Страница 75 из 112
Марьин ключ называлась... перегруппировал Алексей
Степанович силы дивизии. Перво-наперво, пригляделся к
людям, кто на что способен. Сменил пяток командиров,
потерявших голову, отобрал разведчиков — орел к орлу,
расставил по новым ротным и батальонным участкам
коммунистов и комсомольцев, и — пошло!
302
Вот и здесь, товарищи, надо нам подготовить
контратаку. Пускай на одном участке. Но это поднимет дух
всего цеха, точно вам говорю!
— Пригляделся к людям... — задумчиво, как бы про
себя произнес Добрывечер. — Это ты прав-. Мы плохо
знаем людей наших. — Он остановился, уверенно
сказал: — Завтра созовем общее собрание. Посоветуемся с
рабочими.
— Иван Григорьевич, а не собрать ли нам сперва
комсомольцев? — сказала Тоня. — Обсудим положение цеха и
потом выйдем с единым мнением на общее собрание.
— Дельно!—охотно согласился Добрывечер. — Не-
хай так и буде.
За окном ветер ворошил листья тополя. Первый луч
солнца, проскользнув меж ними, упал в груду не
убранных после второй смены стружек и, запутавшись, смешно
бился, не зная как выбраться...
Глава десятая
Чардынцеву до начала комсомольского собрания так
и не удалось поговорить с Точкой: комсорг казался очень
занятым. Высокий и нескладный, с нездоровым лицом и
бесцветными близорукими глазами, бегал он от станка
к станку, перебрасывался короткими словами с молодыми
рабочими, поминутно доставал из нагрудного кармана
спецовки блокнот и делал в нем какие-то отметки.
Теперь, сидя рядом с Добрывечером на собрании и
наблюдая за Точкой, Чардынцев понял, что его
суетливость происходит вовсе не от занятости, а является
внешней приметой характера.
Комсорг громко разговаривал с Наташей. Его руки
все время были в движении: он то размахивал ими,
словно отбивался от назойливой мухи, то нервно теребил полу
своего пиджака, то, ломая грифель, чертил карандашом
замысловатые фигуры на листке блокнота.
«Сколько энергии расходует человек зря!» —
удивился Чардыкцев и прислушался к разговору. Комсомольцы
собирались вяло, хотя уже было время начать собрание.
— Ты отлыниваешь от комсомольской работы. Да, да,
не спорь! За весь месяц не провел ни одной беседы. Хорош
агитатор, нечего сказать!
303
— Павлин! Ты же забыл, что дал мне другое
поручение,— ответила Наташа, спокойно глядя на секретаря.
— У нашего Емели — семь пятниц на неделе! —
вмешался Яша Зайцев. — Сам поручил мне организовать
самодеятельность, а на бюро ругал за стенгазету.
— Какое поручение? — спросил Точка, не обращая
внимания на Зайцева.
— Создать бригаду токарей из девушек, — сказала
Наташа-, строго сдвигая брови. — Я толковала с ними.
Боятся. Но ничего, бригада будет!
— Я о комсомольской работе, а она о производстве! —
нетерпеливо подернул плечами Точка.
— Это и есть комсомольская работа. Я училась
токарному делу. И девушкам помогала.
— Вот оно, наплевательское отношение к
комсомольской работе! Да, да, не спорь!
Темные глаза Наташи сверкнули сдержанным гневом:
— Ты, Павлин, слишком легко обращаешься со
словами. Разве производство не самое важное?
' — Еще спрашивает! Основное — внутрисоюзная
работа: кружки, беседы, лекции. Ты привязалась к своему
станку и дальше ничего не видишь. Не спорь!
Лицо Наташи потемнело, на щеках пятнами проступил
румянец...
— А то, что цех наш не вылезает из прорыва, —
сказала она жестко, — и над нами смеются даже вахтеры:
«стоит ли вас, срывщиков плана, пускать на завод?», я
спрашиваю, это—основное или второстепенное?
«Молодец девушка! Вот бы кому секретарствовать, а
не этому... начетчику! Либо вон тому беленькому,
глазастому...» — подумал Чардынцев, с интересом
прислушиваясь, но в это время пришла группа тамсомольцев сбо*
рочного цеха.
