Страница 119 из 157
Курганов случайно запомнил этого Марчерта. Он лежал в кубрике первым с краю. Штурман сам начал стаскивать его с нар, и кто-то крикнул в это время: «Глядите, маленький Марчерт! Вон его выносят!..»
— Ваш племянник, боцман, начинает приходить в себя, — не сразу ответил Курганов. — Он в лучшем состоянии, чем другие. Над тем местом, где он лежал, на потолке была какая-то труба, из нее дуло, это его спасло. Я даже ударился об эту трубу.
— Слава богу, слава богу, — шептал Аллен. Судорога кривила его лицо. Он зачем-то стянул с головы шапку и снова надел. Потом извиняющимся тоном, точно это была его вина, что Курганов ушибся о трубу, начал объяснять:
— Там на потолке эта штука… это труба — остаток от электропроводки. У нас все провода находятся в таких трубах, а внутри изоляция. И подумать только, — добавил он, покачав голевой, — она его спасла! Ураган вышиб заглушку и начал в нее задувать.
Всё, что накопилось в душе Курганова за эти сутки, вдруг прорвалось наружу:
— Это не корабль, это пловучий сумасшедший дом!.. Здесь все задались целью укокошить друг друга! — Какого дьявола вы изображаете из себя ягненочка? Каждый юнга с рыбачьего парусника знает, — чтобы лампы не коптили, в резервуар кидают кусочек канифоли, а вы, старый моряк, будто это и забыли! — накинулся он на боцмана.
Боцман смущенно почесал щеку, заросшую густой щетиной.
— Так-то оно так, сэр, не до этого было… И привыкли к лампе, никогда она раньше не коптила.
— Как привыкли? Ведь у вас электричество? — Но, выкрикнув это, Курганов вдруг сообразил, что раз над головой Марчерта висела пустая трубка с изоляцией, — значит, электропроводка в кубрике отсутствовало. Но от возбуждения он уже не мог остановиться и продолжал выкрикивать дальше: — Объясните мне, чорт вас побери, почему дверь в кубрик запирают? Признайтесь: когда начался ураган, весь экипаж был пьян?! Этим и объясняются все безобразия!?
— Что вы, что вы! — боцман даже замахал руками. — Если кто-нибудь из ребят явится с берега подвыпивши, шкипер его так изукрасит, что он потом год будет отворачиваться от всех бутылок.
— А, бросьте, Аллен, не оправдывайтесь! Так я вам и поверю, что все улеглись спать именно когда задул памперос, когда тут чорт знает что качало твориться!
Боцман опять почесал щеку.
— Это я упросил лишних запереть в кубрик, сэр. Откровенно говоря, боялся, что их смоют волны. Ну, а мистер Девис… он только плюнул и сказал, что проломит мне башку, если людей не будет хватать. Ну, да он сам понимал, что так лучше…
— Что за чушь вы городите, боцман?! Какие лишние люди у вас оказались?
Аллен развел руками.
— А как их еще назвать, сэр? Лишние-то они, конечно, не лишние; в тихую погоду все делали свое дело. Но в такой-то шторм… Да вы же сами понимаете, — те, кто раньше не бывал в море, ведь они будут младенцы… За один рейс чему научишься?
За один рейс! Теперь кое-что становилось понятным. Это одно слово многое разъясняло. В Англии и Америке до сих пор команду нанимают на определенный срок только на пассажирские и почтовые суда, совершающие рейсы по расписанию. А на грузовые суда матросов и кочегаров берут только на один рейс.
То, что люди не имеют никакой квалификации, — мало кого смущает, это дело боцмана и старшего машиниста, они обязаны заставить матросов и кочегаров работать. Как? Это их профессиональный секрет, никому до этого нет дела.
На «Морской цветок» опытные моряки, конечно, избегали поступать, зная, что представляют собой «пловучие гробы». Поэтому боцман и шкипер по-своему правильно рассудили, что во время шторма от половины из команды никакой пользы не будет и, во избежание несчастного случая, проще всего ее убрать с палубы. Курганову стало понятным, и почему Девис, в то время, когда судну грозила опасность разбиться о скалы, так мало сделал для спасения парохода. Имея в своем распоряжении лишь половину экипажа, он и не мог сделать больше.
Теперь для Курганова осталась неразгадана только одна тайна: тайна перерубленного троса. Но тут боцман сам решительно ничего не понимал. Узнав, что трос не лопнул, а перерублен, он буквально остолбенел, потом разразился потоком брани:
— Сил больше нет, до чего тошно на этом вонючем корыте! Как спруты, из тебя всю кровь высасывают! Работаешь до упада, продукты всегда испорченные…
— Я слышал, мистер Девис хочет открыть бар и копит деньги, — подсказал Курганов.
