Страница 43 из 91
На этом основании наилучшим в эстетическом отношении среди полезных объектов является простой, лишенный украшений предмет. Но так как недорогие предметы личного потребления отвергаются денежным каноном почтенности, удовлетворение нашего стремления к красивым вещам нужно искать посредством компромисса. Законы красоты нужно обойти каким-нибудь ухищрением, которое свидетельствовало бы о престижных расточительных расходах, согласуясь в то же время с нашими критическими представлениями о полезном и красивом или по крайней мере с каким-либо обычаем, пришедшим на смену этим представлениям. Здесь приходит на выручку ощущение новизны, а ему в свою очередь способствует любопытство, с которым люди смотрят на остроумные и озадачивающие изобретения. Так получается, что большинство предметов, якобы красивых и выполняющих свою функцию как красивые, обнаруживает немалую изобретательность замысла и рассчитано на то, чтобы озадачить зрителя — сбить его с толку намеками на невероятное, навести на не относящиеся к делу мысли, — свидетельствуя в то же время, что затраченный труд превосходит усилия, достаточные, чтобы сделать эти предметы оптимально пригодными для использования по их очевидному экономическому назначению.
Это можно показать на примере, взятом не из нашего обихода и повседневного окружения и таким образом находящимся вне сферы наших предубеждений. Таким примером является замечательная мантия из птичьих перьев на Гавайях или знаменитые резные рукоятки церемониальных стругов на некоторых островах Полинезии. Они неоспоримо красивы в том смысле, что радуют глаз сочетанием формы, линий и цвета, а также обнаруживают большую изобретательность в замысле и мастерство в воплощении. В то же время эти предметы обнаруживают явную непригодность для служения какому-либо иному экономическую назначению. Однако не всегда остроумные и озадачивающие решения, направляемые каноном расточительных усилий, дают такой удачный результат. Почти так же часто происходит практически полное подавление всех элементов, которые воспринимались бы как проявления красоты или полезности и служили бы заменой демонстративной неуместности, изобретательности и напрасного труда; в результате многие из предметов, которыми мы окружаем себя в повседневной жизни, и даже многие детали повседневного платья и украшений таковы, что мы миримся с ними исключительно под давлением предписывающей традиции. Примеры такого замещения красоты и полезности изобретательностью и расходом можно видеть в архитектуре жилых домов, в искусстве убранства домов, в разнообразных предметах одежды, особенно женского платья и одеяний священнослужителей.
Законы красоты требуют выражения всеобщего. «Новизна», соответствующая запросам демонстративного расточительства, идет вразрез с этими законами, превращая внешний вид объектов нашего вкуса в конгломерат индивидуальных черт; последние в свою очередь подвергаются отбору, подчиняясь канону дорогостоимости.
Процесс отбора художественных форм и их приспособления к целям демонстративного расточительства, замещение красоты эстетической красотой денежной — все это особенно сказалось в развитии архитектуры. Крайне трудно отыскать цивилизованный жилой дом или общественное здание, которые могли бы претендовать на что-то большее, чем представляться относительно безобидными всякому, кто способен отделить элементы красоты от элементов почтенного расточительства. Лучшие из сдаваемых в аренду жилищ и многоквартирных домов, представленные бесконечным разнообразием фасадов, — это сплошное архитектурное бедствие наших городов, бесчисленное разнообразие дорогостоящих неудобств. С точки зрения красоты лучшее, что есть в здании, являют собою стены торцов и задних дворов этих строений, оставленные архитектором нетронутыми.
То, что было сказано о влиянии закона демонстративного расточительства на каноны вкуса, будет оставаться справедливым, лишь с незначительно измененными условиями, в применении к нашим понятиям о полезности товаров в аспектах, отличных от эстетического. Товары производятся и потребляются как средства к более полному развертыванию человеческой жизнедеятельности, и их утилитарность в первую очередь заключается в их пригодности в качестве средств достижения этой цели. Это в первую очередь полнота проявления жизни индивида, взятая абсолютно безотносительно к обществу. Однако человеческая склонность к соперничеству воспользовалась потреблением товаров как средством установления различий при завистническом сравнении, наделив товары второстепенной утилитарностью и превратив их потребление в доказательство относительной платежеспособности. Эта косвенная или второстепенная польза потребительских товаров придает престиж потреблению, а также товарам, которые лучше всего отвечают состязательному аспекту потребления. Похвальным является потребление дорогостоящих товаров, а также товаров, которые содержат в себе ощутимый элемент стоимости сверх стоимости затрат, делающих товары пригодными для эффективного использования по очевидному физическому назначению. Признаки излишней дороговизны в товарах связываются, следовательно, с достоинством — они являются признаками того, что товары могут очень эффективно использоваться в косвенных, завистнических целях, которым должно служить потребление. И наоборот, товары, оставляют человека незаметным, а потому являются непривлекательными, если в них видна слишком экономная приспособленность к выполнению искомого физического назначения и нет места для той излишней дорогостоимости, на которой основывается самодовольное завистническое сравнение. Эта косвенная утилитарность придает значительную ценность товарам «лучших» сортов. Чтобы польстить вкусу, воспитанному так воспринимать полезность, предмет должен быть хотя бы в малой мере пригодным для такого косвенного употребления.
