Страница 88 из 112
— Знаю! Карковной! Валентиной Карковной! И вот
вы, вместо того, чтобы запретить им смеяться надо
мной...
— Постой, Валя. Этого не запретишь. Ты сама
виновата. Потому что ты с людьми не разговариваешь, а
каркаешь, кричишь.
— Чем я виновата, что у меня такой голос?
— Не голос, — характер. Иной раз кажется, что тебе
не 20 лет, а пятьдесят. Подумай-ка, отчего это мастера
Анну Спиридоновну, седую женщину, все зовут
Аннушкой?
— Не знаю, — ответила Валентина и мысленно
удивилась: «И верно, почему ее зовут Аннушкой?»
— Потому что она молодая душой. Человека старят
не годы, а одиночество. Если тьи живешь одной жизнью с
коллективом, с народом, ты будешь всегда молодой.
— Что же мне — стать к станку, ближе к народу?—
спросила Валентина, язвительно кривя губы.
— Вовсе не обязательно. Ты должна отбросить
заносчивость, грубость. Уважай товарищей, тогда и они
Тебя буду* уважать.
— Такая уж я уродилась! — запальчиво бросила она
и отвернулась.
Тоня вышла из конторки, и Яша Зайцев, ожидавший
ее в цехе, спросил тоном заговорщика:
— Ну?
— Дай Наташе поручение: взять шефство над
Валентиной.
— Это исключено, — отрезал Яков. — Они
непримиримые как два одноименных полюса в электромагните.
354
— Мепримиримьи! ~ вскипела Тоня. — А еще
комсорг! — она поглядела на озадаченное лицо Якова, на
его собранные к переносью светлые брови и тихо
рассмеялась. — Дай им одну работу... скажем, пропаганду
передового опыгга.
— А пожалуй — интересно, — воскликнул Зайцев, и в
его глазах блеснуло лукавое выражение.
Наташа наотрез отказалась от нового комсомольского
поручения. Она приводила десятки доводов, казалось^
один убедительнее другого, но комсорг был неумолим.
Тогда Наташа пошла жаловаться к парторгу.
Тоня, затая улыбку, ответила:
— Задание, Наташенька, серьезное. Надо взяться за
работу по-настоящему.
Наташа, застеснявшись, сказала:
— Яков не понимает... BatM я могу сказать, Антонина
Сергеевна. Дело в том, что... Валентина считает меня
своей соперницей... Она неравнодушна к Глебу.
— А ты?
— Что я?
— Ты тоже считаешь ее своей соперницей?
— Да что вы!—передернула плечами Наташа.—
Разве я такая глупая, как Валька?
— Ну так тем более тебе надо взяться за э^у
работу.
Наташа безнадежно махнула рукой. Проходя мимо
Зайцева, она окинула его гневным взглядом. Яша
склонился к станку, чтобы не рассмеяться.
«Придумал!.. Будто кроме меня никому нельзя было
поручить это дело...» — негодовала Наташа.
Прозвенел электрокар. Наташа шагнула в сторону,
обернулась. Полнолицая подсобница приветливо махнула
ей рукой.
— Прыгай, Наташа! Везу вам шестеренки.
Наташа вскочила на площадку электрокара,
ухватилась руками за тугое плечо девушки. В широко
расставленных, серых, удивительно чистых глазах подсобницы
мерцало выражение простодушного восхищения.
— Чему обрадовалась, майское солнышко? — без
улыбки спросила Наташа.
— Как же! Прошлое воскресенье в клубе вы
участвовали в «За тех, кто в море!» Вы играли Горелову.
Здорово! Я слез не могла унять и все время повторяла: «Так
355
его, негодяя, так! Пусть не заносится, не обманывает!»
Это я про Боровского-то.
Наташа покраснела. В словах девушки
чувствовалась искренность.
— Не зови меня «вьи». Тебе сколько лет?
— Шестнадцать исполнилось. Семилетку окончила и
сюда.
— А я еа два года старше. Тебя как звать-то?
— Майя. Первого мая родилась, вот родители и
записали.
Она остановила электрокар и стала ловко сгружать
шестеренки.
— Значит, не ошиблась я, назвав тебя майским
солнышком, — тихо', как бы про себя, произнесла Наташа. —
Ты комсомолка?
