Дружба. Выпуск 3

— А где твой братец? — спросил он Сокола. — Ну, конечно, на своем посту против кухонного окна. Ожидает, когда повар выбросит косточку. Нордик, ко мне!

Черная собака, очень похожая на Сокола, — ее отличали только несколько белых пятен на груди и лапах, — услышав окрик, быстро скрылась за домом.

Каюр бросился за Нордиком, но собака удрала на морской берег и спряталась среди торосов. Долго за нею гонялся Ушаков, пытался соблазнить куском хлеба, но Нордик был хитер.

Теперь в упряжке насчитывалось пять собак, но для длительных поездок с тяжело нагруженной нартой этого недостаточно. Надо восемь, а то и десять.

Крутов задумался. Можно было бы взять Розу, но она кормила целый выводок щенят. Старый Букет был таким дряхлым, что только спал.

— Ли́са возьмем, — посоветовал Ушаков и побежал за собакой в котух — низенький теплый сарай, где зимовали наши собаки.

Лис — небольшая, но сильная собака рыжеватой масти, с широкой грудью и выразительными глазами. Висячие и широкие уши делали ее голову совсем круглой.

Во время дальней зимней поездки собака сильно поморозила лапы. До сих пор на подушечках не зажили ранки. Правда, лапы уже не кровоточили, на ранках успели нарасти корочки, но собака еще ходила так осторожно, точно училась ходить.

— Хочешь в поход, Лис? — спросил Крутов.

Собака ласково потерлась о его колени.

— Лапы забинтуем, — посоветовал Ушаков, — сошьем чулки и будем надевать до тех пор, пока ранки не закроются совсем.

— Дело, — согласился Крутов, — попробуем.

В пару Ли́су каюр подобрал собаку, которую все звали Старухой. Она попала в экспедицию, очевидно, случайно, — никто не знал ее настоящего имени. По всем признакам, ей было очень много лет. В экспедиции ее любили за кроткий нрав и честную — из последних сил — работу.

— Нам на рысях ездить не придется, — сказал Крутов, — упряжка подбирается спокойная, — значит, и Старуха не отстанет от других. — Повозившись около нарты, Ушаков снова отправился на ловлю Нордика. Через несколько минут он передал в руки каюра упирающуюся собаку.

— Лень всё еще держится, — с укоризной заговорил каюр. — Ладно, постараюсь и тебя приучить к трудовой жизни. Будешь ходить в одной паре с Соколом, в самой последней паре, чтобы вас можно было бичом достать! — Крутов показал Нордику бич.

Каюр заставил собак подняться, еще раз осмотрел упряжь. Впереди к нарте прикреплен семиметровый потяг — толстый сыромятный ремень из шкуры моржа. От потяга попарно идут лямки упряжи, которая охватывала шею и грудь каждой собаки.

Крутов сел на нарту. Бельчик оглянулся на него и залаял. Сокол переступил с ноги на ногу, зевнул. Нордик покосился на бич. Серый насторожился, налег грудью на лямку. Подтянулась и Найда.

— Пошел, Серый! — скомандовал Крутов. — Пошли, ребятки!

Скрипнули полозья. Нарта развернулась и заскользила по снегу.

— Поть! — крикнул каюр. Серый повернул налево, объезжая угол дома.

— Та! — еще раз крикнул Крутов, и упряжка вслед за передовым повернула направо.

Вожак хорошо помнил слова команды и быстро выполнял приказы каюра.

Крутов направил собак вдоль островка, прикрикнул, и нарта понеслась с такой скоростью, что за ней трудно было бы угнаться даже хорошему лыжнику.

Вскоре к дому, около которого мы стояли и разговаривали с летчиком, лихо подкатила упряжка. Разгоряченные собаки легли. Жирный Сокол стал хватать снег.

— Пойдет, — коротко, но убедительно сказал Крутов.

— А что собаки будут есть? — спросил Гришин.

— Будем охотиться. А на первое время возьмем небольшой запас мяса и рыбной муки.

— До северной оконечности дальнего острова двести пятьдесят километров, — напомнил нам штурман. — Сколько времени вы протащитесь туда на упряжке?

— Много, — отвечал Крутов. — Самое малое — неделю, а то и все десять дней.