— Да, уж это мы знаем, деньги копить он умеет. Мистер Бельчер получает половину жалованья, потому что, видите ли, стар стал, не так, мол, хорошо работает. На ремонте всегда экономят…
— Может быть, шкипер перерубил трос?
Боцман долго думал, потом покачал головой:
— Всё может статься, только уж, не знаю, право, зачем это ему… Компания «Голубая звезда» тоже ведь маху не даст. Если бы мы потонули, уж не шкиперу была бы от этого польза.
В салоне пахло нашатырным спиртом. Бельчер, взъерошенный, как старый ворон после дождя, сидел в кресле. На вопрос Курганова, как чувствуют себя больные, он только пожал плечами:
— Сам господь бог не сделает больше, чем я сделал: никаких лекарств в аптечном ящике, кроме нашатыря и бинтов, нет. Меняем им грелки, дали хлебнуть виски — и всё.
Девиса не было, он куда-то исчез, видимо ушел к себе в каюту. Курганов решил воспользоваться его отсутствием, чтобы снова обойти весь корабль.
На мостике, на носу у буксира, на корме, у всех люков дежурили русские моряки. Со своими было легко, просто. Только сейчас он почувствовал, как устал оттого, что с американцами всё время приходилось держаться начеку, взвешивать каждое слово.
Убедившись, что нет никаких новых причин тревожиться и судно находится всё в том же состоянии, Курганов задержался на корме, как раз над злополучным кубриком. Здесь сейчас дежурил Нарзы Бабеков.
В глазах его притаилась лукавая усмешка.
— Ты что это вдруг так развеселился? — шутливо толкнул его локтем Курганов. — По-моему, здесь всё не располагает к веселью.
Нарзы по-мальчишески рассмеялся.
— Александр Иванович, вы меня не толкайте. Я, знаете кто? Я цветной джентльмен!
— Ну? С каких пор?
Нарзы вынул из кармана огромный, спелый апельсин, подкинул на ладони.
— Вот подарок получил тоже от цветного джентльмена. Два американца подошли, удивились, что я с мостика сюда перешел дежурить. Объяснил: устал, мол, ночью на теплоходе стоял у штурвала, и вчера, во время урагана… в глазах рябит от солнечных зайчиков, а на корме спокойнее. Они спрашивают, — разве я штурман? Нет, говорю, пока только будущий штурман, скоро предстоят экзамены в заочных классах мореходного училища. Интересуются: известно ли об этом моему начальству? Конечно, известно. Рассказываю, как мне специально для занятий отвели пустую каюту, соорудили столик, такой же, как в рубке, выписали лишний комплект карт; капитан разрешил пользоваться своими собственными мореходными инструментами, помогает решать задачи. Один из них деликатно спросил, — не боюсь ли я впоследствии остаться без работы оттого, что белые не захотят подчиняться цветному джентльмену? А потом начал рассказывать о себе. Не то бабушка, не то прабабушка у него была негритянка, и хоть цвет кожи у него такой же белый, как у вас, всё равно жить ему можно только с неграми и работу дают самую трудную, плохо оплачиваемую.
— Ешь, ешь апельсин, цветной джентльмен, — прервал его Курганов, — и мне дай одну дольку. — Да, дружище, здесь у нас под ногами кусочек американской территории. Самой «демократической страны» в мире.
Они помолчали.
— Смотрите, — вдруг показал наверх Бабеков.
Около мачты с пронзительными криками носились два альбатроса. Альбатросы не боятся отдыхать на воде даже при порядочном волнении, но сейчас волны всё же казались им слишком высокими, и птицы искали другого пристанища. Распластав в воздухе длинные, острые крылья, они парили вокруг мачты, вершина которой из-за сильной качки всё время описывала в воздухе огромные эллипсы и восьмерки, каждый раз отклоняясь на несколько метров то в одну, то в другую сторону. Крупные, тяжелые альбатросы не могли так быстро изменять направление полета, они едва уклонялись от столкновения, когда мачта неслась им навстречу, и кидались за ней вдогонку, когда она отходила. Птицы настигали мачту, но их когти только царапали стальную трубу. Наконец одной птице удалось сесть на какую-то скобу, она долго примащивалась, балансировала, прежде чем окончательно сложить крылья, а ее товарка с тоскливым криком полетела к «Кузнецу Захарову». Птица настороженно косилась на стоящих внизу людей и вдруг, желая спрятаться от них, повернула голову и сунула ее под клотик — грибок, которым всегда увенчивают вершину мачты. Голова альбатроса исчезла до самых плеч и снова появилась. Птица подвинулась ближе и попыталась вся влезть под укрытие.