Люди исходя, может быть, из того, что недорогостоящий образ жизни указывает на неспособность много тратить и свидетельствует об отсутствии денежного успеха, тем не менее усвоили в результате привычку неодобрительно относиться к дешевым вещам как в сущности неприличным и лишенным достоинств именно потому, что они дешевы. С течением времени каждое последующее поколение получало в наследство от предшествующих этот обычай достойных похвалы расходов и в свой черед совершенствовало и укрепляло традиционный канон денежного престижа в потреблении товаров; в конце концов мы стали настолько убеждены, что любая недорогостоящая вещь лишена каких-либо достоинств, что уже не чувствуем ничего дурного в тривиальной фразе «Дешево, да гнило». Привычка с одобрением принимать дорогое и не одобрять все, что стоит недорого, так основательно укоренилась в нашем сознании, что мы инстинктивно настаиваем на присутствии хотя бы малого элемента расточительной дорогостоимости во всем, что мы потребляем, даже в том случае, когда условия потребления строго конфиденциальны и у нас в мыслях нет выставлять его напоказ. Искренне и не находя в том ничего дурного, мы все чувствуем себя в более приподнятом настроении, съедая свой обед, накрытый на дорогой скатерти, с помощью сработанных вручную столовых принадлежностей из серебра, с расписанного вручную фарфора (зачастую сомнительной художественной ценности). Всякий отход от образа жизни, который мы привыкли считать в этом отношении правильным, ощущается как вопиющее посягательство на наше человеческое достоинство. Так и свечи уже лет десять как стали приятнее любого другого источника света за обедом. Теперь свет свечи спокойнее, менее утомителен для благородных глаз, нежели свет керосиновой, газовой или электрической лампы. Этого нельзя было сказать еще тридцать лет назад или раньше, когда свечи были самым дешевым источником света, доступным для домашнего пользования. Однако свечи ведь и сегодня не дают удовлетворительного света, пригодного для какого-либо освещения, кроме церемониального.
Мудрый политик, еще здравствующий, сделал вывод, подытожив все это в таком афоризме: «Дешевое платье — недостойный человек», и, пожалуй, не найдется никого, жто бы не ощутил всей убедительности этого изречения. Привычка искать в товарах признаки избыточной дороговизны и требовать, чтобы во всех товарах была видна какая-то дополнительная, выгодная для завистнического сравнения утилитарность, приводит к изменению в критериях, по которым выводится общая оценка полезности товаров. В оценке товаров потребителем то, что доставляет почет, и то, что является грубо функциональным, не существует отдельно друг от друга, оба эти компонента составляют неразрывную в своей совокупности полезность товаров. При таком критерии ни один предмет не выдержит испытания на полезность, если будет обладать только достаточными физическими свойствами. Чтобы он являл собой завершенность и был вполне приемлем для потребителя, в нем должен быть виден и доставляющий почет элемент. Это приводит к тому, что производители предметов потребления направляют свои усилия на производство товаров, которые будут должным образом содержать компонент, способный приносить почет. Они будут делать это со все большим рвением и все более целенаправленно, так как они сами находятся в зависимости от того же критерия достоинств в товарах и были бы искренне огорчены при виде товаров, лишенных должной престижной завершенности. Следовательно, все воспроизводимые сегодня в какой угодно сфере товары в большей или меньшей степени включают в себя доставляющий почет компонент. Всякий потребитель, который, подобно Диогену, мог бы утверждать, что в его потреблении полностью отсутствуют доставляющие почет или расточительные элементы, не был бы в состоянии удовлетворить на современном рынке свои элементарные потребности. В самом деле, даже если бы он прибегнул к обеспечению своих потребностей собственными силами, для него было бы трудно, если вообще возможно, отделаться от распространенного в данное время образа мысли в рассматриваемом отношении. Так что он едва бы мог обеспечить удовлетворение потребности в предметах первой необходимости для однодневного потребления без того, чтобы инстинктивно и по недосмотру не включить в его натуральный продукт какого-нибудь такого доставляющего почет квазидекоративного элемента расточительного труда.