе и не описанных автором вариациях до тех пор, пока встревоженная затянувшейся тишиной жена не проникла в кабинет с тарелкой бутербродов. Чесночный запах домашней буженины ненадолго потеснил любимый функциональный анализ. Он торопливо вытер о полотняное полотенце замаслившиеся пальцы и взялся за еще непрочитанную страницу с подзаголовком "основная теорема".
"О как! - дочитав, встал и взволновано заходил вокруг стола. - О как! А вот это... Это - уже принципиально. Число операций растет не быстрее, чем полином от объема входных данных. Так-так-так. Нет, ну не обязательно все будет так гладко", - попробовал он остудить свой восторг, - "алгоритм, имеющий лучшую верхнюю оценку сложности, вовсе не обязательно будет наиболее удачен для практической реализации. Симплекс-метод в наихудшем случае экспоненциален, однако для обычных входных данных работает хорошо. Здесь же доказанная полиномиальность в худшем случае. Да, будет очень интересно сравнить практическую эффективность методов. Но, всяко, хорошая гарантированная оценка объема вычислений в ряде случаев очень важна. К примеру, у военных или в космосе в темпе реального времени, когда важно заранее знать максимальное время получения решения с требуемой точностью".