Страница 65 из 112
паренек в темносинем чистеньком комбинезоне, из
бокового кармана которого выглядывал хорошо
отполированный штангенциркуль. У него были светлые, как лен,
волосы. Большие, широко расставленные серые глаза
глядели весело и доверчиво.
— Давайте познакомимся,—сказал он, густр
покраснев, и протянул ей руку. — Зайцев. Но все зовут
меня просто Яшей.
Отвечая ему, она невольно улыбнулась: это мягкое
имя удивительно подходило к его облику.
— Во-первых, поздравляю вас, Наташа, с первым
днем самостоятельной работы. В старину в такой день
токарь напивался до чортиков!
— Спасибо. Значит, вы предлагаете мне проделать
1го же самое? — ответила Наташа, следя глазами за
резцом.
— Нет! Что вы! Но это событие надо отметить чем-
Tg .таким, что запомнилось бы надолго...
262
— А-а... И поэтому вы решили со мной
познакомиться? — сказала Наташа. Зайцев смутился.
— Ох, Наташа, у вас язык, оказывается, острее
резца... Ну, работайте, не буду мешать.
— Постойте! Вы вначале сказали «во-первых», а что
же «во-вторых»?
— Да! — вспомнил Зайцев. — Сегодня вечером мы
собираем драматический кр>ужок. Будем распределять
роли. Пьеса Бориса Лавренева «За тех, кто в море».
Хотите принять участие?
— Приду! — ответила Наташа, вся просияв: сцена
была ее увлечением...
Резец вдруг неприятно заскрежетал, стружка
потемнела и начала рваться, во все стороны летели острые
кусочки раскаленного металла.
Наташа остановила станок, вынула «севший» резец.
Она открыла инструментальный ящик: запасные резвд
заточены не были. .
«Надо затачивать резцы после смены, чтобы в
рабочее время не отвлекаться...» — подумала Наташа,
вздохнув, и пошла к точилу...
Перед гудком на обед Глеб выключил свой станок.
Наташа затачивала резец. Золотые искры густым
фоитаном окутывали ее стройную фигуру.
Глеб подошел сзади, мягко тронул за локоть:
— Наташа! Дай-ка я...
Она оглянулась. Искры погасли, упав к ее ногам.
— Я уж как-нибудь сама!
— Будет тебе, Наташенька, сердиться...
Она округлила в гневе глаза и каким-то чужим
голосом бросила:
— Ступай к той... с сережками... и маникюром...
Подточи ей когти!..
Она отвернулась и склонилась к точилу. Широкие
снопы искр с яростным шипеньем вырвались из-под
резца, отсекая ее от Глеба. Он крепко стиетул зубы и молча
пошел прочь.
Наташа услышала, как вдогонку ему кто-то
насмешливо бросил:
— Знаменитый ас! Покоритель воздушных
просторов!
Она поглядела в сторону говорившего.
Два паренька, Павка Семенов и Ильзар Шахмаев,
263
оба чумазые и злые, стояли у тачек с поковками, уперев
руки в бока и провожая Глеба ехидными взглядами. «Не
любят его в бригаде. Я уже не первый раз замечаю...
Отчего же? Завидуют, должно быть...» — подумала
Наташа и, хоть клокотала в ней обида на Глеба, с
неодобрением взглянула на завистников...
Когда Глеб вышел из конторки, в глубине цеха,
окутанная крутыми волнами искр, все еще стояла у
наждака Наташа.
«Ну и характер... Кремень!»
Пьесу читал народный артист республики Петр
Иванович Головин. Слушая его не по возрасту чистый и
звонкий голос, Наташа вспоминала некоторые из
сыгранных им ролей.
• Дергачев из «Последней жертвы». Сморщенное лицо
с длинными, отвисающими бакенбардами, в глазах —
вечный страх перед жизнью, в белых, бескровных руках
судорожно зажата тросточка.
Или Хлестаков. Невзрачный человек сидит на стуле,
закинув ногу за ноту. В одной руке он держит рюмку с
вином, а другая все время находится в движении.
Хлестаков врет.
