Страница 84 из 91
Влияние со стороны праздного класса не направлено последовательным образом ни против восстановления в правах протоантропоидного характера, ни в его поддержку. Что касается способности выживания индивидов, наделенных названными чертами, составляющими этот характер, то даже при избытке этих черт выживанию будет благоприятствовать привилегированное положение праздного класса, но косвенно, в результате действия праздно-светских канонов демонстративного расточительства средств и сил, институт праздного класса будет уменьшать вероятность выживания таких индивидов в массе населения. Изрядные требования расточительства поглощают излишек энергии, всецело направляя его на завистническую борьбу и не оставляя никакой альтернативы независтнического выражения жизни. Более отдаленные, менее осязаемые, духовные следствия канонов денежных приличий дают тот же результат, возможно еще более действенный. Каноны благопристойного образа жизни являются разработкой принципа завистнического сравнения, и соответствующим образом они последовательно содействуют подавлению всякого независтнического усилия и насаждению эгоистической позиции.
Глава XIV. Высшее образование как выражение денежной культуры
С той целью, чтобы в грядущем поколении мог сохраниться подходящий образ мысли по тем или иным вопросам, в общепризнанную систему общественной жизни, получая санкцию здравого смысла общества, включается академическое обучение. Формируемый таким образом под руководством преподавателей и академических традиция образ мысли имеет экономическое значение — как влияющий на полезность индивида — не менее реальное, чем экономическое значение образа мысли, формирующегося без такого руководства в школе повседневной жизни. Все характерные черты общепризнанных академических дисциплин и самой системы образования, которые объясняются наклонностями праздного класса или направляющим действием денежных критериев достоинства, нужно записать на счет института праздного класса, и любое экономическое значение этих черт образовательной системы будет являться частным выражением экономической роли этого института. Будет поэтому уместно рассмотреть специфические черты системы образования, которые объясняются праздносветским образом жизни и проявляются не только в целях и способах обучения, но также в диапазоне и характере прививаемых знаний. В образовании вообще и в высшем образовании в особенности как раз наиболее ярко и проявляются идеалы праздного класса; а так как наша цель не исчерпывающее сопоставление данных, показывающих воздействие денежной культуры на образование, а скорее иллюстрация того, каким способом я в каком направлении происходит влияние праздного класса на образование, то единственное, что мы попытаемся сделать, — это представить обзор ряда тех бросающихся в глаза особенностей системы высшего образования, которые могут служить в качестве такой иллюстрации.
По своему происхождению и начальному развитию образование в какой-то степени тесно связано с религиозной функцией общности, в частности с той системой обрядов, в которой выражается услужение, воздаваемое сверхъестественному праздному классу. Это услужение, посредством которого люди стремятся снискать расположение сверхъестественных сил в первобытных культах, является расходом времени и сил членов общности, бесполезным в производственном отношении. Его, следовательно, большей частью нужно относить к подставной праздности, исполняемой за сверхъестественные силы, с которыми ведутся таким образом переговоры и добрая воля которых обеспечивается, как это понимается, услужением и обетами подчинения. Сначала процесс образования сводился в основном к приобретению знаний и навыков свободного услужения сверхъестественной силе. Следовательно, по своему характеру образование весьма напоминало подготовку, необходимую для выполнения обязанностей слуги у мирского хозяина. Сведения, приобретаемые под руководством учителей-жрецов первобытной общности, были в основном сведениями о ритуалах и обрядах, т. е. о том, как наиболее должным, эффективным и приемлемым способом обращаться к сверхъестественным силам и служить им. Учились тому, как сделаться необходимым для этих сил и таким образом получить для себя возможность просить или даже требовать их вмешательства в ход событий либо воздержания от вмешательства в то или иное конкретное предприятие. Целью было умилостивление, и путь к достижению этой цели лежал в основном через приобретение навыков в подчинении. Видимо, лишь постепенно в ассортимент жреческих и шаманских наставлений проникали другие элементы, отличные от служения господину.
Жрец — служитель загадочных сил, владеющих внешним миром, занял положение посредника между этими силами и простой, неученой толпой, ибо он обладал знанием этикета сверхъестественного мира, благодаря которому, бывало, допускался в него. И как обыкновенно случается с посредниками между плебеями и их господами, будь господа настоящие или сверхъестественные, он находил целесообразным использовать имеющиеся у него материальные средства, чтобы внушать плебеям, что эти загадочные силы сделают все, о чем бы он ни попросил. Следовательно, вскоре составной частью жреческих профессиональных знаний стали сведения об определенных естественных процессах, которые можно было наряду с известной ловкостью рук с пользой применять для получения зрелищного эффекта. Знание такого рода выдается за знание «незнаемого», и использованию в жреческих целях оно обязано своей неясной природе. Таков, видимо, источник возникновения самого института образования; и его отделение от породивших его магических ритуалов и шаманского мошенничества было медленным и мучительным, и едва ли его можно считать законченным даже в наиболее передовых из высших учебных заведений.
В образовании все еще присутствует элемент «сокрытого», он, как и во все века, оказывается весьма привлекательным и эффективным средством, чтобы производить впечатление на неученых или даже осуществлять внушение; а ученость в воображении совсем неграмотных людей в значительной мере расценивается как близкое знакомство с оккультными силами. Так, например, не далее как в середине этого века норвежские крестьяне инстинктивно формулировали свое представление о высокой эрудиции таких отцов богословия, как Лютер, Меланктон, Педер Дасс, и даже еще только обучавшегося богословию Грюндвига в терминах причастности к тайной магии. Эти отцы богословия наряду с весьма обширным списком мелких знаменитостей, и живых и мертвых, были, по общему мнению, знатоками во всех магических искусствах, а их высокое положение в церковной иерархии вызывало у верных прихожан представление о их глубоком знакомстве с — магической практикой и оккультными науками. Есть аналогичный более близкий к нам факт, подтверждающий, что, по общему представлению, существует тесная связь между эрудицией и незнаемым; в то же время он послужит примером, показывающим в несколько грубых чертах, какое направление придает образ жизни праздного класса познавательному интересу. Хотя вера в оккультные науки всех видов и оттенков отнюдь не ограничивается средой праздного класса, этот класс поставляет в наши дни несоразмерно много верующих. Теми, чей образ мысли формируется не в контакте с современным производством, знание незнаемого все еще ощущается как окончательное, если не единственное, истинное знание.
Образование, стало быть, зарождается как побочный результат деятельности праздного класса жрецов, а высшее образование, до недавнего времени по крайней мере, оставалось в известном смысле побочным продуктом или побочным занятием духовенства. Когда увеличилась сумма систематизированных знаний, тут же возникло разделение, которое прослеживается с самого начала истории образования, — между эзотерическим и экзотерическим знанием; первое — насколько между тем и другим имеется существенная разница — включает в себя знания, главным образом бесполезные в экономическом или производственном отношении, а последнее включает в себя преимущественно знания о привычных производственных процессах и тех природных явлениях, которые человек обычно использовал для создания материальных условий жизни. Эта разграничительная линия со временем стала, по крайней мере в общем понимании, обычной границей между высшей и низшей ученостью.