Летчики переглянулись.

— А если мы подбросим вас? — спросил командир машины.

— Вы поможете сохранить нам десять дней для работы на острове.

— Готовьтесь!

Всё приготовлено, но вылет пришлось отложить из-за погоды. Низкая облачность закрыла горизонт, посыпала снежная крупа, видимость сократилась до двух-трех километров. Теперь у нас появилось время, чтобы еще раз прочитать письма, просмотреть газеты и журналы.

Ушаков и Крутов продолжали укреплять нарту, чинили упряжь. Гришин сидел над маленькой — в одном легком чемодане — рацией, проверял ее работу, тренировался в работе ключом. В тесной комнатке радиста вертелся щенок. Буяну недавно исполнилось четыре месяца. Щенок долгое время болел, — очевидно, простудился, но Гришин, любивший собак, вылечил его витамином «В». Этот способ лечения радист открыл сам и очень гордился славой щенячьего доктора. Буян привязался к Гришину и не отходил от него ни на шаг.

Крутов запряг собак и вместе с Ушаковым прокатился по острову, испытывая одометр. Велосипедное колесо, выглядевшее на снегу очень странно и неуместно, катилось за нартой. С каждым оборотом колеса щелкал счетчик. Всё новые, всё увеличивающиеся цифры выползали в окошечке счетчика и показывали расстояние, пройденное нартой.

После испытания Крутов отсоединил одометр от нарты, чтобы не поломать его во время погрузки в самолет. Велосипедное колесо и вилку он положил на пустую металлическую бочку, стоявшую на краю посадочной площадки, и заботливо прикрыл куском парусины.

— Вот, теперь всё в порядке, — облегченно заявил он. — Теперь мне требуется тетрадь и карандаш. Хочу записывать.

Я дал каюру толстую записную книжку в полотняном переплете и карандаш.

Поздним вечером следующего дня — мы уже собирались ложиться спать — подул легкий северный ветерок и разогнал мглу.

— Вылетаем, — сказал командир машины.

Началась погрузка. Я отошел с командиром машины в сторону. На снегу разостлали карту.

Я просил летчика сделать две посадки. Первую — на южном берегу большого острова, около продуктовой базы, которую мы завезли вездеходом. Здесь высаживается маленький отряд Анны Сергеевны. Потом я показал летчику на узкий, глубоко вдающийся в сушу залив на северном побережье. Там должен был остаться я с каюром и упряжкой собак. От места высадки, работая, пойдем к южному берегу, где соединимся с отрядом Анны Сергеевны.

Командир машины отметил на карте места посадок и обещал приземлиться с возможной точностью.

Крутов подтянул к самолету нарту.

Собаки, следившие за действиями людей, заволновались. У Найды поднялись кончики ушей. Бельчик залаял. Серый недоуменно затоптался на месте.

Мы долго провозились с нартой, — она была длинная и с трудом проходила в узкую дверцу.

— Поторапливайтесь, товарищи. — Штурман показал на небо.

Ненадолго выглянувшее солнце снова заволокло кисеей низких облаков. Мелкие редкие снежинки стали лениво падать на землю.

Крутов схватил Серого за шерсть на спине и загривке и подбросил его вверх. Я на лету поймал передовика и опустил его на пол. Серый вразвалку, не волнуясь и не торопясь, прошелся по скользкому гофрированному днищу фюзеляжа и спокойно улегся у нарты.

Одну за другой Крутов подавал мне собак. Последним он просунул в дверцу Бельчика. Собака уже находилась внутри самолета, но не переставала лаять. Бельчик волновался.

В этот момент мы заметили щенка. Несмотря на гул моторов и вихри снежной пыли, гонимой винтами, он делал отчаянные попытки, чтобы заскочить в проем высокой дверцы самолета.

— Выбежал ведь. Был закрыт… — заволновался Гришин. — Буян, Буянушка, через три месяца встре…

В просвете еще не закрытой двери мы увидали бортмеханика. Он что-то прокричал нам, но мы не расслышали. Тогда бортмеханик быстро наклонился, схватил Буяна и осторожно бросил его в самолет.

Щенок прижался к ногам Гришина и замер. Радист встал на колени и громадными меховыми рукавицами закрыл своего любимца.