А вот Тихой из пьесы «Хлеб наш насущный». Пьяная
добродушная речь, широкие, но неверные движения,
разухабистая песенка:
Вся душа моя полна тобою,
Вся душа-а моя горит!
Всякий раз, когда Наташа смотрела в театре
Головина, он обогащал ее новыми красками, и она долго
потом помнила его интонации, характерные движения,
выражение лица.
— Как хорошо, что руководитель — Петр
Иванович! — шепнула Наташа своей подруге Зое Рыбалко.
За большим круглым столом читального зала клуба
уместились все члены драматического кружка. Наташа
встретила здесь нескольких ребят и девчат из своего
цеха.
По правую руку от Петра Ивановича сидели
токари— муж и жена Стрелковы, оба высокие, статные, как
два молодых тополя. На работу и домой они всегда шли
261
взявшись за руки, и тогда они были похожи на больших
дружных детей.
Шутники дружески подтрунивали над молодоженами,
называя их «бригадой влюбленных», но старики с
уважением говорили:
— Красиво живут! По-настоящему. Не так, как мы
жили.
Они вдвоем выполняли задание, которое обычно
давалось бригаде из четырех токарей.
Слева в новеньком черном костюме сидел Яша
Зайцев. Наташа несколько раз встречалась с ним взглядом;
он краснел, опускал глаза и принимался что-то
старательно записывать на листке бумаги.
Уже кончалась читка пьесы, когда пришли Глеб и
Павлин Точка.
— Ого! Настоящая Тегеранская
конференция!—воскликнул Павлин, но, увидав Головина, осекся и виновато
умолк.
У Наташи запылали щеки. Злясь на свое неуместное
волнение, она закрыла их руками.
Кончив читать, Петр» Иванович спросил, стоит ли эту
пьесу ставить. Пьеса всем понравилась: в ней было
много страсти и борьбы.
— Прекрасно! Перейдем к распределению ролей,—
сказал Петр Иванович, потирая руки. — Момент очень
ответственный. Я знаю одного актера, страдающего по-
рокОхМ сердца. И вот он говорит, лто эту неприятную
болезнь он прихватил именно при распределении
ролей.
Итак, Харитонов — капитан второго ранга, командир
дивизиона морских охотников, сорок лет. Кто желает
попробовать свои силы?
Никита Стрелков поднял руку. В ту же минуту кто-
то в щутку спросил:
— А в пьесе нет роли жены Харитонова?
Все засмеялись.
— /Кены? — удивился вопросу руководитель. —
Жены нет. Есть мать Харитонова, шестидесяти двух лет.
— Ну так запишите маня! — торопливо попросила
Шура Стрелкова.
Снова раздался дружный смех. Петр Иванович запи-
^ не понимая причины смеха.
Капитан-лейтенанта Боровского вызвался играть Глеб.
265
Когда подошел черед роли старшего лейтенанта Ре-
кало, два человека одновременно извлекли из-под стола
гитары и высоко подняли их в воздух. То были Яша
Зайцев и контролер ОТК второго механического цеха
Сережа Поздняков.
— Придется вам сразу устроить испытание, —
улыбнулся Головин. — Н.у-ка, товарищ Зайцев, спойте нам
первый куплет на мотив «Славное море...»
Яша провел рукой по струнам и запел:
Чортово море — штормовый котел,
Бурь и туманов бездонная бочка.
Штурман, зри в оба, куда б ты ки шел, —
Чуть зазеваешься... точка!
Яша пел превосходно. В переливах его голоса, в
неожиданных паузах сверкали безудержная удаль и
веселье.
— Пусть поет дальше!
— Яша! Еще!—закричали вокруг. Яша мягко
улыбнулся, тихонько тронул струны и запел:
Песня, чайкою лети-
На знакомые пути,
Да к земле родимой —
Под окно к любимой.
Эх, раз, да про нас
Заводи, струна, рассказ.
Яша вскинул голову, бесстрашно посмотрел в глаза
Наташе и продолжал петь, не отрывая отчаянного
взгляда:
Налетел девятый вал,
Буря ведьмой злится...
Тот, кто в море побывал,
Смерти не боится!
Эх! раз! Еще раз!
Еще много, много раз!
Все громко зааплодировали. Сережа отказался от