Точка сразу оборвал разговор: он не хотел «'выносить'
сор из избы». Появление сборщиков окончательно
испортило ему настроение.
«Разворачивали бы работу в своем цеху, так нет! —
шатаются по соседям, перехватывают инициативу...» —
недовольно думал Точка, искоса поглядывая на
пришедших.
Фарид Ибрагимов, рослый, черноглазый, в хорошо
отутюженной рубашке, здороваясь с Точкой, громко ска*
Зал:
804
— Принимайте делегацию. Прошу отвести на мое
выступление пять минут.
— Что это еще за выступление? — насторожился
Точка.
— Обращение к комсомольцам второго механического
цеха.
— У нас повестка дня... — начал было комсорг, на
спохватившись, что сказал не то, вдруг спросил:—А с
комитетом комсомола согласовал?
Ибрагимов смутился. Этого вопроса он ни с кем не
согласовывал. Он просто созвал комсомольцев-сборщиков,,
и они решили принять обращение к комсомольцам
механического цеха.
Нащупав слабину Ибрагимова, Точка дал волю своему
негодованию:
— Нуг кто так делает?! Это же чистейший анархизм,,
матушка-стихия! Да, да, не спорь! Не согласовав с
комитетом, не посоветовавшись, не увязав вопроса со мной,
предварительно...
— Погодите! — вмешался Чардынцев, строго глядя на
Точку, — вы спорите о форме, не выяснив содержания.
О чем обращение?
— О том, что они задерживают сборку первого
комбайна! — обозленно воскликнул Ибрагимов, показывая
рукой на сидящих. t
Стало тихо.
Слова Ибрагимова прозвучали как оскорбление, как
пощечина, но каждый понимал — пощечина заслуженная.
Встал Яша Зайцев, решительно откинув назад голову:
— Я предлагаю этот вопрос заслушать первым!
—- Правильно!
— В первую очередь!
Кругом одобрительно зашумели.
— Тише! — поморщился Точка, — мы еще собрания не
начали...
—• Начинай! — требовательно крикнули несколько
голосов.
В президиум избрали комсорга, Яшу Зайцева, Добры*
вечера и по предложению Наташи — Чардынцева и
Луговую.
На повестке дня были вопросы: о ликвидации
отставания цеха и о взятии шефства над колхозной
стройкой.
ф-444 - 20 305_
Первым выступил Ибрагимов:
— Товарищи комсомольцы! — волнуясь и не зная куда
деть руки, начал он заранее подготовленное обращение,
но, увидав ехидную улыбку Павлина, вспылил и,
сбившись, стал говорить теми словами, что приходили сейчас,
на собрании: — Не понимаем мы, что сталось со
вторым механическим! Будто не молодежный цех, а... дом
престарелых!
Точка возмущенно поднялся:
— Это оскорбление целой организации! Подрыв
авторитета! Здесь присутствует несоюзная молодежь... Я
прошу товарища Чардынцева, как представителя
парткома...
Собрание дружно загомонило:
— (Какое тут оскорбление? Листая правда!
— Правда схожа с луком: от нее глаза прослезятся,
и соринка — вон!
— И беспартийным не мешает покраснеть от стыда!
— Продолжай, Ибрагимов!
Подперев рукой широкий волевой подбородок, Чардын-
-цев молча оглядывал комсомольцев. Как губка впитывает
влагу, он вбирал в себя все: и горячие возгласы собрания,
и тревожно бегавший взгляд Точки, и подвижное,
подернутое тенью досады лицо Наташи.
— Собрание началось лучше, чем мы предполагали,—
тихо сказала Тоня Чардынцеву. Он- утвердительно кивнул
головой.
На лице Ибрагимова блуждала тень смущения и
одновременно обиды за неудачливую судьбу комсомольцев
второго механического цеха.
— Подумайте только! — продолжал он. — На всем
заводе идет борьба за первый комбайн, за то, чтобы
быстрей собрать и испытать его, а здесь — тишь болотная,
сонное царство! Только гудок будит вас, чтобы домой