Страница 31 из 38
Когда военная хунта Аргентины запретила перонизм и удушила демократию, Вальш решил присоединиться к движению «Монтонеро» в качестве советника82. Из-за этого он занимал первые места в списке разыскиваемых военными, и каждое новое исчезновение вызывало опасение, что человек, подвергнутый пыткам пиканой, может выдать полиции убежище в маленькой деревне около Буэнос-Айреса, где Вальш скрывался со своей подругой Лилией Феррейра.
Используя широкую сеть источников информации, Вальш пытался следить за многочисленными преступлениями хунты. Он составлял списки погибших и пропавших без вести, карты массовых захоронений и тайных застенков. Он гордился своим знанием врага, но в 1977 году он сам стал жертвой безумной жестокости аргентинской хунты, направленной против своего народа. В первые годы режима военных десятки его близких друзей оказались в лагерях смерти; погибла также и его 26-летняя дочь Вики, из-за чего Вальш испытывал приступы безумного отчаяния.
Но пока повсюду разъезжали автомобили Ford Falcon, тихая жизнь была не для него. Понимая, что его время ограничено, Вальш решил по-своему отметить годовщину правления хунты. В потоке официальных речей, восхваляющих генералов за спасение страны, должны были появиться и его свободные слова, говорящие об упадке Аргентины. Его послание называлось так: «Открытое письмо писателя военной хунте». Оно писалось, по словам Вальша, «без надежды, что к нему прислушаются, с уверенностью, что оно вызовет гонения; я верен тому пути, который для себя избрал много лет назад — свидетельствовать в тяжкую годину жизни»83.
Это письмо осуждало как государственный террор, так и экономическую систему, которой служило насилие. Вальш хотел распространить свое «Открытое письмо» тем же способом, каким он раньше распространял сводки новостей из подполья: он сделал 10 копий и разослал их, бросив в почтовые ящики разных людей, которые должны были распространить его послание дальше. «Я хочу, чтобы эти козлы поняли, что я тут, что я еще жив и все еще пишу», — сказал он Лилии, садясь за пишущую машинку «Олимпия»84.
Письмо начинается с описания кампании террора, в которой генералы используют «сильнейшие, бесконечные пытки»; там также говорится об участии ЦРУ в обучении аргентинской полиции. После скрупулезного перечисления пыточных методов и тайных захоронений во всех ужасных подробностях Вальш резко меняет тему: «Эти события, которые должны возмутить сознание цивилизованного мира, тем не менее не являются главной причиной страдания аргентинского народа или самым ужасающим нарушением прав человека. Но экономическая политика правительства не только позволяет найти причину этих преступлений, но и является наибольшим зверством, которое целенаправленно ввергает миллионы людей в нищету... Достаточно несколько часов погулять по огромному Буэнос-Айресу, чтобы понять, с какой скоростью эта политика превращает город в трущобы для 10-миллионного населения»85.
Система, которую описывал Вальш, была неолиберализмом чикагской школы, моделью экономики, призванной расчистить весь мир. За прошедшие десятилетия эта модель достаточно глубоко укоренилась в Аргентине, и более половины населения оказалось за чертой бедности. Вальш видел в этом не случайность, но точную реализацию плана — «запланированную нищету».
Он поставил на письме дату — 24 марта 1977 года — ровно год спустя после переворота. На следующее утро Вальш и Лилия Феррейра отправились в Буэнос-Айрес. Они захватили с собой несколько писем и бросили их в почтовые ящики. Несколькими часами позже Вальш шел на встречу с семьей пропавшего товарища. Там была засада: кто-то проговорился под пытками. Десяток вооруженных людей поджидали Вальша, чтобы его схватить. «Приведите ко мне этого чертова ублюдка живым, он мой», — лично приказал солдатам адмирал Массера, один из трех руководителей хунты. Вальш часто повторял: «Говорить — это не преступление, преступление — дать себя арестовать». Он немедленно выхватил свой пистолет и начал стрелять; ранил одного из солдат, и те открыли ответный огонь. Когда машина доставила его в Техническую школу военно-морского флота, он был уже мертв. Тело Вальша сожгли, золу и пепел бросили в реку86.
Так называемая война против террора
Хунты стран южного конуса не скрывали своих революционных стремлений переделать общество, но им хватило ума отрицать то, в чем их обвинял Вальш: для достижения экономических целей они использовали массовое насилие и без применения системы запугивания и устранения препятствий их меры вызвали бы народное возмущение.
В тех случаях, когда им приходилось признаваться в убийствах, организованных государством, правительства хунт утверждали, что это была война против опасных террористов, сторонников Маркса, которых финансировал и направлял КГБ. Хунтам приходилось использовать «грязные» методы лишь потому, что они сражались против чудовища. Адмирал Массера, используя слова, которые кажутся до боли знакомыми сегодня, называл это «войной за свободу против тирании... войной против людей, стоящих за смерть, потому что мы стоим за жизнь... Мы сражаемся с нигилистами, агентами разрушения, которые стремятся исключительно к разрушению, хотя и скрывают это стремление под маской социального служения»87.
В процессе подготовки к перевороту в Чили ЦРУ развернуло широкую пропагандистскую кампанию, чтобы представить Сальвадора Альенде замаскированным диктатором, коварным интриганом, который использовал конституционную демократию для захвата власти и вскоре создаст полицейское государство, от которого чилийцы никогда не смогут освободиться. Самые крупные левые группы в Аргентине и Парагвае — «Монтонеро» и «Тупамару» — были представлены как ужасающая угроза для национальной безопасности, что заставило генералов приостановить демократию, взять власть в свои руки и использовать все возможные средства для борьбы с противником.
Но в каждом случае эти страхи были либо крайне преувеличены, либо просто придуманы хунтами. Сенатское расследование 1975 года показало, что, по разведывательным данным, предоставленным правительству США, Альенде не представлял угрозы демократии88. Что же касается «Монтонеро» в Аргентине и «Тупамару» в Уругвае, то, действительно, это были вооруженные группировки, широко поддерживаемые населением, способные нанести отчаянные удары по военным или общественным объектам. Однако в Уругвае «Тупамару» были устранены к тому моменту, когда военный режим захватил полную власть, а с «Монтонеро» в Аргентине расправились за первые полгода диктаторского режима, растянувшегося на семь лет (причина, заставлявшая Вальша скрываться). Рассекреченные документы Государственного департамента показали, что Сесар Аугусто Гуззетти, министр иностранных дел аргентинской хунты, 7 октября 1976 года сообщил Генри Киссинджеру, что «террористические организации уничтожены», однако в период правления хунты люди продолжали исчезать и после этого десятками тысяч89.
В течение многих лет Государственный департамент США представлял «грязные войны» в странах южного конуса как суровые битвы между опасными повстанцами и военными, которые иногда допускали эксцессы, но тем не менее заслуживали экономической и военной помощи. Однако большое количество фактов свидетельствует, что Вашингтон прекрасно понимал, какого рода военную операцию он поддерживает.
В марте 2006 года Архив национальной безопасности в Вашингтоне рассекретил протоколы заседания Государственного департамента, проходившего ровно через два дня после захвата власти хунтой в Аргентине в 1976 году. На этой встрече Уилльям Роджерс, заместитель государственного секретаря по Латинской Америке, сказал Киссинджеру, что «вскоре нам следует ожидать развернутых репрессий, в Аргентине возможно длительное кровопролитие. Я думаю, они жестоко расправятся не только с террористами, но и с диссидентами из профсоюзов и рабочих партий»90.