Девушка смущенно потупилась:
— Нет.
— Хочешь токарному делу .учиться?— спросила вдруг
Наташа, заглядывая в глаза подсобнице. Она давно уже
подумывала над тем, чтобы взять в ученицы
какую-нибудь шуструю девчонку. Ей страстно хотелось поделиться
своим опытом, она ощущала в себе потребность быть
опорой, примером, строгой и доброжелательной
наставницей.
— Ну, поступишь ко мне в бригаду?
Майя выпрямилась, откинула назад тьмьной
стороной руки русую прядь волос.
— Правда? Возьмете?—дрожащим и уже
ликующим голосом проговорила Майя. — Я же ничегошеньки
ее умею.
— Научу. Ну так окажи: пойдешь?
— Полечу! —громко ответила Майя и, обняв ее шею,
крепко поцеловала в губы.
«Вот это шефство! — подумала Наташа, довольная
веселой, душевной подсобницей. — Все просто, ясно... А
с Валентиной... не знаю, как быть».
Из конторки вышла Валентина с пачкой нарядов.
«Сейчас самое удобное время...» — подумала Наташа,
вспомнив о неприятной нагрузке, данной ей комсоргом.
Она впервью почувствовала почти физически всю
тяжесть этого слова «нагрузка».
— Валя, — сказала Наташа просто и со смелой
доверчивостью глянула ей в глаза. — Давай сделаем с то-
356
бай доску учета соревнования. Будем ежедневно
записывать показатели. Интересно ведь, правда?
Валентина отвела взгляд, поджала губы.
— Н-не знаю... А что я должна делать?
— Устройство доски я беру на себя. А ты будешь
узнавать у Аннушки результаты выполнения плана и
заносить их на доску.
— Ладно, — бросила Валентина и прошла дальше.
Наташа вынула платок, вытирая вспотевший лоб.
***
В тот самый день, когда решался вопрос: которая
из бригад — Наташина, Якова или Глеба займет
первенство в соревновании за звание «лучшей
комсомольской бригады цеха», Клава*не вышла на работу.
Девушки поминутно оглядывались на дверь, надеясь, что вот-вот
засинеет берет, ветром пронесется по цеху Клава и
встанет к своему станку.
Но тщетно. Ставок Клавы сиротливо и недвижно
стоял слева от станка Наташи.
Наташа кусала губы, нервничала: они рисковали
отстать от других бригад на целое сменное задание по
дискам сборного шкива редуктора.
Две девушки-подсобницы подвезли на элетрокаре
ящик с заготовками.
Прошла Аннушка и, взглянув на смущенные,
беспокойные лица девчат из бригады Наташи, затем переведя
взгляд на станок Клавы, все поняла без слов. Она
подошла к Зайцеву.
— Сегодня не вышла Клава Петряева,—сказала она,
показывая на бездействующий станок.—А нас режут
диски шкива редуктора. Поставь кого-еибудь на диски.
Выработку запишем твоей бригаде.
— Ладно, — ответил Яков, не обращая внимания на
последние слова мастера. — Я сам сделаю.
Он до обеда работал в бригаде Наташи. Девчата
шушукались, лукаво посматривая на сосредоточенно
склонившегося над станком Зайцева.
— Наташе первенство уступает,— проговорила Зоя
Рьибалко, усмехаясь.
867
— Благородный рьщаръ! — язвительно отозвалась
Гулынур, поиграв ямочками на щеках.
— А так вовсе и не интересно! — обиженно
зачастила Зоя. — Побеждать, так без всякой скидки.
По-честному!
Наташа работала, не отрывая взгляда от резца,
щупавшегося в светлых кудрях стружки.
В обеденный перерыв в цехе появилась Клава.
Она подлетела к Наташе, засмеялась вкрадчиво и
натянуто, будто знала заранее, что никто ей не поверит,
но ничего не поделаешь — раз уж так случилось.
— Вы на меня, верно, обижаетесь, девчонки... А я не
виновата! Вот честное слово, не виновата! Мать заперла
дверь и ушла. Я проснулась и до сих пор металась, как
лиса в клетке.
— Врешь, — тихо проговорила Наташа, сдерживая
гнев, — ты прогуляла.